Александра Суслина "Что случилось с речкой Аджибейкой. Роман"

– Понятно. То есть вы не злитесь на Бланка?

– На подлого Бланка? Конечно, злюсь! Если б не он, я мог быть гораздо счастливее. А мог и не быть. Ведь если Лусия меня никогда не любила, то не факт, что наш с ней союз продержался бы долго. Но этого мы никогда не узнаем. И поэтому я выбираю злится на подлого Бланка. Я виню его, и мне так легче, – развел руками Виктор.

– А Лусия тоже так думает?

– Я не очень хорошо понимаю женщин, друг мой. А Лусию тем более. Что она думает? Черт знает. Но ее жизнь тоже не назовешь счастливой. Сначала Эмиль ушел, потом друг за другом умерли ее отец и брат. Лет пять всего разницы. Потом долго судилась за магазин с невесткой. Но проиграла. Устроилась на работу. Продала дом, купила квартиру ту – черт знает где. Завела трех спаниелей. Не знаю, чего она хочет. О чем думает. Может, она, как и я, повзрослела и поняла, что зря цеплялась за старую жизнь. А может, и наоборот. Она же до сих пор бумаги на развод не подписала. Не хотела, чтобы Эмиль еще на ком-то смог жениться.

– А он хотел?

– Ну откуда ж мне знать?! Я с Эмилем последний раз виделся за пару дней до его исчезновения. Ничего необычного. Выпили пива, обсудили матч. Я тогда достраивал этот дом. Он помогал мне крыть крышу. Ничто не предвещало такого развития событий. Никаких связей на стороне у него, насколько я знаю, не было. Что могло у них разладиться? Только Лусия знает. Но она никогда не рассказывала подробностей.

– Значит, вы с Эмилем дружили, несмотря на то что он увел у вас девушку? – спросил я.

– Да, дружили. Я даже помог ему устроиться в строительную фирму, где работал каменщиком. Строительство шло повсюду – спрос на инженеров по коммуникациям был большой. Правда, его оттуда быстро переманили в жилищный комитет при городском совете. Так что если не говорить о Лусии – а мы никогда не обсуждали личную жизнь, – то мы прекрасно ладили.

– Несмотря на ваши к ней чувства? – засомневалась Рита. – Странно, что Эмиль так дружил с поклонником своей жены?

– Вот так допрос! – изумился Виктор. – Я думал, вы там вообще уснули.

– Нет, мы слушаем, нам интересно, – ответил за обоих Грант.

– Я не думаю, что он знал о моем к ней отношении. – Виктор выпустил из ноздрей дым. – Я никогда не говорил ему о Лусии. А после того как он рассказал мне, что они хотят пожениться, признаваться в чем-то было уже поздно и бессмысленно. Меня и на свадьбу позвали, разумеется. Но я не пошел. Просто не смог. Сослался на болезнь.

Мы замолчали. В ночной тишине слышалось, как поскрипывает под Грантом и Ритой гамак.

– А вы не знаете, у Эмиля был еще брак до Лусии? Дети? – неожиданно спросила Рита.

– Не знаю, Эмиль не рассказывал ничего о своей прошлой жизни. – Виктор задумался. – Но такое вполне вероятно, кстати.

– Да?

– Помните я рассказывал про вещи, что достались Эмилю от матери. Среди них была очень красивая рамка с фото. То ли из черепахи, то ли просто деревянная. Помню только, что коричневая. Семейное фото. И мне показалось, что там был и сам Эмиль с ребенком на руках. Но я эту рамку видел лишь однажды и то мельком. Так что не уверен.

– Рамка, – машинально повторил я. А сам подумал, что если все так и Эмиль действительно мой отец, то моя бабушка по отцу умерла, и я ничего о ней никогда не узнаю. Мне стало грустно.

– А теперь давайте колитесь, что за допрос вы мне учинили? – Виктор оглядел нас хитрым взглядом.

Повисла пауза.

– Я не знаю, как лучше это сказать, но есть некоторая вероятность, что Эмиль Бланк – отец Алекса, – прервал молчание Грант.

– Небольшая вероятность, – добавил я. – Может, просто тезка.

– Твоего отца звали Эмиль Бланк? – изумился Виктор.

– Да, – кивнул я.

– Вот так поворот. Алекс – сын подлого Бланка! – рассмеялся Виктор.

– Хорошо, что вам смешно!

– А знаешь что? Ты не поверишь ведь, но, когда я тебя увидел на остановке той, у столба, ты мне как раз Эмиля и напомнил. Такой же черноглазый. Высокий. Промелькнула у меня мысль тогда – минус десять лет, и был бы вылитый подлый Бланк! – смеялся Виктор.

– Ну это ж еще не точно! – смутился я. – Может, просто однофамилец!

– Алекс – сын подлого Бланка! Надо же! – не унимался Виктор. И хотя его смех звучал искренне, выглядело это немного наигранно. С другой стороны, всем в тот момент было неловко.

Попрощавшись с Виктором, мы отправились домой в такси. Сидели молча, Рита дремала на плече у Гранта, и каждый думал о своем. Рано утром Грант с Ритой уехали, и я остался наедине со своими мыслями.

11

Обсудить дальнейшие шаги мне было не с кем, я решительно взялся за дело в полном одиночестве. Сперва нужно составить план. Но с чего же начать?

Наверное, стоило начать с того, на какой именно вопрос я хочу найти ответ. Является ли подлый Бланк моим отцом? Является ли трофей Виктора частью набора? Кто и зачем купил вилки? Кто выписал адреса в блокноте? Что произошло между Лусией и Эмилем? Жив ли до сих пор Эмиль Бланк? И если да, как я могу его найти? И если найду, хочет ли он меня видеть? Помнит ли он вообще, что у него был сын от первого брака? И почему он никогда не искал со мной встреч? И самый трудный вопрос – может ли это все быть как-то связано между собой? Я не мог понять, за что мне зацепиться.

В голове чередовались пустота и каша. Чтобы привести мысли в порядок, я решил навести порядок в квартире. Когда мне нужно успокоиться или сосредоточиться, уборка всегда выручает. После отъезда Риты и Гранта мне было где себя применить.

Я начал с кухни и обнаружил множество какие-то непонятных девайсов для готовки, которые я вообще не знал как использовать. Какая-то доисторическая пластиковая йогуртница, фигурные китайские терки и еще куча хлама, занимавшего место на рабочей поверхности. Я даже не мог вспомнить, когда он появился на нашей кухне. Возможно, конечно, Рита или Грант этим и пользовались, но я предположил, что они из любопытства их достали, а потом просто забыли убрать. Вопрос – куда это можно было убрать? Или по-другому – откуда они это вообще вытащили? Я осмотрел все шкафчики, в них не нашлось ни сантиметра свободного места. Я походил туда-сюда по квартире – никаких буфетов или сервантов. Какое-то время я был растерян, а потом сообразил, что единственное место, которое я не обследовал, – это комната Гранта и Риты. Я, кажется, вообще ни разу в ней не был. Или нет, заходил однажды, когда мы с Грантом только приехали. Он выбрал комнату с телевизором, а я с вентилятором. Практика показала, что выбор оказался неудачным. Грант ни разу не включил телевизор, а я страдал от каждого взгляда на эту медленно вращающуюся потолочную мясорубку.

Комната Гранта была чуть меньше моей. Кровать, тумбочка, шкаф. Туалетный столик или что-то похожее на мини-комод с зеркалом. Где же могла прятаться эта пластмасса? Я заглянул под кровать – тоже никаких ящиков. Возник соблазн запихнуть все в комод, но я не мог успокоиться. Так откуда они все это вытащили?

Я застелил кровать и сел. Взгляд упал на шкаф. Кухонный хлам в гардеробе? А почему бы и нет. Я открыл дверцу – шкаф оказался с сюрпризом. По сути это был не совсем шкаф, а просто двери, зарывающие некую нишу неправильной формы. Часть пространства занимали привычные полки и штанга, а весь верх использовался как антресоль. Вот я и нашел тебя – на антресоли справа зияла пустота – идеальное место, чтобы хранить хлам. Рита, видимо, освободила там место под свой чемодан. Пластмассовый ребус был разгадан.

