– Нам – хранителям – даны силы, которых мы подчас и сами не понимаем. Я стремился разгадать их секрет, раскрыть тайну нашей трансформации, подчинить своему контролю природу… Я возвращал к жизни не только оболочку тела, но воссоединял её с тонкими сферами. Я мнил себя мудрее богов и шёл против их замысла, возвращая друг другу тех, кто был разлучён болезнью и смертью… Я совмещал несопоставимое, находил навеки утраченное…
– …Тогда тебя и прозвали Змеем, который исполняет желания? – догадалась Дженна. – Вот откуда взялась эта история, и она не легенда вовсе.
– Да, это было на самом деле, – подтвердил Катан. – Я был пьян своим могуществом и, в жажде достигнуть совершенства, пал глубже, чем мог помыслить… Мои эксперименты обошлись очень дорого. Хранитель не должен пытаться препарировать божественный Замысел и вмешиваться в естественный ход событий. Помни об этом, Дженна…
– Но почему? – недоумевала девушка. – Что плохого в стремлении к совершенству?
Катан ласково посмотрел на ученицу.
– Ты наверняка очень хорошо училась в школе? Поэтому ты так беспокоишься за уроки Йон-Йона.
– Это так очевидно? – кивнула Дженна, скрывая улыбку. – Меня дразнили «пятёрышницей»…
– Забудь о совершенстве и высоких оценках, – посоветовал маг. – О том же я время от времени напоминаю и самому себе. Даже обладая всей мудростью богов, мы не можем играть на равных с Единым. Мы должны ошибаться и признавать своё поражение. В этом есть прелесть Его Замысла…
* * *
Многие дни Дженна проводила, читая книги в Пустынной библиотеке. Когда учитель оставлял её одну, чародейка изменяла установленному им учебному распорядку.
Она была уверена: Катан, с такой тщательностью собравший свою тайную библиотеку, наверняка сохранил и запретные записи об экспериментах с трансформациями. Девушка не сомневалась, их ищет и Дэзерт, который был знаком со своим Мудрецом куда лучше, чем его ученица.
Впрочем, это были лишь догадки. Поэтому Дженна нуждалась в дополнительных сведениях.
– …Добрый день, Ваше Змейшество, – привычно поприветствовала императора чародейка. – Не соизволишь ли снизойти до своей Мудрицы?
– Нынче я не склонен к беседам, – раздался ответ из темноты верхних ярусов.
– Очень жаль, – сообщила ему девушка, поудобнее устраиваясь в кресле за рабочим столом и делая вид, что тема разговора волнует её, но не сильно. – Потому что Лилио грозится погибнуть от тоски, оставшись без твоих бесед…
Тёмная тень, образовавшаяся перед чародейкой, обрела плоть. Лион Великолепный стоял, запахнутый в алый ночной халат, взъерошенный и небритый.
– Что ты сказала, Мудрица? – осклабился он.
– Я говорю, что Лилио сильно тоскует, – спокойно ответила Дженна, глядя на демона исподлобья. – Тоска и прибрежные воды плохо сказываются на её здоровье.
– Ты обманываешь! – взбесился Дэзерт. – Это козни твоих западников!
Чародейка протянула ему розовую жемчужину.
– Это мне подарила русалка. Мы подружились с Лилио, так уж вышло – мы обе любим петь…
Его Великолепие тяжело рухнул в кресло напротив Дженны.
– Я тоскую по её голосу… – простонал он.
– И что тебе мешает слушать его хоть каждый день? – удивилась девушка.
– Она не поведала тебе? – демон с тревогой посмотрел на Дженну.
– Я знаю, что ты ищешь возможность заменить её хвост на ноги, – кивнула та. – А беседы с Катаном навели меня на мысль, что он против подобных трансформаций.
– Ты сказала Мудрецу о Лилио?
– Нет нужды, он и сам всё знает.
– …О том, к кому бегает его Джилия, – тоже, – зло ухмыльнулся император.
– Я догадалась, – улыбнулась ему Дженна. – И как думаешь, что он собирается со всем этим делать?
– Ничего, – покачал головой Дэзерт. – Он вмешивается лишь в крайнем случае… Да и зачем? Я не смогу вызволить Лилио из её родной стихии, а Джилии не позволю выйти за Журавля.
– А если Лилио всё же будет твоей? – подняла бровь Дженна. – Ты отпустишь Джилию?
Дэзерт задумчиво почесал небритый подбородок.
– В таком случае пусть делает что хочет… Но… – он прищурился, глядя на собеседницу. – Ты что, хочешь помочь нам с Лилио?
– Я хочу, чтобы восторжествовала любовь, а не принуждение, – кивнула девушка.
– И ради этого ты пойдёшь против учителя?
– Ты же сказал, что в крайнем случае он вмешается.
Демон с сомнением фыркнул и отвернулся.
– Ты не сможешь, Мудрица. У тебя не хватит знаний…
– А у тебя? – поинтересовалась Дженна. – Неспроста же ты с таким усердием ищешь ответ…
– А я, кажется, сошёл с ума…
– В таком случае не разумней ли будет объединить усилия? – предложила Дженна. – Расскажи мне, что ты ищешь? Где уже искал? И где подозреваешь необходимые нам записи?
Дэзерт с сомнением поглядел на девушку, снова почесал щетину.
– Мне нужно подумать…
– Думай сколько угодно, – бесстрастно ответила Дженна, вернувшись к своему чтению. – Или расскажи мне всё, что знаешь, а сам отправляйся к Лилио… – она подняла глаза на императора, усмехнувшись. – Пока ещё твою рыбку не нашла какая-нибудь птичка.
– А ты злее, чем кажешься, Дженна, – улыбнулся демон. – Что ж, мне это нравится… Сделай так, чтобы русалка получила свои ножки, – и клянусь, я отдам Журавлю его Ласточку.
– Договорились… – кивнула чародейка.
– …Пусть льстит себе мнимой победой, – смеясь, добавил Дэзерт, глядя на девушку сверху вниз. – Он ведь ещё не знает, что его главный козырь – легенда о хранителе, рождённом на болотах Аватни, – ускользнул из его рукава?
Дженна молчала, стиснув губы в тонкой напряжённой улыбке. Демон наклонился к ней ближе и продолжил шёпотом:
– Аликс думает, что народ Лалинги пойдёт за ним, как за хранителем, который возвещает Великое время перемен… Сколько лингов он потратил, чтобы запудрить мозги моим гражданам, на журавликов и на свою идиотскую агитацию! Несчастный, он даже не подозревает, что хранителем оказался не он, – Лион Великолепный скривил рот в надменной улыбке, – а ты… Помни об этом! Помни: если что-то будет не так с Лилио, я позабочусь о том, чтобы твой друг узнал правду о Демонке… И чтобы мой народ узнал правду о нём…
– Зря пугаешь меня, демон, – улыбнулась ему Дженна. – Зря думаешь, что Аликс – мой друг. Я не испытываю симпатии к Журавлю. Мне глубоко плевать на ваше соперничество. Но Джилия любит этого мальчишку, и она дорога Катану… А Катан, – девушка улыбнулась шире, – дорог мне. Вот и весь расклад нашей игры. Никаких козырей в рукавах – всё честно.
* * *
По долгу хранительницы и из собственного интереса Дженна нередко покидала Фалассию и путешествовала в другие Пределы.
Дальние острова поразили её своей суровой скупостью и величием. Покрытые снегами пики молодых гор пронзали серый купол неба. Каменные волны более древних гигантов складывались в бесконечное каменное море. Подножия застилали туманы, под пологом которых благоденствовали лишайники и мхи.
