– За полночь, мальчики. Поспешите.
– Мам, ну ещё немножко! – взмолился Ави.
– Нет-нет-нет. Когда луна прячется за ночные облака, все должны уже спать.
– Мама!
– Кто застанет луну за облаками, тому снятся скверные сны.
– Чушь! – забурчал Ави.
– Ваше преподобие, не спорьте. Сны после того, как луна спрячется, не для детских глаз. Поэтому все дети должны ложиться рано.
– Ну хорошо, а ты? – спросил я, закрывая книгу и помогая Ави подняться с пола.
– А вот мне сегодня будет не до сна. Есть ещё много дел, которые лучше всего делаются ночью.
– Мечтается? Или плачется? – спросил я.
Но мама тихо засмеялась и, оставив свечу на полу, бесшумно удалилась.
– Здесь всё не так… – прошептал Августин.
– А, по-моему, здесь всё так, как мы хотим, – ответил я, вставая на лестницу.
– Но я ничего такого не хочу!
– Врёшь ты, Ави. Нехорошо.
– Ничего я не вру… – но голос его выдал.
04. вторник
Утром мы проснулись невыспавшимися. Всю ночь снилась какая-то чепуха. Причём действительно страшная. То плачущая мама, то воющая, как волк, мисс Шерри, то хохочущее грозовое небо, то сожжённые книги и чья-то огромная и зловещая тень у дома, что всё ходит кругами, но никак не может подойти. С утра мы сразу попросились гулять.
– Конечно, это лучший способ развеяться, – улыбнулась мама.
Удивительно, но она вовсе не выглядела усталой, только тени легли под её глазами. И мы не стали с ней спорить.
– У ворот найдёте велосипед. Кто завтракал лучше, пусть сядет за руль. А ты, Ави, подложи на сиденье свитер, а то я тебе не завидую…
Мы только переглянулись.
Я крутил педали изо всех сил. Сначала, правда, было сложно, но потом я приноровился, вроде бы стало легче. Ави молился голосом, достойным крепких ругательств. Но я не виноват… холмы не объедешь… И наш велосипед звенел на всю округу.
Когда впереди показались рыжие пашни Типперари, я пустил велосипед с холма. Я вцепился в руль до боли, но он всё равно выскользнул у меня из рук, и мы, пролетев с три локтя, рухнули, протащив велосипед за собой, который в довершение ко всему упал прямо на нас.
– Великолепно! Тормоза на этой железке существуют для того, чтобы тормозить! Э-м… Впрочем, кто когда об этом вспомнит…
Мы подняли головы. Над нами на вершине холма стоял Лис. Противная улыбка растянула его рот до самых пушистых ушей, но глаза его, неизменно синие, по-доброму блестели.
– Если бы все возницы отпускали поводья во время скачки, то никто бы потом не сказал, что людям не дано летать, как птицам… Ха-хм! Хм! Хм! Ха-ха!
Лис осторожно спустился к нам и, поддев велосипед головой, отбросил его в сторону.
– Ну, живы? – спросил он строго.
– Наверное… – оскалился я.
– Скорее всего, – подтвердил Ави. – А вы? Как вы?
– Да, как?
– Я? Хм!.. Бесподобно, – ответил Лис, немного подумав. Он опустился на траву рядом с нами и, раскрыв рот, уставился на нас. Наш шарф всё ещё был на нём, сплошь пропитанный кровью, но, кажется, Лис вовсе забыл про него.
– Мы ничего не нашли. В тех легендах, что мы успели прочитать вчера, нет ничего подобного, похожего на то, что вы нам рассказали, – виновато произнёс мой брат.
– Угу. Ну, ничего… Терпение… Терпение… Крепкая перевязка на кровоточащую рану. А как ваша милая матушка?
– О, спасибо! Она была очень рада вашим цветам. Она даже сказала, что, должно быть, у вас природное воспитание, – гордо объявил я.
– И сказала, что вы льстец этакий, – добавил честный Ави.
– Хм! Ну, что ж… И это правда… Приятно польстить красивой девушке. – Лис зажмурился и, высунув язык, довольно задышал.
– Но как же ваше имя… – растерянно произнёс брат.
– Имя? – опомнился лис. – У меня было хорошее имя. Да. Я это знаю. Доброе имя. А теперь его у меня нет. И это я знаю тоже. Пусть я буду мистер Фокс для вас. Мистер Фокс!.. Только не надо на меня так смотреть! Я никого не имел в виду! Нет! Просто мистер Фокс.
– Мама так иногда звала нас в детстве… – вспомнил Ави.
– Да? Возможно… вы и вправду похожи на двух проказливых лисят. Два противных хитреца, удивляющихся из тёплой норы на огромный мир за её стенами… Как и все мы. Лисята тёплой норы… А как она ещё звала вас в детстве?
– Ягнёночек, милый, солнышко, звёздочка… – загибая пальцы, перечислил я.
