Последний первый поцелуй
Кезалия Вердаль
Юна увлекается онейрологией – наукой о сновидениях, и пытается научиться управлять своими снами. Ведь уже больше года ей каждую ночь снится один и тот же парень, с которым она не знакома в реальной жизни. Кто он и почему навещает её каждую ночь?Юне предстоит разгадать тайну своих снов, а также опровергнуть или подтвердить, что сон есть маленькая смерть, а смерть лишь продолжительный сон. Засыпая, мы временно умираем, а умирая, засыпаем навсегда.
Кезалия Вердаль
Последний первый поцелуй
– Юна! Юна!
Вздрагиваю точно от электрошока и внезапно оказываюсь в лекционном зале. Жадно ловлю губами воздух, словно только что выплыла на поверхность после долгого погружения.
– Да, Евгений… – замолкаю, потом, опомнившись, бурчу: – …Оскарович.
При этом пронзаю препода уничтожающим взглядом. Ненавижу этого урода. Совсем недавно мы были сокурсниками и люто друг друга ненавидели. Однако тогда он не мог ничего сделать дерзкой и противной мне. А теперь Евгений преподаватель, а я простая студентка, вынужденная слушать бред этого графомана.
– Ты уже профукала полжизни, а сейчас, когда выпал шанс реабилитироваться, решила вновь пустить все коту под хвост? – брызжа слюной Евгений начал капать на мозги.
Да пошел ты куда подальше! Во-первых, со студентами надо обращаться на «вы», во-вторых, не полжизни, а всего два года, а в-третьих, ты никакого права не имеешь учить меня жить!
Судя по тому, что челюсть Евгения познакомилась со шнурками, а в аудитории висит гробовая тишина, вышеописанное было озвучено вслух. Ну ладно. Собираю вещи и направляюсь к выходу. Перед тем как злостно грохнуть дверью с ухмылкой прощаюсь: «До зачетов».
Вот их я точно не переживу.
Прильнув к окну автобуса, с завистью провожаю взглядом промчавшегося мимо мотоциклиста. Вот он ловко проскальзывает между машинами и исчезает на светофоре, а я… а я сижу в пробке. Когда вижу байкеров почему-то сразу всплывает сценка из КВН команды «Станция спортивная», поэтому лицо озаряет глупая улыбка. Вскоре энтузиазм заканчивается, с сожалением вздыхаю и продолжаю дальше пялиться на бесконечный ряд машин.
– Юна, здравствуй! А ты сегодня рано, – приветливо улыбается Эрик Михайлович. Мужчина со скучающим видом читал газету и явно обрадовался моему приходу. – У тебя же вроде занятия.
– Были, Эрик Михайлович, – пожимаю плечами и скидываю рюкзак у входа. – Приступим к делу?
Залезаю на кушетку и начинаю сама прилеплять к запястью и лбу липучки с длинными проводами, ведущими к сложнейшему прибору.
– Так рвешься с ним увидеться? – хмыкает профессор, помогая мне удобнее расположиться.
– Уже виделись, пока этот хмырь не оборвал сон, – заявила я и рассказала ученому о наших сложных взаимоотношениях с Евгением. – И все же, Эрик Михайлович, когда человек тебе снится каждый божий день, это должно что-то значить!
– Должно, должно, – успокаивает ученый и садится за прибор. – Ладно, теперь начнем.
Вам удается запоминать сны?
Да/нет.
Не расстраивайтесь, если не относитесь к тем, кто может с легкостью пересказать приснившееся.
Не всем это удается.
А мне повезло. Все свои сны я помню. С детства верю в существование потустороннего мира снов, поэтому приучила себя вести дневник сновидений. Со временем это превратилось в привычку, а затем в способность. И только повзрослев узнала, что даже существует наука, изучающая различные аспекты сна – онейрология, чему и посвятила свою жизнь.
История изучения снов показывает, сколь серьёзным было отношение людей к этому вопросу во все времена. Люди обращались к снам для получения советов и даже для лечения. Эта практика известна под названием инкубация снов. Она была чрезвычайно популярна в древнем мире и являлась распространением обычаев в таких разных культурах, как Древняя Месопотамия, Египет, Греция и Рим. Причём, если в Древней Месопотамии главной целью инкубации снов было предсказание будущего, то в Греции в период эллинизма основной задачей было лечение.
Одно из наиболее интересных направлений в изучении сна возникло совсем недавно. Это исследование осознанного сновидения. Человек переживает такой вид сновидение, когда понимает, что видит сон. Наиболее необычный аспект этого состояния заключается в возможности сознательного изменения содержания своих снов.
Чем сейчас я и занимаюсь.
В сон погрузилась быстро. На этот раз попадаю в яблоневый сад, в который любила лазить в детстве. Деревья вокруг просто клонятся под тяжестью фруктов, так заманчиво блестящих на солнце. Делаю шаг и с детской радостью ощущаю босыми ногами прохладную мокроватую траву. Хочется задержаться еще немного, вспомнить былые беззаботные деньки, но нужно идти. Следую в сторону дороги, надеясь найти его.
Его – молодого человека, которого встречаю во всех своих снах.
На протяжении уже более года в каждом моем сне присутствует один и тот же человек. Первое время я его и вовсе не замечала: парень не играл решающих ролей в сценариях моих снов. При каждой последующей встрече он занимается другими делами, одет в другую одежду, ведет себя по-другому.
Но он есть.
Со временем я отметила его присутствие. Причем единственное, чем он выделялся среди других участников сна, – полное безразличие к хозяйке мира грез, то есть ко мне. Он как будто живет в своем мирке, случайно затерявшемся в моем сне.
И мне захотелось узнать, кто он.
Но если мне удается запоминать сны, это не означает, что могу ими управлять. Именно поэтому сейчас лежу тут под присмотром Эрика Михайловича.
Выхожу на дорогу и вижу Стаса, своего друга детства. Боже, он совсем не изменился – все тот же маленький мальчик, который теперь достает мне по пояс.
– Стасик! – зову я, и друг оборачивается. Он приветливо улыбается мне и манит в сторону реки.
Помню, мы всегда любили ходить на речку рыбачить. Мне никогда не удавалось поймать ни единой рыбешки, а вот Стас делал это превосходно. Беру его за руку, и мальчик ведет меня к водоему.
– Юна, ты должна найти его! – звучит знакомый голос.
Оборачиваюсь и вспоминаю: я ищу его.
Это голос Эрика Михайловича, напоминающий о миссии. Как он знает, что нужно вмешаться? Оборудование, которое создал профессор, позволяет отследить сердцебиение, температуру тела и активность мозга спящего. Каждый раз, когда деятельность организма снижается до определенного минимума (типа мы забылись сном), то ученый вносит «свою лепту».
Если говорить совсем просто, то когда человек спит, он полностью расслабляется и дает мозгу отдыхать. В те моменты мы «пускаем все на самотек» и следуем течению событий, которые нам неподвластны. Но стоит напрячь мозг, мы вновь берем контроль в свои руки, что ученый и помогает мне делать.
Мягко отпускаю руку Стасика и останавливаюсь. Друг детства немного удивленно глядит на меня, но потом отступает и убегает прочь.
Иду дальше вдоль дороги. Встречаю знакомые лица и каждый раз, когда сбиваюсь с пути, голос Эрика Михайловича приводит в чувство.
Брожу уже очень долго. Ощущение, что скоро выйду за пределы поселка.
Наконец, мне удается увидеть его.
Вот как всегда: вся деревня вышла мне навстречу, и только он тут один. Высокий худощавый молодой человек стоит на заднем дворе одного из домов и колет дрова. Каждое его движение точное и сильное, отчего полено раскалываются на ровные части. Парень так увлечен работой, что не замечает моего присутствия.
Он никогда не замечает меня!
Но теперь-то уж никуда не денется. Пересекаю дорогу и ярко представляю, как первыми словами станут: «Какого хрена ты постоянно мне снишься!»
Внезапно из-за угла выскакивает огромный грузовик и…
– Зяд! – чуть не падаю с кушетки, но удается схватиться мертвой хваткой за поручень.