Долины, где располагались главные поселения гномов, троллей и огров, покрывал ковёр трав и дебри колючих кустарников. У озера неподалёку от Стайнира вырос берёзовый лес, названный за рисунок ветвей Пляшущим. А ближе к Фьёдлу низины одноимённой лесу реки облюбовали гигантские травы, напоминающие ажурные веера, зонтики, оранжевые, голубые и розовые кочаны капусты.
Каждую часть этих удивительных растений использовали в пищу клуриконы и другие низкорослые дети Дану. Ельс-Кан так обрадовался появлению старой знакомой, что не отпустил её, пока Дженна не перепробовала всё разнообразие блюд, приготовленных из довольно костлявой дичи, скальных грызунов, вполне мясистых корней и цветов гигантских трав.
Витали основного острова из череды Дальних текла размерено и ровно. Её простая песня напоминала характер жителей, а рисунок был подобен деревьям Пляшущего леса: извилистый, но лаконичный, с толстыми и сильными каналами.
А вот хвойные чащи эльфийского королевства Стйорн, напротив, оказались непроходимыми. Течение их энергий было густым, спутанным и выглядело удручающе. Оно напоминало волосы, которых много лун не касался гребень.
Дженна будто оказалась в давно заброшенном саду, где в борьбе за свет солнца растения оказались одинаково сильны и почти погубили друг друга! Паразитирующие лианы спеленали деревья. Омертвелые кроны с густой сетью ветвей удерживали и без того редкое в этом Пределе солнце, не позволяя расти своим же детям.
Хранительница побродила по теням чащи, попробовала на вкус местные грибы и ягоды. Она осмотрела флору, фауну и тонкие структуры, бережно записав все наблюдения в дневник. Чародейка ясно чуяла напряжённые вибрации, голод хищников, испуг мелких зверей.
Олени и волки, медведи и рыси, населяющие лес, прятались от неё. Но и хранительница не рискнула оставаться здесь надолго. Не стала она вмешиваться и в ход витали.
В конце концов, эльфы, в отличие от других народов, владели магией, а значит, обладали властью и сами несли ответственность за беспорядок в собственном доме. О чём они думали, чего добивались бездействием? Какая трагедия заставила их изменить своей природе?
Или же у эльфов Сет она отличалась от созданий Сии, которые заботились о лесах? Хранительница не бралась судить, не пообщавшись с виновниками запустения. Но если жители гор встретили Дженну гостеприимно, то прекрасноликих она не увидела вовсе.
Могучие энергии звучали в мелодии северного Предела. Королевства Хима и Хон благоденствовали, как ни одни другие острова. На этой плодородной почве в Мяонге процветали травники, минералоги, алхимики и целители. Хаон был славен своими изобретателями, инженерами и пиромантами.
Уже много лет в столице Хима лекари использовали в работе селитру и серу. В столице Хон изобретатели усовершенствовали смесь, добавив «огненное масло» и другие ингредиенты, которые, разумеется, держались в тайне. Таким образом в Сет появился порох – с химхонского «пламя исцеляющее».
Однако всё исцеляющее род человеческий умело использовал для ровно противоположных задач. Пироманты и алхимики не остановились и пошли дальше, создав поистине чудовищную субстанцию. Дженне, которая кое-что знала об оружии массового поражения из истории родного мира, довелось увидеть последствия…
Горная гряда Шойичи на восточной стороне Хона была одним из самых прекрасных мест Сет. Разные народы в разные времена нарекали её «Хребтом дракона», «Пальцами богов». Были и более смелые сравнения, которые могли вогнать в краску невинных дев, но более точно характеризовали горные леса и бурлящую в них витали живой воды.
Узкие столбы, покрытые шапками сосен, вытягивались до самого неба. Во время восхода и заката низины застилали туманы. И косые солнечные лучи, дроблёные «каменными пальцами», рисовали на белом полотне дивные узоры.
Но ближе к южному порталу Хона зрелище резко менялось. Будто древние гиганты в неистовой схватке раздробили величественные пики. Подножия гор, уцелевшие от камнепада, стояли голыми: ни кустарника, ни травинки. Прилегающие к ним селения опустели.
Бродя в тенях по серым безжизненным обломкам, Дженна с содроганием, вспоминала родной мир, его оттенки и мелодии. Даже безвкусные запахи напоминали о нём. Не было слышно ни единого звука жизни. Лишь одинокий ветер гонял пыль и двигал мелкие камешки.
В отличие от Дальних островов, пустынные пейзажи были сотворены не силами мёртвой воды, а умами и руками людей. Южные провинции Хона позволили использовать свои земли для испытания горючей смеси. Изобретение пиромантов выжгло не только растительность, но саму живую воду в почве, оставив местность бесплодной на долгие годы… если не на века.
Самое необыкновенное пение разливалось по Ома-Ома, причём в прямом смысле слова! Неспроста учитель танцев Дженны был уроженцем этого небольшого острова. Песни и танцы оказались неотъемлемой частью культуры, досуга и даже рабочих будней ома-омцев.
И не удивительно, что местные природные орнаменты вдохновляли художников и модниц Лалинги, а краски ценились во всех известных Пределах. Раскрашенные ими ткани не просто восхитительно выглядели, но и влияли на витали созданий. Они поднимали настроение и насыщали душу силой живой воды.
Дженна могла часами стоять посреди ярких полей, пить глазами цветастый простор и впитывать кожей буйство ароматов. Багряные ула, васильковые пуло, лимонные и оранжевые алани, розовые пуа, бирюзовые, фиолетовые, изумрудные чашечки – складывались в безбрежные моря цвета.
Интересно, что в цветах содержался стойкий пигмент, который при обработке мог менять оттенок. Ула во время нагревания зеленели, а пуло краснели. И при этом, несмотря на свой необычайный аромат, лишь немногие растения подходили для парфюмерии.
Благовония для окуривания воздуха чаще делали из химхонских растений и их смол. А лаванда, жасмин и роза для создания эфирных масел и эссенций лучше росли на Оверските. Дикую мимозу собирали на Фалассии. Катан же отдал своё предпочтение степным травам Элибрэ и вереску Грага.
– Чем тяжелее условия произрастания, тем интереснее ароматы, – говорил некромант.
Конечно, не всё так радужно складывалось на Ома-Ома. Среди сложной пестроты, богатых вкусов и запахов здесь произрастало множество ядовитых растений, от которых погибали несведущие или любопытные, в том числе и дети. Некоторые растения использовали лекари, другие обходили стороной даже они.
Попав на поля кровавых моу-хау, можно было уснуть вечным сном, лишь вдохнув их аромат. А отведав плоды деревьев хуа-ава, сладкие на первый укус и напоминающие зелёные яблоки, – попросту сжечь себя изнутри.
Кроме известных Дженне насекомых цветочные поля Та опыляли и крохотные птички, чья слюна была не менее ядовитой, чем яд пчёл или змей. А в пресноводном озере у поселения Ио обитали виды рыб, мясо которых при неправильном приготовлении могло отправить к Реке забвения любого хранителя.
К тому же, как и другие острова, близкие к жаркому Востоку, королевство страдало от засухи. Вместе с весёлыми ритмами звучали в текстах песен и сказаниях трагические мотивы. Как и многие народы, островитяне объясняли природные явления расставаниями и воссоединениями богов, ссорами и битвами между духами.
– Случилось это ещё во времена до всех известных времён, – говорила пожилая, высушенная солнцем сказительница с волосами цвета пепла. Её морщинистая кожа потемнела от густых орнаментов татуировок, а длинные смуглые груди закрывало ожерелье из синих цветов пуло. – Не хотела отпускать ледяная старуха дщерь свою – огненную деву вулканов. Накрывала родительница её белыми шубами, украшала венцом из застывшей воды. И послушная дочь долго хранила покорность старой матери. Но жаркий нрав её с годами распалялся всё сильнее. Огонь копился внутри, и вот однажды случилось страшное…
Дженна с удивлением посмотрела на воды озера, у которого был разведён костёр и собрались местные жители. Судя по мелодии витали, оно и впрямь имело вулканическую природу. Словно бы Ома-Ома был срезанной вершиной горы со старым кратером-водоёмом.
На других островах высились горы, а земли гномов и вовсе большей частью состояли из них, но Ома-Ома походил на плоскую цветочную клумбу. Один холм в районе портала был столпом, поддерживающим целостность Сет, но не более.
И если у гоблинов мири, которые никогда в жизни не видели моря, ходили легенды о бескрайних водах, то у ома-омцев, вот уж удивительно, такие же легенды были сложены о горах и вулканах, о снегах и ледниках!
Дженна оказалась в этих землях после продолжительных ливней и не застала невзгод. Почва щедро родила травы, плоды и цветы. Жители были сыты, здоровы и радостны. Мелодия их витали и песни звучали громко и уверенно.
Как и прежде, путешественница не останавливалась на ночлег в селениях, предпочитая дикие луга и леса. Но вечера она с удовольствием проводила в кругу людей, угощалась напитками и сладостями, пела и плясала.
Ученица маэстро Еоно кружилась в удивительном потоке живой воды вместе с низкорослыми ома-омцами. Четырёхструнные гитары и барабаны, звон бубенцов на браслетах и хлопанье ладоней, говор огня и стрекот насекомых аккомпанировали танцорам.
И движения их рук были подобны гибким ветвям. А ноги – травам, колышущимся в мягких порывах тёплого вечернего ветра. Их плечи украшали венки из ярких цветов. А волосы разлетались легко и свободно.
В отличие от некроманта, который оставался во тьме и одиночестве на берегу Белой реки, хранительница плясала в многолюдных хороводах. На единой волне с островитянами она усиливала токи и творила новые каналы для живой воды. Дженна широко улыбалась и смеялась до слёз от счастья.
Всё в жизни ома-омцев было пронизано витали радости. Они желали счастья – «хаоле» вместо привычного здравия при встрече и когда прощались, признаваясь друг другу в вечной любви и просто приглашая к трапезе гостя.
Дженна всей душой полюбила этих смуглых белозубых островитян. Их язык и музыка были понятны сердцу хранительницы. Ома-омцы готовили вкусные лакомства из корнеплодов и мёда. Но больше всего Дженне нравилось слушать местные сказки.
– Рассказывают, что когда-то богиня земли Хулаахи полюбила небесного юношу Вайхау, – говорила пожилая седовласая сказительница. Свет от костра очерчивал её морщинистое лицо и отражался в карих глазах, будто сама женщина изнутри светилась огнём. Сидящие в кругу слушатели застыли в почтительном молчании. – Хулаахи потянулась к небу всеми силами. От её страсти поднялись и изверглись пламенем горы! Вайхау же, стремясь к возлюбленной, пролился дождями. После божественного танца любви родились острова и водоёмы. Из земли и воды выросли деревья, травы и водоросли. Из них же вышли звери, вылетели птицы и выплыли рыбы.
– …А как же появились люди? – спросил женщину один из детей.
– Ясное дело, из зверей, птиц и рыб, – ответила ему сказительница. – Кто-то из них не пожелал полностью оставлять свой облик, и стали они называться зверолюди.
– Вы столь многое знаете, о мудрая, – обратилась к женщине Дженна. Близилась ночь, и большая часть слушателей либо разбрелась по домам, либо клевала носом. – А вы слышали легенду о хранителе, который объединит всех людей, альвов и зверолюдей? Как думаете, кем он может быть? Богом, зверочеловеком или человеком?
– Никому это не ведомо, – лукаво улыбнулась Дженне сказительница. – Но я точно знаю, что это будет «она».