– Солнышко… милый… – протянул лис. – Должно быть, у вашей мамы красивый голос, раз она произносила им такие слова…
– О да! Он у неё очень красивый. Ровный. Он, как ручеёк, журчит. И иногда в нём проблёскивают искорки солнца, а иногда, когда она говорит о чём-то весёлом, то ручеёк словно бежит по камешкам, а иногда и убаюкивает… У неё такой чистый ирландский выговор – жуть!
– Южный?
– Нет, она говорит, что северный, – подал голос Ави.
– Тогда действительно жуть! Ха-ха! Хм! Северный…
– А вы, мистер Фокс, бывали на севере? – вдруг спросил я.
– Как же! И за спиной северного ветра тоже! – оживился Лис с синими глазами.
– Расскажите! – взмолились мы хором.
– Ещё чего!
– Ну, пожалуйста! Мистер Фокс! Пожалуйста!
– Милый мистер Фокс! Пожалуйста!
Мы набросились на Лиса со слезливыми мольбами и, забыв о его ране, повисли на его шее, как если бы он и впрямь был человеком. Лис зажмурился.
– Теперь я понимаю, как это трудно отказывать, когда так просят… так просят… Я обещал. – Мистер Фокс приоткрыл один глаз и понюхал мою голову. – Мыть тебе её пора, – строго сказал он и вылизал мне языком макушку.
Колокольчики Мастера
На самом краю вселенной, где спят серебряные звёзды, жил старый Мастер. Похоже, что его волосы устлала звёздная пыль, а его глаза напоминали две маленькие небесные звёздочки. Мастер делал колокольчики. В эти колокольчики превращались погасшие звёзды, которые каждую ночь Мастер собирал на Млечном Пути. Возвращаясь домой, он аккуратно протирал их, потом вывешивал на бельевую верёвку и высушивал их. После этого звёзды превращались в колокольчики, и эти колокольчики звенели каждый раз, когда Мастер снимал их с бельевой верёвки, и, когда они звенели, люди на Земле улыбались.
С тех пор прошло немало лет, уже давно никто не собирает звёзд на Млечном Пути, никто не протирает их и не сушит на бельевой верёвке. Никто не делает из них колокольчики, а люди на Земле всё так же продолжают улыбаться.
Домой мы вернулись поздно. Велосипед пришлось катить через холмы, так как руль у него оказался безнадёжно свёрнут, а колесо помято.
– Мне кажется, ему уже лучше, – сказал Ави, срывая очередной жёлтый цветок на пути и вплетая его в венок.
– М? Думаешь, и вправду мне пора мыть голову?
– Дурак ты, Том!
– Да сам такой!
Едва мы показались на пороге, мама уже встречала нас, вооружившись скалкой, однако, едва завидев наш помятый велосипед и протянутый венок, смилостивилась.
– Всё ясно. Забыли остынуть. Тоже мне Лаэги! Господи! А ну марш мыться! Том, голову – с мылом!
Ави показал мне язык и, протянув маме венок, побежал к колодцу.
– И какой святоша из этого проходимца?! – пробурчал я и, пригладив волосы, поплёлся за братом.
04. среда
На следующий день полил дождь, но это не помешало маме вновь усадить нас в старую повозку и отвезти в город. В городе мы пробыли с неделю. Мама показала нам зоопарк и библиотеку. Ночевали мы у её знакомых в обстрелянном домишке на конце улицы. Старик и старушка, мистер и миссис МакКхетт, были всегда приветливы и рады нам. Они окружили нас с братом заботой и вниманием так, словно мы были их сыновьями, что пропали в застенках английских участков в годы Гражданской войны. Мистер Риз МакКхетт каждый день водил нас по городу, а его седоволосая жена в овечьем вязаном платке всё рассказывала и рассказывала нам что-то. Только, увы, я не могу вспомнить, что. Августин не может тоже. Оно и понятно: голова у него вечно забита чем-то более интересным, чем моя. Мама же тогда хлопотала по каким-то делам. Но все вместе мы обычно собирались на вечерний чай со сливками, за которым мистер МакКхетт неизменно раскуривал свою старую трубку и начинал рассказы о своих походах, когда он ещё состоял на флоте. Нам было так больно слушать его. Всё равно флот тот был английским, а путешествия его так не похожи были на путешествия Брана или хотя бы Майль Дуина…
Мы возвратились домой в начале второй недели. И каждый из нас был рад этому. Не знаю, как объяснить это чувство, но нам с Ави казалось, что мы не были дома уже много-много лет. И так радостна и жива была наша с ним встреча. Конечно, столица – чудный город, но наш маленький простой домик покорил нас. Как будто в нём было что-то такое, чего не могло быть больше нигде на свете. Что-то так необходимое для нас. Какая-то загадка, тайна, кроющаяся, казалось, в самой его простоте и светлых выметенных углах. Или под ковром? А может, за занавеской? Или на дальней полке старого серванта.
05. среда
Но в тот день, когда мы вернулись, лил дождь. Мы с Ави первым делом поспешили переодеться и проверить, не съела ли мисс Шерри всё оставленное ей сено.
– Рада видеть? Не то слово! – бросила мама кому-то через плечо. Странно, но ведь мы были только втроём…
После нашего возвращения из города всё вокруг нам вновь показалось необычным и новым. С трудом верилось в антисоциальные убеждения мисс Шерри, глупыми и бессмысленными казались мамины суеверия, и ещё более глупой, невероятной казалась история про лиса. С синими глазами.
– Может, это мы придумали сами? – спросил Ави меня.
Я серьёзно помолчал. Мне было бы очень больно ответить ему: «Да». Так не похоже было, чтобы в этом суровом и дождливом мире было действительно что-то волшебное, хрупкое и необычное, как надежда или мечта. Как в серую и унылую пору долгих сентябрьских дождей так сложно бывает поверить, что на этом небе когда-то бывает солнце. Сами мы всегда склонны что-то придумывать и так легко верим в придуманные сказки и небылицы. Так верим, что этой трогательной игрой пропитывается всё вокруг – все вещи и даже сам воздух, и мы сами готовы в любой миг за вспышкой в усталых глазах увидеть трепещущие крылья феи, а в отворившем дверь сквозняке узнать кого-то таинственного и нежданного…
Сытно пообедав, мы, сонные, как мухи, побрели в свою комнату, и мама отправила нас спать. День был сер и уже клонился к вечеру. Судя по хлопнувшей двери в её комнату, легла и она сама.
– Опять этот дождь, – начал я. – Как в тот день, помнишь?
– В какой день? – сонно спросил Ави.
– Не знаю… – я и вправду забыл, в какой.
Посреди ночи раздался невыносимый треск. Я быстро открыл глаза. Вокруг было темно, но тут я услышал стук в дверь и пронзительный и сильный голос мамы.
– Все из комнаты! Сюда! Скорее!
Ничего не понимая, я в одних трусах выскочил в гостиную.
– Мама, что случилось?! Где ты, мама? Что происходит?!
Но я и сам увидел, что… в темноте это было видно слишком хорошо. Со стороны кухни, находившейся рядом с маминой комнатой, вырывались языки пламени, которые стремительно захватывали сначала низ, потом верх и так бежали по потолку и стенам ко мне.
– Скорее! – услышал я со двора и бросился туда.
– В дом попала молния! Скорее доставай ведро из колодца!
– Да, мама! – крикнул я и метнулся к колодцу, но вдруг остановился, как дурак, замер, как простреленный. Ави… его не было рядом.
– Мама! Ави! – закричал я, но было уже поздно.
Мама бросила на землю своё полотенце, которым она напрасно махала на языки пламени. Они уже вырывались из окон нашей комнаты. Сильные и мощные. Огню уже было тесно в доме. Я не знал, что мне делать. В груди моей всё сжалось в такой комок, что мне показалось, что там и вовсе пусто и что я вот-вот задохнусь от ужаса. Послышался какой-то треск, и искры повалили из крыши, и она треснула напополам, и часть её рухнула прямо над кухней. Всё это было так стремительно, что, наверное, с того мига, как я выбежал под ливень, не прошло трёх секунд. И тут я увидел, как мама закинула волосы назад и рванулась к двери. Она сильно дёрнула её на себя, и та слетела с петель, а навстречу ей вырвалось красно-белое пламя. Но я не успел и крикнуть, как она шагнула в него. Крыша над домом зашипела и заискрила. Где-то в доме послышались треск и грохот. Мне показалась, что балки, державшие потолок, стали падать одна за другой. Крыша, шипя, двинулась на меня. Где-то в прихожей, где стоял сервант, что-то оглушительно грохотнуло. Ах, вот что это было, в полосатом носовом платочке в уголке прогнившей полки! Я в ужасе закрыл глаза. Мне показалось, что время замерло и тянулось невыносимо долго, вытягивая из меня жилы. Дождь был холодным и колким, а небо чёрным и низким. И я тогда подумал, что всё это неспроста, что всё это потому, что мы забыли про Лиса, а может, и потому, что Он узнал обо всём. И молния попала в наш дом, наверно, не просто так, а именно потому, что мы отказались верить во всё, что было с нами. А это так подло… Но стоило мне только подумать об этом, как в доме раздался какой-то шум и не прошло и нескольких секунд, как из горящего зева дверного проёма выбежала мама. В тот же миг крыша рухнула перед дверью, загородив выход. Я бросился к маме, не помня себя от волнения. Но она была не одна. У неё на руках был Ави. Я почти что не видел его лица от гари. Мама оттолкнула меня рукой, бросила Ави на траву и принялась бить его по щекам и махать на него рукой. Но Ави не шевелился. Тогда она повернулась ко мне и сказала:
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом
