Шарль Бодлер "Цветы зла. Перевод с французского языка Веры Адамантовой"

У вас в руках удивительная книга. Во-первых, сборник сонетов Шарля Бодлера привлекает необычностью и символизмом. Во-вторых, это первый перевод на русский язык, который выполнил не поэт, а профессиональный переводчик.Поэтому за строками «Цветов…» мы слышим не поэтические формы Брюсова, Северянина, Эллиса, Бальмонта, а образы, ритм и мысли самого автора. Для переводчицы Веры Адамантовой это серьезный вызов – передать язык Бодлера, который считается «непереводимым» поэтом. Результат перед вами.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006067486

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 12.10.2023

Устремиться к ярким, спокойным полям;

Тот, у кого мысль одолеет бессилье,
И, как жаворонок, полетит к небесам,
– Кто реет по жизни и поймёт без усилья
Язык вещей и цветов по утрам!

Соответствия

Природа – храм, где от живых столпов
Порой растут неясные слова;
Человек там проходит лес даров,
Которые даёт ему привычная среда.

Как эхо долгое расходится по звеньям
Глубокий и мятежный гул унять,
За тёмной ночью будет ясный день,
Так цвет, запах, звук должны в единстве отвечать.

Есть запахи – свежее рта ребёнка,
Как гобой мягки, как степи зелены,
Другие – тайные, богатые и тонкие,

Они бессмертию подчинены,
Так амбра, муск, бензой и фимиам
Несут и дух, и смысл словам.

Маяки (светочи)

Рубенс, река забвений, сад лени вечной,
Постель из свежей плоти, где любовь не знает сна,
Но куда жизнь течёт, крутясь бесконечно,
Как воздух в небе и как моря волна.

Леонардо да Винчи, мрачное зеркало без дна,
Где милые ангелы, нежную улыбку утоля,
Полные тайны, осеняют тёмные места
Ледников и сосен, запирающих их края.

Рембрант, грустный госпиталь, полный шептаний,
Украшенный только большим распятьем,
Где скорбная молитва изливается бранью,
И внезапный зимний луч пронзает проклятья,

Микеланджело, пустырь, где сквозь Геркулесовы Тернии,
Поднимаются ввысь, смешаясь с Христами,
Мощные призраки, которые во мгле вечерней
Рвут саваны, вытягивая пальцы, своими руками.

С яростью боксёра, с безумием фавна,
Собравший в себе дар слуги прекрасный,
С гордостью в сердце, человек хилый и славный,
Пюже, император рабов, задумчивый, страстный.

Ватто, именитых сердец карнавал,
Где мотыльки летят и сгорают в огне,
Где украшают легко, с блеском, бал,
Добавляя безумие в вертящемся сне.

Гойя, полный жестокого кошмара,
Где есть зародыши, которых варят на шабаш,
Где старухи в зеркале и детей нагих пара,
Для соблазна которых готовят демонов ералаш.
Делакруа, озеро крови, где живут злые гении,
В тени рощи вечнозелёные елей лекала,
Где под тёмным небом фанфар упоение
Проходит, как вздох Вебера под сурдинку усталый.

Эти проклятия, кощунства, жалобы бесконечные,
Эти экстазы, крики, слёзы – Te Deum, —
Эхо повтора тысячью лабиринтов вечных;
Для сердца смертных – это божий опиум!

Это крик, повторённый тысячами на часах,
Приказ, посланный рупором тысячам на посту;
Это горящий маяк на тысячах крепостях,
Зов охотников, потерявшихся в дремучем лесу!

Поистине, Господи, лучший свидетель
Нашего уважения, которого не счесть,
Из века в век, это пылких рыданий благодетель,
На берег вашей вечности, приходящий умереть!

Продажная муза

О, Муза сердца моего, любовница царей,
Найдётся ль у тебя в Хладе январей,
В чёрной скуке заснеженных ночей,
Для хладных ног тепло от головней?

Зажжёшь ль блеск ты мрамора плечами
Под редкими вечерними лучами?
Когда нет ни гроша и ни дворца,
Приемлишь ль злато ты с лазурного крыльца?

Чтоб есть свой хлеб, ты неизменно,
Как дитя-певчий, должна в ночи самозабвенно
Петь «Te Deum», пусть вера не крепка.

Иль, как паяц голодный в представлении,
Смешить, скрывая слёзы и мучения,
Когда от вульгарности – тоска.

Плохой монах

С больших стен старых монастырей
Эффект шёл от картин Святых Взываний,
Согревая бдения долгих ночей,
Умеряя строгость созерцаний.

Когда Христос расцветил те времена посева,
Не один известный монах, теперь встречен пустотой,
Творил, как в ателье, на похоронах и без гнева
Прославлял Смерть с особой простотой.

– Душа моя – могила, где как плохой монах,
Иду я в вечность и превращаюсь в прах;
Ничто не скрасит мрак моих ночей.

О, монах бессильный! Как сохранить средь тесноты
В живом спектакле грустной нищеты
Работу рук и любовь моих очей?

Враг

Моя юность прошла, как бешеный гром,
Порой вперемешку с солнечным блеском;
Гроза свершила такой разгром,
Что в саду осталось мало плодов чудесных.

Но ближе к осени идеи уже дремлют,
И нужно браться за лопаты, вилы,
Чтоб заново собрать затопленные земли,
Где вода роет большие дыры, как могилы.

И кто знает, найдут ли новые цветы
В земле, в песок размытый, – мои мечты, —
Мистический продукт, который даст им силу?

О, боль! о, боль! Сжигает Время силы,
И смутный Враг, грызущий сердца кровь,
Её теряя, растёт и созревает вновь!

Неудачник (невезение)

Чтобы нести такой груз легко,
Сизиф, я о твоём мужестве мечтал!
Хотя я труд близко к сердцу принимал,
Искусство вечно и Время коротко.

Далеко от знаменитых погребений,
Ближе к кладбищу в глуби,
Как тамбур под парусом, сердце моё в скорби,
Идёт круто под марши хоронений.

– Многие ценности спят в захоронении
Во мраке и полном забвении,
Далеко от зондов в тесноте;

Многие цветы испускают в сожалении
Свой аромат нежный от прикосновения,
Как секрет в глубокой пустоте.

Ранняя жизнь

Я долго жил под портиком широким,
Солнцем окрашенным в тысячу огней,
Где от столбов прямых в порядке строгом
Шёл вечером отсвет от базальтовых теней.

Волны, катясь, гремели в небесах
И смешивали торжественно, мистически,

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом