– Двадцать микрограммов, – приказал он.
– Сейчас мы подаем вам обезболивающее, – сказала Рита господину Лимерку. – Вы можете почувствовать головокружение. Так и должно быть, не переживайте.
Фридхоф аккуратно перехватил у Таи маску и сам встал над головой пациента.
– Как давно вы были в отпуске? – спросил у него Фридхоф.
– Полгода назад, – ответил пациент.
– А где вы были, если не секрет?
– В Таиланде.
– Правда? И как вам? Понравилось?
– Очень.
– А какое там море? – спросил Фридхоф, снова поднял глаза на Риту и внятно, но более тихо произнес: – Сто пятьдесят миллиграммов пропофола.
– Сейчас будет немного покалывать руку, – снова заговорила Рита с пациентом. – Не пугайтесь, так и должно быть. Я ввожу вам еще один медикамент.
– Хорошо, – послышался слабый голос Лимерка.
– И какое там море? – спросил Фридхоф, обхватив руки Таи и, чуть приподнимая маску над лицом засыпающего.
– Очень красивое… – заплетающимся языком ответил пациент. – Волны синие, а небо над водой как будто прозрачное…
– А какой там песок?
– А песок мягкий и белый…
– Вот представьте, что вы лежите на этом песке, и солнце светит на вас, и чуть припекает правую руку.
– Хорошо, – промямлил Лимерк и чуть более оживленно произнес: – Так здорово. А вы знали, что в Таиланде есть…
И тут раздался характерный храп: Лимерк отключился, не успев закрыть глаза.
– Да что это такое? – шутливо выругался Фридхоф на Риту. – Ты, как всегда, не вовремя. На самом интересном месте. Так мы и не узнаем, что там в Таиланде.
– Сказали же, что там песок белый… – буркнула Рита.
– Он сказал, что там есть еще что-то.
– Спросите, когда проснется.
Перехватив маску и, плотно прижав ее к лицу Лимерка, Фридхоф протянул Тае резервный мешок, показывая, с какой силой нужно давить, чтобы раздышать пациента, но не перерастянуть его легкие.
– Тридцать миллиграммов релаксанта ввела, – сказала Рита, отложив в сторону пустые шприцы.
– Хорошо. Не так быстро, госпожа Воронкова. Мы ведь в жизни не дышим с такой скоростью. Вот, посмотри сюда, – Фридхоф стал водить пальцем по экрану наркозного аппарата. – Это объем, который ты подаешь. Не переусердствуй. А теперь взгляни сюда. Это один из главных показателей: концентрация углекислого газа. Как ты думаешь, госпожа Воронкова, что хуже для пациента: гипокапния или гиперкапния?
Тая рассеянно замигала.
– Я думаю, что гипокапния хуже, – пробормотала она.
– Я тоже так думаю. А почему, не скажешь?
– Потому что… – Тая покраснела.
Заметив смущение девушки, Фридхоф улыбнулся. Даже плотная защитная маска не смогла скрыть его добродушную улыбку.
– Если выбирать из двух зол, то не критическая гиперкапния всё же лучше, – пояснил он. – Так как при гипокапнии у нас сужаются сосуды и могут даже слипнуться. Нам это нужно? Правильно, не нужно. К тому же, если концентрация углекислого газа будет низкой, то больной, попросту говоря, не захочет дышать после наркоза. Ты ведь знаешь, что именно при незначительной гиперкапнии у нас раздражается дыхательный центр, заставляя нас кашлять и активно дышать. Так что запомни, что эта цифра на мониторе не должна падать ниже тридцати пяти или тридцати процентов. Хорошо? Молодец. Всё ты понимаешь. Не волнуйся. Со временем всему научишься. А сейчас приступим к интубации. Пациент уже расслаблен.
Фридхоф умело реклинировал голову спящего, плотно прижался животом к его лбу, зафиксировав таким образом голову пациента в запрокинутом положении.
– В нашем деле иметь выпирающий живот очень важно. Видишь, какое практическое значение у живота в анестезиологии, – сказал Фридхоф. – Вот ты у нас тощая. Как будешь интубировать?
Рита хихикнула и подала Фридхофу ларингоскоп.
– Ларингоскоп в левую руку. Правой рукой открываешь рот. При введении ларингоскопа придерживаем верхние зубы, чтобы не повредить их. Очень аккуратно вводим вглубь. Подойди поближе. Видишь? Это голосовая щель. У него всё отлично видно. Потом осторожно вводим интубационную трубу. Вот по этой дуге ларингоскопа. Видишь, как я это делаю? Всё мягко, нежно. До отметки двадцать два при такой длинной шее. Теперь возьми фонендоскоп и послушай легкие.
