Мощный аккорд их музыки фантастической
С цветом заката солнца в моих глазах.
Здесь я жил в спокойном наслаждении,
Средь волн, лазури и чудес,
И, с запахом рабы нагие, под куполом небес,
Освежали пальмами мой лоб со рвением,
Для них одна была забота – продвигать
Секрет страданий, заставивших меня изнемогать.
Цыгане в пути
Племя профетическое, с жаркими глазами,
Вчера пустилось в путь, малюток унося
На спинах, к их аппетиту поднося
Сокровище, готовое под висячими сосками.
Мужья бредут пешком, силой цепких рук
Таща повозки, где семьи съёжились сейчас,
Устремляют в небо взор тяжёлых глаз,
Скорбя угрюмо о химере мук.
Со дна своей норы в песке, паук,
Смотря на проходящих, удваивает свой звук;
Сивилла[1 - Сивилла – фригийская Богиня плодородия (3 века до н.э.).] место зеленит, её горячая любовь
Топит скалу и чарует пустыню
Пред путниками, для них открыта ныне
Империя родная во тьме будущего вновь.
Человек и море
Человек свободы, ты полюбишь море навсегда!
Море – зеркало, где твоя душа объемлит,
Что отражает бесконечная волна,
А твой горький дух ей в бездне внемлет.
Ты любишь созерцать своё изображенье,
В него впиваясь руками и глазами, и печали
Часто замирают от твоего волнения
Под шум необузданной и дикой дали.
Вы оба угрюмы и скромны:
Человек, тебя тщетно мерят много лет;
О, море, никто не знает чар твоей волны;
Вы ревностно храните свой секрет!
Однако, уж веками, без милости, без угрызения,
Вы бьётесь за бессмысленную твердь;
Настолько оба любите резню и смерть.
О, вечные бойцы! о, братья непримиренья!
Дон Жуан в преисподней (в аду)
Когда Дон Жуан спустился в первый круг
И отдал Харону свою оплату,
Один мрачный нищий, Антисфена гордый друг,
Схватил его весло, как мщение, в расплату.
С обвислыми грудями, в одеяниях нескромных,
Под чёрным небосводом, женщин рой
Кривлялся, как стадо тварей вероломных;
За ним полз исступлённый вой.
Сганарелла, смеясь, просил залог под их игру,
А Дон Луис перстом дрожащих рук
Указывал на мёртвых, ползущих по кругу,
Дерзкий сын же морщился от всех их мук.
Чистая Эльвира, в трауре, испуская клик,
Забыв измену любовника и бывшего супруга,
Казалось, требовала его первой клятвы миг,
Когда он был её нежным другом.
Прямой в своих доспехах, большой каменный гость,
Держа штурвал, волну достойно разрезал;
Но спокойный герой, опёршись на рапиру, как на трость,
Смотрел презренно за корму и ничего не замечал.
Наказание спеси
(Анекдот)
В то прекрасное время, когда в Теологии
Весна расцветала в соку и энергии,
Говорят, что известный доктор оживил
Мёртвые сердца и их расшевелил.
В глубокой чёрной глубине он там
Дошёл до славы по своим делам,
По пути незнакомому, он сумел постичь
То, куда только чистый Разум мог достичь, —
Так достигши высоко, обуял его страх панический,
Он вскричал, полный спеси сатанической:
«Иисус Христос! Я тебя продвинул высоко!
Но, если захочу, уменьшу твоё торжество,
Без доспехов, у стыда и славы будет один ход,
И ты станешь только ничтожный, утробный плод!»
Внезапно его разум оделся пеленой.
Яркое солнце покрылось мглой;
Ужасный хаос клокотал в мозгу,
Храм, раньше живой, богатый, согнулся в дугу.
Под пышным потолком с фресками святыми
Молчание и ночь стояли не живыми.
Как в подземелье без ключа, как дикий зверь,
Он бродил по улицам теперь,
Не видя ничего, переступив порог,
Он лето от зимы отличить не мог,
Как грязный, скверный лоскут старых вещей,
Он стал мишенью радости и смеха детей.
Красота
Прекрасна я, о, смертные! как статуя,
А грудь моя – поэту вдохновенье
И гибель, плата за любви мгновенье,
Она безмолвна, вечна, как материя.
Как Сфинкс, я царствую в лазури и горжусь,
Что бела, как лебедь, холодна, как иней;
Я – ненависть движенья, что смешивает линии,
Никогда я не плачу, никогда не смеюсь.
Поэтов я обликом своим влеку,
Как гордый памятник бесстрастья,
Они сжигают дни свои в несчастье;
Но делают, покорные, как я хочу:
Краса моих очей с чистотой зеркал
Возбудит навечно их любви накал!
Идеал
Никогда эти красавицы виньеток,
Негодные дары скабрёзного века творения,
В ботинках вышитых, на пальцах – кастаньеты,
Не смогут соблазнить моего сердца биение.
Я оставлю для Гаварни, поэту хлороза,
Его больных, журчащих красоток аврал,
Так как не могу найти в бледных розах
Цветок, похожий на мой алый идеал.
То, что нужно этому тайному сердцу, мгла,
Это вы, леди Макбет, могучая душа зла;
Мечта Эсхила в буйстве жалит раны;
Или ты в странной позе, великая Ночь,
Тихо рвёшь, как Микельанджело дочь,
Свои жеманные прелести в пастях Титанов!
Гигантша
В то время, как Природа в полном вдохновении
Рожала чудовищных детей в упорный взлёт,
С молодой гигантшей я б жить хотел в благоговении,
Как в ногах у королевы сладострастный кот.
Я б хотел знать, как её тело с душой горело,
Расти свободно на свой риск и страх,
Угадать, как в сердце пламя тёмное тлело,
Сквозь влажный туман, плывущий в её глазах.
Разглядывать свободно и прелестей не счесть,
Карабкаться на колено, где попросту присесть,
А иногда летом, когда всё млеет от жары,
Усталую, положить её вглуби полей
И уснуть беспечно в тени её грудей,
Как мирное сельцо у подножия горы.