Нести с кухни стул или, хуже того, из ванной стремянку мне показалось слишком сложным. Я высокий и наверняка закину все наверх и без дополнительных приспособлений. Я сложил пластмассу в пакет и сделал первый осторожный бросок. Неудачно. Пакет грохнулся на пол. Я попробовал снова, но уже более аккуратно. Не докинул. Я пытался снова и снова, каждый раз увеличивая точность своего броска, и наконец часть пакета попала-таки в нужную мне часть антресоли. Оставалось лишь аккуратно подпихнуть туда остальное. Я пошел вплотную к шкафу – не достал. Встал на цыпочки – кончиков пальцев не хватало, чтобы полноценно пропихнуть пакет вглубь полки. Я подпрыгнул – стало только хуже. Из пакета угрожающе начала свисать одна из терок. Но сдаваться я не хотел. Собрав все силы, я подпрыгнул и со всей дури, как в волейболе, ударил по мешку. Разумеется, переборщил. Мешок-то я в глубь загнал, но старая полка оказалась не готова к такому натиску. Что-то хрустнуло, полка покосилась, и все, что на ней стояло, включая с таким трудом засунутый мешок, поползло вниз и с грохотом рухнуло на пол. Уборка удалась!

Я застыл посреди кучи хлама и не знал, что делать. Вдруг в дверь постучали. Я не сразу понял, что это за звук. За время жизни в квартире никто ни разу не стучал к нам в дверь. На пороге стоял старик с удивленным лицом.

– У вас все в порядке? – спросил он. – Я сосед снизу. Был жуткий грохот.

– Да, – улыбнулся я. – Упала антресоль. Неожиданно.

– Никто не ушибся? Помощь не нужна?

– Наверное, справлюсь. Спасибо. Надо только как-то полку укрепить, – заверил его я. Еще не хватало, чтобы пожилой человек помогал мне по хозяйству.

– Но смотрите, если что понадобится, может, инструмент какой-то, заходите. Я прямо под вами. – Старик кивнул и пошаркал к лестнице.

Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Пыль улеглась, и я понял, что помимо знакомой уже пластмассы меня ждет увлекательный разбор другого свалившегося на меня хлама. Вот что мне стоило взять стул?

Какой бы огромной ни была гора мусора, при правильном подходе любая задача разрешима. Я взялся за дело, стараясь не нарушать порядок, который имелся на антресоли до аварии. Упавшие коробки оказались доверху набиты мешками с хламом. Но я никак не мог выявить принцип, по которому предметы были объединены в совокупности. В одном мешке лежали детские игрушки, а также аккумулятор от фотоаппарата и полотенце. В другом – два любовных романа, начатый набор для вышивания и сломанная заколка. В третьем нашлись весьма приличные солнечные очки, лекарства и стопка исписанных бумажек. И таких мешков я насчитал двенадцать. Шланг и грелка лежали в одном мешке с глиняным сувенирным чайником и картой памяти. Разбитая – видимо, из-за падения – колба для кальяна соседствовала с двумя разрозненными носками и очками для плавания. К слову, очков для плавания в разных коробках я нашел три штуки. Что за странная логика хранения? И зачем вообще это хранить?

Разобрав мешки и выкинув осколки, я озаботился поиском инструментов, чтобы закрепить полку. Но никаких инструментов я не нашел. Две часовые отвертки, найденные в одном из мешков, не могли решить задачу. Придется идти к соседу.

Старик совсем не удивился моему приходу. Он как будто ждал меня около двери.

– Выручайте! – с улыбкой сказал я. – Нужен молоток, отвертки, уголки, чопики, гвозди или шурупы. Что-нибудь!

– Не стойте на пороге. – Старик пошаркал куда-то вглубь квартиры.

Я вошел. Квартира в точности повторяла нашу. Такая же, только не съемная. Каждый угол был обжит. Каждая вещь имела свое, закрепленное за ней много лет назад место. Я услышал какую-то возню в комнате.

– Может, помочь что-то достать? – предложил я.

– Да он справится, ты проходи, не стой у двери, – неожиданно послышался голос слева.

Я обернулся, передо мной стояла симпатичная сгорбленная старушка.

– Может, пока чаю? – предложила она.

– Не стоит беспокоиться, у меня там полный бардак – надо скорее убрать, – ответил я.

– А я так и поняла, что-то упало. Говорю, иди посмотри, не убило ли кого!

– Да, куча хлама какого-то свалилась прямо мне на голову, – рассказал я.

– Антресоль, – понимающе кивнула старушка. – У нас однажды тоже упала. С банками! Такой грохот! И варенье жалко. Больше мы туда ничего тяжелое не ставим.

– Варенье жалко, – согласился я. – А тут бессмысленный хлам. Вообще не понимаю, зачем такое хранить. Но я ж не вправе решать, потому обязан все вернуть, как было.

– Да, правильно. Петер же сдает квартиру. И потом годами хранит хлам, что жильцы его позабывали. Вдруг захотят забрать.

Конечно! Как я сам не догадался, каждый мешок – это просто те вещи, что забыли конкретные жильцы. Кто-то забыл свои терки, кто-то пару игрушек, а кто-то просто оставил прочитанные за отпуск книжки. Интересно, а тот, кто выписал адреса в блокноте, ничего не забыл? Я почему-то вспомнил про мешок с солнечными очками. Там была куча каких-то записей.

Старик принес инструменты и пожелал удачи. Я поблагодарил и вернулся к себе.

Я закрепил полку и убрал весь хлам обратно. На это ушло всего минут двадцать. Хорошо, что руки у меня растут из нужного места и элементарные бытовые вопросы не вводят меня в ступор. Грант, наверное, побежал бы вызывать помощь. А я все умею сам. Хотя, наверное, каждый, кто с ранней юности живет один, умеет справляться с подобными задачами. То ли дело Грант – единственный, любимый и долгожданный ребенок, который до тридцати лет жил с родителями – он был настолько изнежен, что единственное, что мог делать руками, – так это кисточкой смахивать пыль с артефактов. В семье считалось, он стал таким еще до рождения. Бабушка рассказывала, когда тетя была беременна Грантом, начались какие-то осложнения и ее положили в больницу. И, по словам бабушки, там тетя «разленилась»: целыми днями только ела, спала, читала и «ничего не делала». Роды начались, когда тетя дочитывала Жюль Верна. Именно из-за этого, по мнению бабушки, Гранту досталось не только литературное имя, но отвращение к любой домашней работе. А оно, в свою очередь, привело к полному бытовому бессилию.

Я вспомнил каникулы, которые мы с Грантом проводили у бабушки, и улыбнулся. Я всегда любил вспоминать детство. Но в этот раз оно омрачилось осознанием, что примерно в то же самое время, пока мы с Грантом бегали по соседским садам, моя вторая бабушка, вероятно уже была при смерти. Мне стало горько.

За все сорок лет своей жизни я никогда не ощущал никаких острых желаний или потребностей. Конечно, я о чем-то мечтал, чего-то мне хотелось, несколько раз я влюблялся, но все эти эмоции никогда не лишали меня покоя. А тут я вдруг почувствовал, что мне надо во что бы то ни стало узнать о своем отце и его родителях. Это не было простым любопытством, я вдруг понял, что без этого знания не смогу спокойно жить. Мне впервые в жизни что-то стало по-настоящему необходимо.

Я спустился к соседу отдать инструменты и, вернувшись, устроился на кухне разбирать «мешок с солнечными очками».

Содержимое мешка с забытыми солнечными очками меня немного разочаровало. Не то чтобы я ждал от этих исписанных листочков особенно важной информации – я вообще от них ничего не ждал, – но все-таки думал, что получу более или менее связное представление об этом предыдущем жильце. Но увы, множество бумажек с записями не дали мне никаких ответов. И даже если они значили что-то для автора, для чужого человека они не представляли никакой ценности. Единственной зацепкой можно было считать некоторую схожесть почерка и цвета чернил с адресами в блокноте, но это выглядело настолько притянутым за уши, что я отмел эту мысль, сложил бумажки обратно в мешок и сунул обратно на антресоль.

Вернув стул на кухню, я поставил разогреваться обед. И только налив себе суп, понял, что забыл положить в мешок солнечные очки. Париться с антресолью и стулом мне больше не хотелось, и я решил, что раз уж так вышло, очки будут рады послужить немного и мне. Классическая модель Ray-Ban идет практически всем. Мои собственные очки отличались от этих только цветом металла. Найденные имели синие дужки.

12

– Скажите, – спросил я у Виктора, когда мы возвращались с очередного барбекю у его соседа, – а есть ли шанс, что та фотография, которую вы видели у Бланка, сохранилась?

– Ты всерьез хочешь поискать отца? – насторожился Виктор.

– Да, хочу попытаться. Я совсем его не знал, мне это нужно.

– Понятно. Ну раз решил, тогда надо искать. Архивы всякие. Выписки.

– Думаю, начать надо с того фото. Ведь если на нем не моя мать и не я, то и Бланк, вероятно, не мой отец. А если так, тогда и искать где-то совсем в другом месте.

– Не думал позвонить матери? Может, там и нет никакой тайны? – предположил Виктор, и я почувствовал, что он не восторге от мысли рыться в прошлом Лусии.

– Мама ничего о нем не знает, – слукавил я. Почему-то мысль позвонить маме мне самому в голову не пришла.

– И где ты думаешь искать фото? – спросил Виктор. – Думаешь, оно у Лусии?

– А вдруг да? – Я понял, что Виктор не хочет знакомить меня с Лусией, особенно учитывая, что я неминуемо буду рыться в ее прошлом и всем своим видом напоминать о Бланке.

– Я подумаю, как лучше это устроить, – сухо сказал Виктор.

– Мы не будем ей говорить о моих подозрениях. – Я старался вернуть себе расположение Виктора. – Не будем даже упоминать Бланка. Скажем, я просто интересуюсь историей, или придумаем что-то еще.

Виктор молчал.

– Я подумаю, как это лучше устроить, – наконец повторил он. – Увидимся на ярмарке в воскресенье? – Виктор, похоже, хотел прекратить разговор.

– Да, – кивнул я и пошел на автобус.

Что делать дальше, я не знал. Звонить маме на другой конец земного шара сейчас я не стал. Возвращаться домой не хотелось. Наша встреча с Виктором закончилась намного раньше обычного – никаких тебе полуночных посиделок в гамаке. Я решил прогуляться и поехал в Старый город.

Я немного пошатался по центральным улицам, а потом свернул в переулки – там было темно, прохладно и, главное, тихо. Я довольно долго шел вдоль скалистого побережья, когда дорога неожиданного завернула, и я снова оказался в самом центре. С трудом вырвавшись из лап ресторанных зазывал, я тек вместе с туристическим потоком, когда мое внимание привлек ремонт. Ярко освещенное лампами дневного света здание с огромными окнами, внутри которого шли отделочные работы, очень выделялось на фоне общего пейзажа Старого города.

Судя по пока еще не зажженной вывеске, в здании готовился к открытию суши-бар. Странно, что я не видел это места раньше. Я подумал, что с удовольствием бы поел суши. Я подошел ближе. Дверь была открыта.

– Мы открываемся в субботу, приходите! – Молодой человек вынырнул из этого стеклянного аквариума и протянул мне флаер. – Неделю после открытия скидка на все меню!

– Спасибо, – ответил я.

– Осторожно, осторожно! – послышался голос где-то рядом, и в двух шагах от меня с грохотом рухнул в контейнер мешок с мусором.

Я резко отпрянул и налетел на ребенка с огромным мороженым, которое тут же оказалось на моих брюках. Осознание горя потери я наблюдал как в замедленной съемке. Сначала округлились глаза, потом открылся рот. Рот продолжал расширяться и расширяться, пока не превратил глаза в узкие щелки, которые в свою очередь стали медленно, по капле, выдавливать из себя слезы. Потом начался сверхзвуковой ор.

Ребенок орал, я впал в ступор и не реагировал на раздражители. Мать ребенка, казалось, испугалась за меня не меньше, чем за свое чадо, и утешала обоих. Я не очень хорошо ладил с детьми и подумал, что должен побыстрее компенсировать ущерб. Новое мороженое было куплено, сверкающий медведь на палочке – тоже. Ор стих, я постепенно начал приходить в себя. Мать ребенка что-то тараторила, я извинялся, она благодарила. Наконец конфликт был исчерпан. Я отошел в безопасную зону и поспешил домой.