Тая всё делала как во сне. Раньше она настолько была далека от анестезиологии, что даже не знала, как правильно пишется это слово на латыни. И сейчас каждый термин казался ей каким-то небесным бормотанием. Рита подала ей фонендоскоп, и Тая, неуверенно обмотав шею тугими дужками, начала вслушиваться. Фридхоф потянулся к молодой практикантке и накрыл ее сжатую кисть своей большой рукой. Тая чуть было не выронила блестящую головку фонендоскопа, но Фридхоф плотно сжал ее пальцы и принялся руководить ее сжатой на фонендоскопе кистью.
– Сначала слушаем в эпигастрии. Слышно что-нибудь?
– Нет, – покачала головой Тая.
– Всё правильно. И не должно быть слышно. Потом к правой груди. Слышно, как дышит?
– Да.
– Теперь к левой груди. Слышно?
– Да.
– Одинаково слышно? Или справа отчетливее?
– Одинаково.
– И это правильный ответ. Фиксируем трубу, Рита.
– Слушаюсь, доктор Майер.
Фридхоф стянул перчатки и повернул на аппарате банку с желтой крышкой, затем продезинфицировал руки. Тая повторила за ним.
– А это что? – спросила Тая, указывая на банку с синей крышкой.
– Это два газа. Желтый – это севофлюран. А синий – десфлюран.
– А в чём разница?
– О, всё очень просто. Севофлюран – это как «Ауди». А десфлюран – как «Порше».
– То есть?
– То есть, машину ты не водишь?
– Нет.
– Тогда твоё домашнее задание на сегодня: почитать про эти два газа и сказать мне, почему севофлюран сравним с «Ауди», а десфлюран – с «Порше».
– То есть мне еще и про автомобили прочитать? – спросила Тая, вытаращив на него свои огромные глаза.
– А кто сказал, что учеба должна быть скучной? Раз ты вызвалась быть моей ученицей, то знай, что я люблю всесторонне развитых людей.
– Это точно, – подтвердила Рита. – Доктор Майер во всём разбирается.
– И даже носки умею вязать, – подхватил Фридхоф.
– И даже балет танцует, – сказала Рита.
Фридхоф тут же форсированно выпрямился, поднял над головой руки и замельтешил на цыпочках – ну прямо как настоящая балерина. Да при этом делая такое важное лицо, словно он и в самом деле на сцене Большого театра. Рита и Тая хором прыснули. Знали бы пациенты, чем занимаются анестезиологи над их похрапывающими головами. Тая еще не была знакома с этой профессией, но ей уже думалось, что все анестезиологи немного свихнутые, но при этом имеют по восемь рук и шесть пар глаз.
Рядом с Фридхофом Тая ощущала себя первоклашкой во всём. Фридхоф же казался ей умудренным профессором с чуть съехавшей на бок крышей. Но, может быть, поэтому она его совсем не боялась. Хотя некое смятение всё же присутствовало, потому как ей всё время было стыдно от того, что она не могла дать доктору Майеру правильный ответ, когда он ее по ходу дела коротко экзаменовал. Но Фридхоф казался ей любезным и дружелюбным, чтобы уж слишком стыдиться перед ним своих пробелов в обучении. К тому же Тая с самого начала предупредила его, что совсем не имеет опыта в анестезиологии. Вот почему первого рабочего дня Тая боялась как огня. Она даже не знала, что ее ожидает, пока не пришел Фридхоф. Теперь же она с удивлением обнаружила, что это куда интереснее и занятнее, чем она себе рисовала. Даже держать маску над головой пациента было куда приятнее, чем простукивать больного неврологическим молотком. И, судя по шутливой и непринужденной атмосфере, которая царила вокруг ее наставника, дальнейшее обучение обещает быть занятным.
– Мы готовы! Мы готовы! – прокричал Фридхоф, заглядывая в операционную.
– Доктор Майер, доброе утро! – захихикала операционная медсестра. – Вы, как всегда, у нас на подъеме.
– Еще бы! – сказала Рита. – К тому же сегодня при нем молоденькая ассистентка.
– Вот проказник! – сказал выросший на пороге хирург с поднятыми вверх влажными кистями рук. – Приятно, наверное, когда тебе чуть ли не в рот заглядывают.
– Завидуем молча, – ответил Фридхоф. – Тая, иди сюда. Познакомьтесь, это наша новая ассистентка Тая Воронкова из Украины.
Тая, как послушная девочка, поздоровалась. Еще немного – и она бы сделала реверанс, так ей хотелось выказать свое почтение присутствующим.
– Тая, это доктор Уайс. А это его медсестра Джессика.
Они любезно улыбнулись, и снова это, теперь уже привычное, подмигивание глазами. Тая подумала, что ей не мешало бы дома потренироваться перед зеркалом, чтобы уметь так здороваться со всеми».
ГЛАВА 2
– Привет, Оливия! – бодро поприветствовал Райан.
– Привет, Райан, – ответила Оливия и уже приготовилась отвечать на его дежурные вопросы.
– Как прошел твой день? Что делала сегодня? – не замедлил спросить Райан.
– Всё у меня хорошо. Сегодня ушла с работы пораньше, чтобы уделить больше времени книге.
– Как движется процесс написания книги?
– Тоже неплохо. Постепенно знакомлюсь со своей главной героиней. К счастью, вокруг ее имени постоянно вьются какие-то разговоры, так что недостатка в информации нет. Сложно пока разобрать, где правда, а где вымысел. Но за эту неделю я сблизилась с одной медсестрой, которая постоянно ассистировала Тае. Так мне удалось узнать довольно забавные подробности ее обучения.
– Это здорово. Я рад, что у тебя всё получается.
– Но пока что всё равно мне сложно. Так как всё же большая часть персонала недолюбливает Таю. Порой рассказывают такие неприглядные подробности, что невольно зарождаются мысли, что в этот раз моя героиня будет отрицательным персонажем.
– Если это окажется так, что будешь делать? Будешь искать другого героя или начнешь писать другую книгу?
– Нет. Я не имею привычки бросать начатое и питать неприязнь к тому, что я делаю. Я всегда люблю своих персонажей и всегда найду кучу аргументов, чтобы объяснить их поступки.
– Это очень интересно. Я думаю, это по-христиански.
«Ого, это что-то новое…» – подумала Оливия. Она настолько привыкла к его дежурным репликам, что уже даже не обращала на них внимание. И тут такое неожиданное замечание.
– Могу я спросить, ты веруешь в Бога? – последовал не менее странный вопрос.
Оливия насторожилась. Вопрос веры она считала более чем интимным и поэтому обычно старалась избегать подобных тем. Но ей на секунду показалось, что Райан как будто нарочно искал возможность выудить у нее эту информацию. И сделал это так неуклюже… Немного поразмыслив, она ответила:
– Да, я верю в Иисуса Христа. Я приняла эту веру и крестилась, когда мне исполнилось восемнадцать. Ты, я так понимаю, тоже?
– Да, – ответил он, не скрывая своей радости.
Лицо Райана просияло такой улыбкой, что Оливия впервые всерьез задумалась над тем, что по другую сторону экрана сидит всё же живой человек, а не робот. В этой секундной улыбке мелькнуло какое-то особое тепло. Как будто он узнал в ней очень дальнего друга.
– Это здорово, – ответила Оливия и сама удивилась тому, как наигранно она это произнесла.
Между экранами повисла пауза. Оливия не могла понять, чего это они так друг на друга уставились. Да еще с такими маслеными улыбками, что она сама захотела двинуть себе и ему по носу, чтобы прийти в себя.
– Мы сегодня будем заниматься английским? – еле выдавила Оливия.
– О, конечно! – возбужденно ответил Райан, словно пробудившись от сна. – В прошлый раз мы остановились на шестнадцатой странице. Давай закончим с этой темой, а потом перейдем к новому модулю, или, если хочешь, можем просто пообщаться… То есть попрактиковать пройденную грамматику в разговоре. А новую тему начнем на следующем занятии. Если, конечно, ты не против.
– То есть мы сегодня не будем проходить новую тему?
– Это зависит от тебя. Сделаем так, как скажешь.
Оливия заметила, как на его чуть впалых щеках мелькнуло смятение, а по длинной шее, как на ниточке, подернулся кадык. Видимо, он смутился. «Что-то странно он сегодня себя ведет», – с подозрением подумала Оливия.
– Дай подумать… – ответила она и через несколько секунд ответила: – Хорошо, давай начнем новую тему со следующего занятия.
Райан так широко улыбнулся, что Оливии стало немного жарко от этого. «Надо же, как обрадовался… – хмыкнула она про себя. – Даже не подумал замаскировать свое довольное лицо. Посмотрим, куда он клонит».