– Как ты? Это опять случилось? – Эрик Михайлович освобождает меня от проводов и пытается привести чувство.
Ощущая себя спартанцем, пробежавшим пару дней без отдыха, то есть так же отстойно. С трудом удается нормализовать сбившееся дыхание, но сердце продолжает барабанить точно безумное. Хожу взад-вперед по кабинету, чем явно нервирую (или пугаю) Эрика Михайловича.
– Может, нам стоит прекратить эксперименты? – робко спрашивает профессор, когда залпом выпиваю стакан воды и плюхаюсь в его кресло.
– Нет.
– Юна, это не впервой.
– Нет.
– Каждый раз, когда ты пытаешься подойти к нему, вновь свершаются события той аварии.
– Нет.
– Неужели тебе…
– Да. Мне больно, Эрик Михайлович. Не отрицаю – мне больно и очень… очень страшно. Но я должна узнать, кто он и почему постоянно снится мне. Почему… почему каждый раз вновь случается авария? – запускаю пальцы в волосы, потом обнимаю колени, свернувшись клубочком. – Эрик Михайлович… мне просто нужно… надо узнать… Я не могу больше жить со своими страхами.
– Ладно, я понял. Сегодня выдался не самый удачный день. Попробуем завтра вновь?
– Хорошо. Я тогда еще отчеты принесу.
– Договорились. Отдыхай. Кстати, – внезапно его голос догоняет у выхода, – как ты неприлично ругаешься! Зад!
– Эрик Михайлович, не «зад», а «зяд». Это две разные вещи, – не соглашаюсь с упреком.
– Зяд? – его глаза лезут на лоб. Понимаю, он же профессор, таких слов знать и не должен.
– Злой Языческий Дух, – расшифровываю я. Судя по непонимающему взгляду ученого, он еще не врубился. – Черт это, Эрик Михайлович, черт.
~6~9~
Дома встречают родители, которые вместе готовят ужин. Точнее мама готовит, а папа сидит в качестве моральной поддержки.
– Как дела в университете? – спрашивает мама, выкладывая блюда отцу на дегустацию.
Быстро прикидываю, стоит ли оповещать о том, что точно завалю один зачет и придется ходить раз так двадцать на пересдачу. Смотрю на папино улыбающееся и довольное личико (мама потрясающе готовит) и решаюсь промолчать до худших времен. Не люблю портить людям настрой.
– Да все супер! – одариваю домочадцев белозубой улыбкой, швыряю кеды в коридор и сажусь за стол. – А что это у нас здесь такое вкусненькое?
– Опять была у Эрика Михайловича? – интересуется отец, наблюдая, как я хищно набрасываюсь на еду.
– Ыгы… – мычу с набитым ртом.
– Чем вы там занимаетесь? Никак не запомню слово.
– О-ней-ро-ло-ги-ей, – по слогам повторяю в сотый раз. – Пап, неужели тебе так сложно запомнить, чем занимается любимая дочь?
– Сложно-то не сложно, просто зачем грузить память лишней информацией? – продолжает издеваться родитель.
– Совсем это не ерунда. Ты треть своей жизни во сне проводишь! – начинаю опять заводиться. – Сновидения – это реально существующий мир.
Последнее мы произнесли с отцом хором. Конечно, ведь это его я постоянно цитирую.
– Да шучу, Юн. Ну как я могу быть не в курсе твоих дел? – папа треплет меня по волосам точно пятилетнюю. К всеобщему сведению, его чаду уже двадцать два.
– Пап, я не маленькая! – принимаюсь качать права.
– Ну да, за стол садятся с невымытыми руками только настоящие леди, правда, Юн? – к подкалываниям присоединяется еще и мама.
– Двое на одного – так нечестно!
– Приводи своего молодого человека, – выразительно отзывается папа и возносит к небу вилку точно скипетр. – Пусть начнется равный бой!
Не удивляйтесь, что папа такой забавный. Нет, он не буйно-помешанный. Просто актер. А еще и комик. Поэтому к его выкрутасам нам с мамой не привыкать.
