Нана Фокс "Вредина для Майора"

– Ну… – подстегиваю его активнее работать серым веществом и не дать извилинам деградировать в одну-единственную, и ту под фуражку.

Не спеша, немного растерянно поднимает на меня встревоженный взгляд, замирает в этом положении и, кажется, даже перестает дышать. Видно, как пульсирует вена на виске, и бисеринка пота скатывается по лбу. Иван сглатывает, продолжая таращиться сквозь меня, словно перед ним сейчас проносятся все перспективы, которые он умудрился просахатить за считанные часы, просто «посеяв» где-то майорские звезды.

– Отметили, мля! – красноречиво возмущается Сашка, стуча тяжелой глиняной кружкой по дубовой столешнице, и часть пенного напитка проливается на стол.

– Су-у-у-ука! – сквозь зубы цедит Иван, видимо, наконец-то вспомнив место пропажи, подскакивает со стула и, споткнувшись, тормозит, разворачивается к нам, кидает на стол пару хрустящих купюр с Хабаровском и спешит к выходу.

– Эй! – окликает его кто-то из парней.

– Да там они… в этом… Ай, короче! – машет рукой. —Без меня оторвитесь, только без резких срывов! – И дверь за ним закрывается.

Парни шлют ему в спину ободряющие благодарности и пожелания, а уже спустя пару минут забывают повод, по которому мы тут собрались, утопая в общем ажиотаже и переживаниях за команду. Наши беспощадно лажают, и накал негодующих страстей разрастается со сверхзвуковой скоростью, вышибая из меня весь стресс прошедшей недели. Даже удается на время забыть то, что с понедельника я, опер со стажем, с неплохим послужным списком и кучей других достоинств, освою роль няньки.

Первый тайм заканчивается с ничейным счетом, а выпитое пенное уже просится наружу. Отлучаюсь по делам, заодно и на улице прогуляюсь, вдохну пусть и не очень свежий, но все же прохладный воздух.

Накидываю куртку и выхожу через «черный» выход на задний двор кафе.

Окутавшая город вечерняя мгла разбивается тусклым светом единственного фонаря, висящего над входом, а дальше – почти непроглядная темень, даже блики городской светоиллюминации бессильны в этом затерянном в центре города закоулке. Да место не для прогулок.

Немного проветрив свою захмелевшую голову и надышавшись тишиной ночной улицы, толкаю дверь в теплое нутро покинутого мною заведения, но не успеваю сделать и шага в глубь помещения, когда непонятный испуганный писк и настораживающая возня доносятся до моего чуткого оперского слуха.

Замираю, прислушиваюсь, настораживаюсь. Профессиональные инстинкты, словно собаки-ищейки, задрали носы и, медленно переставляя лапы, чтобы не спугнуть, спешат на выручку обиженных и угнетенных. По пути разминаю кулаки, готовый вступить в схватку, но сделав шаг за угол, налетаю на кота, с диким наслаждением оприходывающего себе подобную самочку.

– Сука! – ору, сквозь сжатые зубы, скидывая напряжение, и пинаю попавшуюся под ногу банку, ломая котяре кайф.

Глава 2

АРТЕМ

– Ты куда пропал? – удивляется Сашка.

Я нервно сбрасываю куртку с плеч и бросаю ее на спинку дивана. Присаживаюсь на оставленное совсем недавно место, мимолетно бросая взгляд на экран мегабольшой плазмы.

– Учить кота уму-разуму, – обрываю фразу и забираю из рук подошедшей официантки тяжелые бокалы с белыми пенными шапками.

– Что-то еще? – услужливо улыбаясь, интересуется она, доставая из кармашка передника маленький блокнот и карандаш.

– Да, – киваю и прошу принести граммов сто, а лучше двести сорокаградусного успокоительного.

– Хорошо! – Она даже присаживается в легком реверансе, словно обслуга из средневековой европейской таверны для знати, и убегает исполнять заказ.

– Так кого ты там чему учил? – ржут парни, сдвигая в звонком тосте свои кружки.

– Одну рыжую сволочь, как надо правильно с дамами обращаться! – цежу сквозь зубы и выплескиваю напряжение, загоняя в стойло недремлющие профессиональные инстинкты, которые забыли отключиться в тот момент, когда я пересек турникет на выходе из здания нашей управы.

Залпом выпиваю принесенную стопку.

Чертова работа не отпускает даже во внеслужебное время! Я, как гребаный универсальный солдат, всегда на боевом посту. Нервы, как и мышцы, словно натянутые канаты: еще немного, и точно лопнут.

Усталость накатывает тяжелой удушливой волной, и гул в голове вдруг становится непереносимо нудным. Щелкаю пальцами, подзывая все ту же услужливую милашку с румяными щеками, блеском в глазах и такими аппетитными формами.

Стоит, улыбается.

Прошу повторить дозу прозрачного антидепрессанта и обновить содержимое стеклянных тар.

– Ну и закуски еще принеси! – кидаю вдогонку.

– Ну так и что? – не унимаются парни. – Научил?

Ржач и добродушные подковырки коллег летят на мою очумевшую голову. Отшучиваюсь с видом знатока в данной области, потом вспоминаю похожий случай, а сослуживцы подхватывают, утягивая общее внимание в омуты прошлого и незаметно меняя тональность вечера. На время забываем о баталиях десяти мужиков и одного круглого предмета, с жаром разворачивающихся на телеэкране, погружаясь в истории из таких привычных и в то же время не похожих друг на друга оперских будней.

Восторженный гул прихмелевших болельщиков возвращает наше внимание к просмотру матча.

– Давай! Давай! – скандируют все, когда наш бомбардир с ловкостью фокусника перехватывает мяч у противника и с устремленностью самонаводящейся ракеты ведет его к «вражеским» воротам.

– Ну!

Толпа замирает на считанные мгновения. На табло счет такой, что в данную минуту почти решается судьба победы.

Раз… Два… Три…

Сердца всех собравшихся бьются в одном ритме, метрономом отсчитывая оставшиеся секунды, чтобы после взорваться гвалтом всеобщего экстаза от красивого паса и виртуозного посыла шарообразного снаряда точно в сетчатую цель. Ликование ударной волной проходится по помещению, зарождая все новые и новые приливы адреналина.

Кровь кипит от драйва или от выпитого. В голове тот самый безумный хаос, который стирает установки и правила, расслабляет и уносит в океан драйва и веселья.

За мгновение до финального свистка наши умудряются забить еще один мяч в ворота соперников, и эта победная точка становится восклицательным знаком в продолжении вечера. Гуляют все, словно одна большая и дружная компания! И только лишь официальные часы работы заведения обрывают этот массовый галдёж.

– Поехали с нами, – заплетающимся языком предлагает мне Сашка.

Мы уже на улице, и за нашими спинами уставший бармен на пару с охранником закрывают двери опустевшего заведения. Нащупываю в кармане куртки телефон, ключи от машины и квартиры, а в другом – портмоне и прохожусь расфокусированным взглядом по стоянке.

На своей ехать не вариант (я сейчас не способен даже вспомнить расположение педалей), но и ехать с сослуживцем не хочу.

– Да поехали! – настаивает он, хлопая меня по спине. – Милаша нас всех по домам развезет, да, дорогая? – пьяно лыбится он, обращаясь к своей девушке.

Та стоит около водительской дверцы «мерина» если не последней модели, то точно не старше прошлогодней. Я на такую даже с доходами после предполагаемого повышения не скоро заработаю. И где Сашка ее подцепил?

Мегера, всей своей позой красноречиво вещающая о своем отношении к нашему загулу. Руки скрещены на груди, глаза метают такие молнии, что и без фонарей светло, как днем. Улыбка настольно неискренняя, что даже у меня, бывалого опера, вдоль позвоночника пробегают ледяные мурашки.

Ну уж нет! С этой дамочкой я точно никуда не поеду. От ее взгляда я даже слегка протрезвел.

– Не, – отмахиваюсь от настойчивости упившегося друга, – мне в другую сторону, – бросаю первое оправдание, всплывшее в нетрезвом мозгу, и разворачиваюсь в сторону стоянки желтых машинок с шашечками.

– Ну, бывай! – нисколько не расстроившись, желает друг и тут же забывает обо всем, пьяно бубнит какие-то пошлости своей подружке, позволяя ей запихнуть свое безвольное тело в салон представительной тачки, словно тряпичную куклу.

– М-м-м-м-да… – хмыкаю про себя.

А так и не скажешь, что он может быть таким подкаблучником. Да и пофиг! У каждого свои тайные порочные пристрастия…

Пока я дохожу до стоянки такси, остается только одна свободная машина, и я с внутренним ликованием распахиваю заднюю пассажирскую дверцу, заваливаюсь в теплое нутро моего «доставщика», но адрес произнести не успеваю.

– На Савушкина, – звучит откуда-то сбоку мелодичный женский голос.

Ладонь замирает на ручке еще не закрывшейся двери. Поворачиваю голову в сторону и натыкаюсь на шустро так впорхнувшую в салон автомобиля куколку. Полумрак, разбавляемый парой фонарей, не дает рассмотреть ее, но то, что там все мило, симпатично, и, будь она постарше, вполне себе привлекательно для меня, отмечает даже мой разомлевший мозг. И будь я чуток в другой кондиции и под другим настроением, я бы с удовольствием прокатился с ней до ближайшей точки для более близкого и приятного знакомства. Но не сейчас!

Сейчас я все же желаю оказаться в своей квартире, в своей кровати. А тачка эта последняя, и мои рыцарские качества остались за ее пределами.

– Дамочка! – Захлопываю дверь и разворачиваюсь к ней всем корпусом, чуть наклонившись вперед. – Простите, но я был первым. – Слова, как и мысли, путаются, а взгляд теряется в бездонной синеве ее огромных глазищ, смотрящих на меня умоляюще-невинно.

– Но… – Неуверенный протест обрывается, не успев сорваться с ее чуть пухлых губ без единого мазка декоративной краски. Кончик розового язычка проходится по нижней губе, поднимая в моем затуманенном сознании всех чертей, что уже сейчас готовы затащить этого ангелочка в самый темный и порочный закоулок разнузданных желаний.

– Эй! – Грубый голос водителя вплетается в нашу игру взглядов, – вы ехать собираетесь?

– Да! – громко и четко отвечаю и диктую свой адрес. – Вначале закинешь меня, а потом довезешь девчонку до дома, – нахожу выход из ситуации, продолжая сканировать пугливую Заю, вжавшуюся спиной в дверцу.

Мысленно веду отсчет и гадаю, на какой цифре ее инстинкт самосохранения все же сработает. Вот как только это произойдет, тут же переиграю и, так уж и быть, отдам ей право ехать домой первой и без моего сопровождения.

Но счет спокойно перевалил за двадцатку, водитель все еще таращится на нас и не заводит тачку, а малышка все так же сидит на месте, словно прибитая. Кажется, даже не дышит, точно не моргает, и только стук ее сердца отдается в моих висках совестливым набатом.

– Черт с вами! – Она отмирает, выпрямляется. – Едем! – разрывая наш зрительный контакт, кидает водителю, и тот, будто ожидал лишь этого девчачьего, почти командного оклика, проворачивает ключ в замке зажигания и плавно выруливает с парковки.

Произошедшая с ней метаморфоза повергает меня в легкий ступор. Сознание пытается уловить хоть какое-то разумное объяснение происходящим в башке эмоциональным диспутам нетрезвого разума с совестью.

Вот какое мне дело до этой бесстрашной и безбашенной дурочки, что спокойно прыгает в салон такси, поймав его в полупустой подворотне?! Какого лешего меня волнует, почему она вообще шарашится по улице в столь поздний час?! Ей бы сидеть дома, укутавшись в вязаный плед, и, обхватив тонкими пальчиками большую кружку, совать в нее нос, вдыхая аромат горячего шоколада.

– Мля-а-а-а! – рычу сквозь стиснутые зубы. Откидываюсь на спинку сиденья и утыкаюсь затылком в подголовник. Прикрываю глаза, провожу ладонью по лицу, желая стереть безумные размышления, ураганом заполняющие мой воспаленный мозг.

Да к черту все! Не маленькая, сама разберётся! Но вот выпороть ее так хочется в назидание, аж ладонь чешется!

Мерное движение автомобиля по пустынным улицам навивает дремоту, организм, и без того расслабленный, впадает в легкий анабиоз. Тело словно свинцом налилось, да и муть в голове затягивает в болото беспамятства.

– Вам выходить, – жужжит над самым ухом еле слышно, отмахиваюсь, не желая выныривать из томной дремоты. – Вы приехали, – продолжает зудеть настырно и даже рискует толкнуть меня в плечо.

С трудом разлепляю веки, смотрю расфокусированно по сторонам и ни хрена не соображаю. Где я, что происходит, и кто эта «божья тваринка» пытающаяся вытолкнуть меня в неизвестность?

– Мужик, выходи, давай! – Грозный бас водителя метким подзатыльником возвращает мне память.

– Ща, – вздыхаю я, собираю силы в кулак и даже шарю рукой в поисках выхода.

Не нахожу, обессиленно опрокидываюсь назад на сиденье и уже собираюсь вновь погрузиться в туман безмятежного сна, когда холодный поток ворвавшегося в салон осеннего ветра пробегает по разомлевшему телу, забираясь под распахнутую куртку и ныряя в ворот тонкого свитера.

– Пойдемте. – Тонкие, словно прутики, ручонки цепляются за мое плечо и с усилием тянут меня наружу. – Я вас до квартиры доведу, – тараторит кроха и продолжает свой нелегкий труд по вытаскиванию моей неподатливой туши из салона.

– Подожди, – торможу очередной ее порыв, лезу в карман за деньгами и, путаясь в купюрах, выуживаю несколько хрустких бумажек. —И за нее тоже, – протягиваю их водителю.

– Ага, – кивает он, быстро пряча деньги в карман.

– Пошли, – все же соглашаюсь на ее помощь, краем сознания понимая, что не доползу самостоятельно даже до двери подъезда, а ночевать на лавочке во дворе ой как не хочется. – а ты жди, – кидаю водиле и захлопываю дверь.

Пошатываюсь, делаю шаг от машины, а малышка ловит меня, подставляя свое хрупкое плечико. Такая маленькая, макушкой не достает мне даже до подмышки, но уверенно закидывает мою тяжелую и безвольную руку себе на плечи. Своей ручкой оплетает мою талию и, сгибаясь, под тяжестью моего тела, словно медсестричка на фронтовом поле, тащит меня к дому. Как могу, стараюсь облегчить ей ношу, но сознание плывет, разум, пьяно икая, спит, а совесть вообще ушла в дальний угол и носа не кажет.

Земля качается так, что сейсмологи точно зафиксируют аномальные сдвиги тектонических плит. Шаги даются с трудом, но, превозмогая желание сесть на то, на чем стою, я все же добираюсь до подъезда, затем, минуя въедливого и все подмечающего консьержа, мы доходим до лифта.

– А ты совсем бесстрашная, да, Ромашка? – спрашиваю у девчули, подпирая спиной металлическую стену, пока кабина как-то очень уж медленно поднимает нас на нужный этаж.

– Почему Ромашка? – вопросом на вопрос отвечает она и даже не смотрит на меня, а, задрав голову, следит за цифрами этажей на табло.

Пожимаю плечами, не зная, что на это ответить. Несвязный бред крутится в голове, но в слова не формируется.

– Не знаю, – сознаюсь, подаваясь вперед и утыкаясь носом в копну ее светлых волос. – Ты пахнешь ими. – Несу полную ахинею, но это так.

Аромат, пусть не совсем ромашек, но свежих полевых цветов с искорками летнего солнца, окунает меня в какие-то теплые воспоминания детства: зеленый луг в лучах послеполуденного светила, парное молоко и бабушкины блины, обязательно с медом. А еще ромашки, много-много ромашек, в которые я падал, устав проказничать, и таращился в синее небо.

Руки сами по себе ложатся на талию девчушки, я притягиваю ее хрупкий стан к себе и жадно вдыхаю будоражащий запах.

– Наш этаж, – сбивчиво сообщает моя спутница и делает шаг к выходу из лифта.

– Угу, – мычу, не отпуская ее, – сейчас, – шепчу в ее макушку, затем разворачиваю к себе лицом и на миг, вновь утонув в синеве ее васильково-синих глаз, накрываю губы жадным поцелуем.

Она и на вкус необычно нежная – клубника со сливками. Дыхание сладкое, и тихий неразборчивый стон. Маленькие ладошки упираются в грудь, тонкие пальчики цепляются за свитер. Шаг, другой… мы – как танцоры на паркете в ритме страстного танго. Прижимаю малышку к себе, не разрывая слияния губ, открываю дверь в квартиру, и темнота поглощает нас, скрывает от всех за стальным засовом.

Сбрасываю куртку куда-то на пол и тут же запускаю ладони в копну шелковистых волос. Чуть крепче сжимаю, оттягивая назад голову малышки. Тусклый свет размывает картинку, смазывая черты миловидного личика, и лишь огромные васильковые глаза, в глубине которых пляшут золотистые искры будоражащих эмоций, заглядывают мне в душу, дергая за ниточки необъяснимые чувства.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, вдруг решив, что для меня это важно.

– Тася, – отвечает она тихо, почти одними губами, движение которых я считываю подушечками больших пальцев.

– Тася, – перекатываю на языке Ромашкино имя, словно карамельку.

Вкусно. Ей подходит.

– Артем, – представляюсь и вновь накрываю ее манящий рот.

Глава 3

АРТЕМ

У нее вкус клубники со сливками – карамелька сладкая!

Скольжу губами по скулам, обвожу языком мочку маленького ушка, прикусываю ее. Ловлю тихий стон наслаждения и упиваюсь им.