– Привет, интеллигенция! Как настроение в этот великий вечер!
– Почему великий? – удивился я.
– Каждый день, который ты живешь – великий. А сделать его по-настоящему значимым все зависит от нас.
– Понял. Слушай, Юрий Николаевич, я о более приземленном. Можно спросить тебя, ты ведь в ту самую ночь вроде как дежурил?
– Вроде как, а что ты хотел узнать, говори, не стесняйся, – передразнил он меня.
– Не помнишь, сторож отлучался? Ворота были закрыты?
– Еще как помню. Я как раз вышел прогуляться с Джесси, хоть и дождь полил после двух. Там цепь висела на воротах. Да, да, все так.
– Красавица у тебя Джесси, у меня тоже была как-то идея завести себе кокер-спаниеля.
– А что, не все еще потеряно. Будут щенки, я тебе ближайшим дилижансом отправлю весточку.
– Спасибо!
– Спасибо в карман не положишь, а вот от картины твоей я бы не отказался.
– Что? Я и картины? Откуда ты взял, что я художник?
– Мир тесен, знаю, что ты с Сашкой, нашим художником занимаешься. У тебя неплохо получается. Саша сказал, что из тебя выйдет толк, если не забросишь.
– Да так, просто чисто из любопытства я стал заниматься с ним, решил попробовать, но все это скорее развлечение.
– Кто знает. Бывает так, что так рождается гений.
– Ну, не знаю, если моя мазня подходит, ради Бога, – я пожал плечами.
– Еще как походит. Через несколько лет ты станешь знаменитым художником, а у меня будет первая твоя картина. Соображаешь?
– Ха, боюсь, что в лучшем случае из меня выйдет недоучка-карикатурист, а еще лучше Казимир Малевич, – рассмеялся я.
– Не спеши делать выводы, многие великие проходили тернистый путь, – поднял указательный палец Юрий Николаевич.
Выписал в тетрадку всех, на кого нашел информацию и со спокойной совестью отправился спать. Но спать не получилось, несмотря на сильное желание. Половину ночи под окном орали, затем дрались и выясняли отношения. В конце разбили бутылку и похоже кому-то окно. Из окна посыпались угрозы вперемешку с матом, затем приехал милицейский УАЗик и кого-то повязали.
Не спалось несмотря на всякие методики, которые я перебрал – аутотренинг, счет до ста и прочие, как оказалось неэффективные рекомендации. Подумал, как с пользой провести время. Вначале почитал ПДД, затем взялся за подозреваемых. Прежде всего надо определить мотивы. Иначе какой смысл тратить время на подозреваемых. Не совершит человек преступление, если у него нет мотива. Вряд ли кто просто так убьет семидесятилетнюю женщину. Итак, поехали, скомандовал я себе.
Мотивы, мотивы, прямо как в музыке, разворчался я. Но как же без них. Иначе в самом деле какой смысл бить тетю Нину по голове. Какой резон? Ни один нормальный человек не станет этого делать, даже в пьяном виде. Хотя стоп. Нормальный человек и не совершит такое преступление, если только его не заставят какие-то особенные обстоятельства. Либо…либо он будет под воздействием каких-то препаратов…
– Итак, что мы имеем? – спросил я себя вполголоса.
– Да ничего, собственно! Ничего у тебя нет. Кроме желания, – я посмотрел на себя в зеркало и скривился.
Потом вспомнил, как мне бабушка говорила – никогда нельзя кривить рожи, особенно в зеркале. Иначе таким и останешься, если вдруг кто-то тебя внезапно испугает. Здесь непроизвольно сделал серьезное лицо и выпрямился.
Внезапно подумалось – неплохо бы нарисовать карту территории. Во всяком случае так будет гораздо проще, нагляднее смогу отметить на этой карте перемещения людей. Особенно интересно проследить движения всех подозреваемых.
На следующий день сходил в канцелярский магазин и купил несколько листов ватмана, карандаши, ластик и линейку. Карта получилась прямо-таки позорной. Никаких пропорций соблюсти не смог, расстояния получились неправдоподобными. Несколько раз приезжал на завод, чтобы сделать наброски на месте, все получалось настолько унылым и лишенным всякого смысла, что рвал и выкидывал. Внезапно взгляд наткнулся на высоченную трубу в котельной. Сколько раз проходил мимо и даже не удосужился поднять голову. Большая, могучая труба из кирпича с металлической лестницей чуть ли не до самого конца. Сверху лестница заканчивалась кольцом-площадкой. Вот бы забраться на эту самую высокую точку и сделать оттуда снимок, мелькнула шальная мысль. Вспомнил, что у меня давно без дела пылится фотоаппарат «Зенит-Е», еще со времен учебы в институте.
Забраться на самую высокую точку оказалось не так просто. Пришлось идти на поклон к директору. Естественно, причину рассказывать не стал. Пояснил, что хочется сделать несколько интересных снимков. Михаил Матвеевич отнесся к затее скептически, но все же отправил к начальнику котельной. Тот намекнул на путь, который мне нужно сделать через магазин – посторонним ведь нельзя. Когда начальник увидел бутылку армянского коньяка, блок сигарет Мальборо и коробку конфет – с плохо скрываемой улыбкой добродушно разрешил.
В самом начале подъёма я не предполагал, что восхождение на вершину трубы окажется таким испытанием. Где-то на середине пути мне стало страшно, здесь вспомнил, как выпрашивал у директора, и как подкупал начальника, выдохнул и пополз ввысь. Ближе к концу маршрута предательски начала кружиться голова. Пришлось замедлить темп, но я не стал останавливаться. Дрожащими руками сделал по три снимка с четырех сторон, затем спрятал фотоаппарат в сумку, которую повесил наискосок. Спускаться оказалось не легче, но выбора не оставалось, вертолет за мной не пришлют. Когда опустился на землю и посмотрел наверх, понял, что совершил пусть небольшой, но подвиг. Второй раз вряд ли бы полез.
Фотографии получились четкими, все видно, как на ладони. Распечатал их в фотолаборатории, один отпечаток в рамке подарил директору, второй начальнику котельной. Затем по снимкам составил более-менее правдоподобную схему территории.
Глава 4
Кротов
Топтался в приемной в ожидании директора. В руках держал натянутый на подрамник холст. Предварительно нанес рисунок, чтобы посоветоваться с художником. Как я наносил рисунок это отдельная тема. Купил в книжном магазине большой календарь, вырвал понравившийся мне лист и через листы копирки нанес на холст рисунок.
В углу приемной прислонилась к подоконнику женщина. Лет под тридцать. Очень короткая стрижка, квадратное лицо и немного узкие глаза, мечущиеся по сторонам. Марина Дидусь. Работала она инженером по качеству.
– Что это у тебя такое?
– Где? Растерялся я от неожиданности.
– Да вот, прямоугольник в целофане.
– Это не целофан, это полиэтилен.
– Какая разница, один хрен. И что же там такое?
– Это холст. Рисунок нанес буду пробовать рисовать картину. Вдруг стану художником.
– Художник от слова худо? – своим вопросом Дидусь поставила меня в тупик.
– Зачем сразу так.
– Слушай, а ты ремонтом занимаешься?
– Каким ремонтом?
– Да мне надо телевизор починить.
– Что за телевизор?
– Рекорд.
– Тяжёлый?
– Тяжёлый, а ты не мог бы прийти ко мне?
– Хорошо. Приду.
Как я чинил телевизор, мне запомнилось надолго. Марина была в легком платьице. Постоянно отвлекала разговорами. Поговорили про завод, про убийство.
– Подозрение на кого падает? – поинтересовалась Марина.
– Если честно, то на многих. Не нравится мне директор.
– Ты с директором поаккуратней. Яковлев мало того, что имеет свои уши в каждом цехе, половина баб была под ним.
– И…
– Я не была, хотя он мне не раз намекал. Я сразу сказала или я работаю или если так, то разворачиваюсь и ухожу. Я не подстилка какая-то. На что он мне сказал, ты не пожалеешь, я щедро вознагражу и по службе поднимешься. До сих пор постоянно делает намеки.
– И ты не согласилась?
– Нее, я что дура. Мне надо свою жизнь устраивать. Разве я не права?
– Каждый прав по-своему.
– А ты?
– Что я?
– Жениться не собираешься?
– У меня немного другие планы.
– Какие? Если не секрет?
– Найти убийцу.
– Найдешь, а дальше что?
– Дальше будет видно, – процедил я.
Дело дошло до Эдуарда Владиславовича Кротова. Рисовальщик из меня так себе, поэтому изобразить хоть сколько-то похожий портрет не вышло. Вместо шедевра получилась самая настоящая пародия. С фотороботом я не справился. Подумал и поступил проще – взял фотоаппарат и целую неделю гонялся за Кротовым. Наконец, выждав удачный момент, сделал пару вполне годных снимков. Отпечатал и стал показывать сотрудникам, всех расспрашивал. Еще я узнал, где он живет и стал ненавязчиво опрашивать соседей. Люди охотно шли на контакт, ничего плохого в адрес Кротова не высказали.
На заводе люди вспомнили – видели Эдуарда в тот день, но ни одного конкретного факта, прояснить ситуацию не смогли. Да, соглашались они, видели, и не раз. Эдуард ходил с рабочим серо-коричневым чемоданчиком, один раз видели его в тот день с пускателем в руках, во второй раз со светильником. Все в один голос – человек был весь в работе. По нему не скажешь, что совершил преступление, Эдуард был слишком спокойным, взгляд внимательный.
Этот человек, который трудился электриком, с другой стороны, оказался не таким простым, как я себе представлял.
Подошел к нему, когда Эдуард Владиславович сидел в своей рабочей комнатенке и что-то перебирал – чинил небольшой трансформатор.
– Здравствуйте, не отвлекаю? Зайду?
– Заходите, коль не шутите, – электрик пыхнул сигаретой и бросил на меня косой взгляд.
Осмотрелся – в углу синий шкаф весь в пестрых наклейках. Слева замызганный настольный светильник – серо-желтое пятно.
– Пить будешь? – Кротов достал бутылку и выложил два граненных стакана.
– А, давай! – неожиданно для себя махнул и даже удивился своему спонтанному решению.
– Вот это я понимаю. Прикинь, я пью часто, со многими. Но не так много хороших людей, в основном люди здесь дерьмо, и ничего с этим не поделаешь, приходится мириться, и еще надо держать ухо востро, – скривился электрик.
– Почему столь категорично?
– А никогда не знаешь, от кого и что ждать. Да ты посмотри вокруг, одни химики да жулики и алкоголики. Ну, ладно, среди них иногда есть нормальные. Но крыс столько, прикинь. Да вот взять хотя бы ту сволочь, которая Нину Петровну. Придушил бы эту гниду вот этими руками! – руки у Эдуарда были жилистые сильные.
– Слушай, Эдуард, а может мы с тобой восстановим картину? – предложил я, когда Кротов во второй раз наливал водку.
– Сейчас хлопнем и я все тебе восстановлю, прикинь, – поднял руку Эдуард.
– Милиция не спешит, может мы сами во всем разберемся?
– Да, мы сами с усами. Вот смотри, как все было. В тот день прикинь я носился как угорелый. Ливень шел, сырость, часть электрики вышла из строя. Крыша-то протекает, а этому мешку, который только о своем кармане думает все по барабану, сколько раз говорил – летом крышу стелить надо, все ему по боку.
– Да, ливняк в тот день был сильный, особенно под утро. Многие тогда вымокли. А ты что видел?
– Что я видел? Видел, как Нина Петровна сходняк собрала. Прикинь. Я немного постоял, послушал – что толку, что мы сделаем против директора, против этого могущественного хорька, сотрет в порошок каждого, кто у него на пути. Сожрет и не подавится. Потом я слинял, мы посидели с дружбаном из цеха, выпили. Пару раз я еще забегал в цех, кое-что починил. А потом, как снег на голову, нет больше Нины Петровны. Да как это так, я просто в шоке, – глаза Эдуарда округлились.
– То есть получается, что в момент, когда ее убивали, никого рядом не оказалось и никто потом не видел этого невменяемого человека?
– Да где ж ты человека-то видишь? Это сделал урод самый настоящий. Сделал свое черное дело и притих, сидит на дне и выжидает, гадёныш. Прикинь, – Эдуард раскраснелся, расстегнул ворот рубахи.
– После того, как ты выпивал, что-то слышал, может куда-то ходил, что-то видел?
– Да говорил же я тебе, что сидел ровно, на попе, бухал я…
– Тоже мне бухарь, все так говорят, а потом выясняется, что железное алиби, а по факту… – вырвалось у меня, к тому времени изрядно захмелел и в каждом видел преступника.
– Не понял, ты что меня подозреваешь? Прикинь, ты хочешь сказать, что я это сделал, – Кротов схватил меня за грудки, потряс и замахнулся.
Я успел немного уклониться и удар прилетел прямо в ухо. Крепкий, звонкий удар. Мы сцепились. Эдуард грозился мне вдолбить намертво, что он не преступник и за такое морду бьют.
– Сейчас никто не может ни в чем быть уверенным, слишком мало доказательств, – ответил, смахивая кровь с губы.
Я еще пытался что-то разложить по полочкам, выстраивал свои предположения, но меня уже не слушали.
В конце Эдуард все же дал мне в морду для убедительности и громко добавил:
