В этот раз они встретили его тандемным заклинанием молнии: огромный искрящийся столп сапфировых змей врезался в грудь летящему в воздухе охотнику, проделав в нём дыру. Тот упал; части его плоти разлетелись по сторонам, но сдаваться он не желал.
Тварь резко вскочила, не обращая внимания на огромную дыру в груди, и бросилась вперёд, будучи на этот раз довольно близко к цели, она смогла нанести ещё несколько ран Кате, пройдясь когтями по её правому плечу и немного задев её правую грудь.
Второй удар существу помешала нанести нога Арсения, врезавшаяся в челюсть. Он решил, что слишком опасно колдовать в такой близости от напарницы и применил против атакующего грубую силу.
Существо попятилось под мощью удара; и едва оно отошло на метр, как получило двойной каскад пламенных чар в своё гнилое тело. Молодые волшебники слаженным тандемом одаривали противника плеядой не очень мощных, но быстрых заклятий не давая охотнику возможности для контратаки. Его, укреплённое тёмной магией тело, смогло выдержать ещё много атак, прежде чем рухнуть безвольной тряпкой на землю, заставив полностью вымотаться сражавшихся с ним людей. Арсений и Екатерина были в прямом смысле измочалены сражением: пот полностью пропитал всю их одежду; волосы намокли и слиплись, покрывшись грязью; дыхание и пульс упорно не желали приходить в норму.
– Это ведь не обычный зомби, так? – Она согнулась пополам, опираясь ладонями на колени.
– Совершенно верно. Эту тварь называют мутаром: такой подвид зомби из класса нежити. – Он, в отличие от напарницы, стоял ровно, пытаясь произвести впечатление сурового мужчины, хотя очень сильно хотел прилечь и не вставать часок другой.
– Вот сволочь, хотел нас сожрать. – Катя пнула в бок упокоенное тело лишённое правой руки, плеча и с огромной дыркой в груди.
– Нет, сожрать оно хотело только тебя. А вернее: съесть твоё сердце. Остальные части тела его не больно-то интересовали. – Подойдя ближе, он взял её за локоть, чтобы быть уверенным, что она не упадёт пока он внимательно осматривает поверженного.
– А вот сейчас объясни по подробнее? – Она повисла на его плече; конечно же, полученные ей раны вызывали чувство боли, но гордость не позволяла ей демонстрировать уязвимость (только усталость).
– Ну как рассказывал мне один охотник на чудовищ, регулярно покупавший у нас зелья: мутарами становятся дети убитые собственными матерями и в своём посмертии этот вид зомби охотиться только на женщин, и пожирает исключительно их сердца. – Арсений достал из кармана чистый платок и предложил его Кате, чтобы та приложила его к сочащемуся кровью плечу. Он не решился унижать её излишней жалостью и заботой, хотя конечно в душе он порывался подхватить её на руки и быстро отнести к себе, дабы обработать её раны целебными растворами.
– Опасный противник. Если бы не ты, я бы даже не поняла, что меня убило. – Плотно прижимая рану, она осторожно поцеловала Арсения в щёку.
– Это нам ещё повезло, что он мало сердец съел, а может, и вовсе ещё не одного не съел. – Как бы сильно он не старался скрыть своё смущение, его уши и щеки всё равно покрылись багрянцем, полностью выдавая его нелепые чувства. – Тот охотник говорил мне, что с каждым съеденным сердцем такие твари становятся всё сильнее. По его рассказам, одна такая особь перебила половину ордена Святой Слезы; а ведь эти рыцари каждодневно упражняются в истреблении нечисти.
– Я думала, подобные существа опасаются блуждать близ сёл и прочих крупных селений людей. Нападая только на тех, кто по неосторожности забрёл глубоко в лес и на одиноких путников, на глухих дорогах. – Она отбросила пропитанный кровью платок и приняла следующий предложенный всё также Арсением.
– Тут ты совершенно права. Есть только одна причина, по которой порождения тьмы могут отважиться подбираться так близко к людским селениям. – Он замолчал и почесал висок, раздумывая над своими следующими словами.
– Послушай, если ты взял паузу для пущего драматического эффекта, то знай: это не работает, да и выглядит глупо. Говори давай, заканчивай мысль. – Она раздражённо ткнула его кулаком в голову (разумеется, не сильно).
– Кто-то в твоём уезде занимается тёмной магией, причём довольно сильной.
Глава вторая: Страх.
Все мы имеем свой внушительный список фобий и кошмаров крепко засевших в наших головах, от которых нам порой не избавиться как бы сильно нам того не хотелось. Эти ужасы мучают нас ночами и средь белого дня, заставляют чувствовать себя потерянно и неуверенно, а иногда мы даже стыдимся своих страхов, ибо даже у тех людей, чей личный перечень ужасов составляет несколько томов, будет написана всякая чушь наподобие страха перед пауками, змеями или птицами. Ведь никто из нас даже и не пытается думать о по-настоящему кошмарных вещах таких как: потеря близких людей или серьёзные телесные и психические увечья, лишающие нас возможности вести полноценную, ну или хотя бы естественную жизнь.
Но, пожалуй, один из самых леденящих ужасов жизни, это столкновение со злом лицом к лицу. А ещё страшнее – столкнуться с ним, будучи абсолютно перед ним беззащитным: не в состоянии спасти и уберечь не только себя, но и тех, кто тебе дорог. И уж совсем печально, если это зло живёт внутри тебя; если ты сам являешься главной угрозой и причиной, как своих страданий, так и страданий своей семьи, будучи абсолютно не в состоянии ничего поменять. Однако суровость, и жестокость близких порой может вызывать не меньшую ужас и боль.
– Милый, прошу не надо, не делай этого. – Истеричный рёв и слёзы мешали Марии говорить внятно.
– Проси лучше, сука! – За словами последовал хлёсткий удар кулака по щеке.
Арсений кипел от злости, лёжа на узкой деревянной кровати и слушая очередную (можно даже сказать ежедневную) ссору родителей. Он вглядывался в тёмно-синие стены своей временной комнаты, пытаясь раствориться в них как в волнах – отрешиться, забыться, ускользнуть от всего мира с его негативом; очутиться в месте, где хотя бы ненадолго всё будет хорошо. Однако звуки ударов и женские мольбы вперемешку со слезами постоянно возвращали его в реальность, заставляя его всё сильнее злиться.
Он встал с койки, решив, что на сегодня с него хватит кошмаров. Едва не сломав дверь, он вышел на кухню; комната родителей была открыта. Арсений влетел туда яростным зверем.
– Отец, остановись. Подумай, что ты делаешь! – Он крепко схватил отца за плечи, пытаясь оттащить его от матери.
– А ты меня не учи, щенок! Сначала свою семью заведи. – Не обращая внимания на потуги сына, он ещё раз ударил жену.
– Да ты свинья! – Выкрикнул Арсений и прижал отца к потёртому карминовому шкафу.
– Сын, не смей!!! – Мать вытирала рукавом слёзы, но даже не пыталась подняться, демонстрируя абсолютную покорность мужу, а может смирение перед своей участью несчастной в браке жены.
– Что, сына, решил, что уже большой с папкой драться? Думаешь, раз выше папки, то можно уже и кулаками на него замахиваться. – Он нагло улыбался глядя прямо ему в глаза, что злило Арсения ещё сильней.
Ярость билась в его теле, заставляя дрожать от возмущения – он очень хотел ударить отца, а возможно, даже и убить. Мария видела одурманенные гневом глаза сына, и это пугало её куда сильнее побоев мужа.
– Арсений, не вздумай! Не трогай отца! – Лишь голос выражал её решимость, сама она оставалась сидеть на полу, опираясь на ковёр коленями и правой рукой.
– Думаешь, бриться начал, так мужиком стал. – Николай ударил сына левой рукой в живот; Арсений скрючился и отошёл на пару шагов назад. – Ну, давай, покажи мне свою мужицкую удаль.
Глава семьи развёл руки в стороны, показывая, что он готов принять удар. Арсений очень хотел ударить в ответ, но не смел ослушаться матери; а ещё он старательно пытался вернуть себе дыхание. Отец всё ещё был в прекрасной физической форме и всего один его удар (да и тот не в полную силу) сбил сыну дыхательный ритм и вызвал колющую боль по всей части живота.
– Остановись, милый! – Мария вновь зарыдала.
– Что, думаешь, батька у тебя свинья? Батька у тебя говно? Да где бы вы все были без меня, прихлебатели! – Он взял сына за шиворот, поднял его и врезал ему в челюсть кулаком (на этот раз своей ударной правой рукой).
Сдерживаться Николай не стал: его хук вышел настолько сильным, что Арсений вылетел обратно на кухню, сломав спиной стол и пару стульев. Отец сделал несколько шагов к неподвижно лежащему в деревянных обломках сыну.
– Хватит! Умоляю, тебя, хватит!!! – Мария вцепилась в рукав мужа.
Он даже не обратил на неё внимания, но остановился. Глядя на Арсения, он о чём-то задумался и стоял так до тех пор, пока его сын не зашевелился.
– Скучно мне с вами. Пойду я. Вернусь поздно и пьяный. А вы… делайте тут что хотите. – Вырвав свой рукав из ладоней жены, глава семьи убрался прочь.
Юноша медленно приподнялся, вытаскивая из-под спины ножку то ли стула, то ли стола. Отшвырнув её в угол, он уселся на пол и с тоской посмотрел на мать.
– Почему ты меня всё время останавливаешь? Почему не даёшь заступиться за тебя? – Его челюсть всё ещё сильно болела после удара отца, отчего произносить слова отчётливо становилось невозможным. Елозя коленями по полу, он подполз к Марии и погладил её покрытую синяками щёку.
– Грех это, поднимать руку на отца. До чего же дойдёт наш мир, если дети будут бить родителей. – Она нежно поцеловала его ладонь и крепко сжала его кисть в своих мягких руках.
– А поднимать руку на жену это не грех? – Ярость по-прежнему бурлила в нём, но желание заниматься рукоприкладством понемногу улетучивалось. Оставалась только боль от кулаков отца.
– У всех семей свои проблемы. Вспомни священные писания: даже наша богиня намучилась с мужем, терпя его дикие выходки. – Она мило и соблазнительно улыбнулась, но льющиеся по щекам слёзы выдавали её глубокое отчаяние.
– А мы с тобой точно одни и те же писания читали? Если ты помнишь, то наша богиня наслала на мужа смертельное проклятие; за что её и казнили остальные боги. – Он тоже сжал её ладони покрепче.
– Она прокляла его только после того, как он изнасиловал их восемнадцатилетнюю дочь. До этого она была любящей женой заботящейся о своём строптивом муже. – Мария обняла своего отрока за плечи и принялась поглаживать его густые короткие волосы.
– То есть, ты предлагаешь нам ждать, пока он не убьёт тебя или меня? – Арсений оттолкнулся от неё и посмотрел ей в глаза, чтобы точно уловить эмоции, с которыми она ответит на вопрос.
– Ты этого конечно не помнишь, но он не всегда был таким. – Опустив взгляд, словно стыдясь чего-то, она скрестила руки на коленях.
– А каким он был? – От него не ушло не замеченным, что мать не хочет смотреть ему в глаза при этих воспоминаниях.
– Когда-то он был милым, нежным и заботливым. Просто, порой жизнь бьёт людей в самое больное место, сильно меняя их натуру, но не сущность. Поверь мне, он любит нас. – Мария теребила край юбки, сама, будучи не до конца уверенна в собственных словах.
– Значит, предлагаешь нам прощать его, из-за того, каким он когда-то был? – Он выпалил режущий слух смешок, чем-то напоминающий скрип стекла, выдавая то ли растерянность, то ли раздражение вызванное словами матери.
– Мы его семья: ближе нас у него никого нет. Если мы от него отвернёмся; его жизнь станет хуже. Как верные и любящие люди мы обязаны помочь ему выбраться из той ямы, которую он сам себе роет. – Она снова попыталась обнять сына, но тот явно продемонстрировал нежелание идти на нежности.
– Напомню, что это всё длится уже не первый год, а его яма становиться всё глубже и глубже. И мне кажется, что отец совершенно не настроен, вылезать оттуда, и мы ему уже никак не поможем. – Арсений поднялся; его ноги затекли, отказываясь двигаться, и ему пришлось их растирать, прежде чем сделать хотя бы шаг.
– А зачем тогда любить? Зачем тогда любить кого-то, если не пытаться его спасти? Даже от себя самого. – Хоть она и сидела всё ещё на коленях, но Арсению показалось, будто мать смотрит на него сверху в низ. По крайней мере, в её взгляде читалось что-то патетичное, словно она читала нравоучительную лекцию неразумному ребёнку. Выслушивать сентенции юноша не любил, и при других обстоятельствах он бы просто ушёл, но сейчас мать нуждалась в его помощи.
– А как мне спасти тебя от него? Ты не задумывалась, что я тоже могу кого-то любить и хотеть его защитить? Тебя, например. Тебя, мне как вытащить из того болота в которое ты добровольно идёшь за ним? Мне-то что делать? Я не могу стоять в стороне и не вмешиваться. – Поддерживая мать за локти, он помог ей подняться и даже отряхнул от грязи её тёмно-алое платье.
– Не переживай, сына. Рано или поздно всё наладится. Верь мне. Никого из нас он не убьёт. У меня даже, уже почти ничего не болит. – Она, теребя затылок сына, выдавила из себя фальшивую, можно даже сказать намученную, улыбку.
– Ох, мам, наш с тобой разговор начинает напоминать «театр абсурда»: мы после каждых его побоев говорим с тобой друг другу одни и те же вещи, но так и не приходим хоть к какому-то компромиссу. – Арсений поцеловал её в лоб; из-за боли в челюсти поцелуй выдался резким и строгим – совсем не таким как он хотел.
– Верить в лучшее, это не абсурд, милый. Это надежда. – Чувствуя, что он всё же смягчился, Мария ещё раз попыталась его обнять – в этот раз всё получилось, и она обхватила его руками чуть повыше поясницы, крепко прижимаясь к нему.
– Надежда. – Арсений отвернулся, будто презирал это слово. – Присядь на кресло и отдохни, а я принесу целебные эликсиры. – Кивнув на коричневое кресло, расположенное в углу и накрытое зелёным покрывалом с изображениями золотых петухов, он зашагал к себе в комнату, с трудом освободившись от заботливых материнских объятий.
Верхний ящик стоявшего в его покоях письменного стола был полон целебных зелий. Арсений, в первый же день, переделал стол из письменного в алхимический: с помощью твёрдой проволоки и смекалки, ну и нескольких подставок – привезённых им с собой. Он взял пару округлых мензурок с высоким узким горлом заполненные на три четверти клубнично-красной густой жидкостью, трясущейся как желе в раскачивающихся при ходьбе руках.
К его возвращению на кухню, стол и стулья уже были восстановлены, а мать суетилась у плиты, разогревая на огне сковородку, чрезмерно театрально демонстрируя, что с ней уже всё в порядке и ему совершенно не о чем беспокоиться. Вот, только, он не поверил в её наигранную беспечность и зубами вырвал деревянную пробку из горла мензурки; та вышла с глухим «выстрелом», словно открылась бутылка шампанского или вина.
– Иди сюда, горе луковое. Сдались тебе твои сковородки. – Он выплюнул пробку на стол и ногой пододвинул стул к матери.
Мария покорно села источая радость, будто и не пережила только что почти час ссор и побоев. Арсений прикоснулся к её подбородку большим и указательным пальцами левой руки (между безымянным и средним он сжимал ещё закрытый эликсир) и приподнял ей голову. В правой руке у него была открытая мензурка, которую он опрокинул над ней. По горлышку потекла жидкость, кажущаяся тягучей только из-за искажения от толстого стекла, из которого делались алхимические сосуды: на самом же деле целебный раствор был не более густым, чем прокисшее молоко или кисель.
Упав на кожу, лечебный состав зашипел и начал испаряться, создавая розовые столбики дыма, извивающиеся тонкими змейками. Как и любой алхимик, Арсений прекрасно знал, что испаряется только четверть раствора, всё остальное впитывается через кожу, уходя вглубь организма; благодаря чему зелье исцеляло не только повреждение в мягких тканях, но и могло срастить сломанные или даже раздробленные кости.
Синяки, ссадины и ушибы исчезали на лице Марии моментально, не оставляя даже намёка на недавний инцидент. Сын внимательно осмотрел лицо матери, немного небрежно водя его из стороны в сторону.
– Он тебя только по лицу бил? Больше нигде синяков нет? – Арсений прищурился, стараясь ничего не упустить из виду.
– Только по лицу, больше нигде. – Из-за того, что её крепко держали за подбородок голос у неё вышел как у обиженного ребёнка.
– Точно?! – Он всё не убирал руку с её лица.
– Да точно, точно. – Она сама оттолкнула его. – Можешь быть спокоен.
Мария нервно вскочила, вернувшись к сковороде с уже кипящим маслом, забыв, зачем вообще поставила ту на огонь.
Понимая, что большего от мамы не добиться, теперь уже Арсений сел на тот же самый стул, поставив рядом пустую склянку. Вторую бутыль он открыл руками и вылил содержимое на свою всё ещё болевшую челюсть.
– Раз всё в порядке, пойду я, пожалуй, прогуляюсь. – Задрав лицо в потолок, он коса поглядывал на мензурку, пытаясь не пролить зелье мимо.
– Вот и хорошо! А я пойду на рынок, постараюсь найти там что-нибудь вкусное и свежее нам на ужин. А то ты в прошлый раз рыбу так и не принёс, только обещал. – Загасив пламя, она повернулась к сыну, вертикально держа в руке деревянную ложку измазанную горячи маслом.
– Только не торопись возвращаться: насладись общением с другими людьми; купи что-нибудь приятное для себя, вряд ли тут найдутся приличные украшения, но может хоть какие-нибудь интересные заколки отыщутся. Не стоит стоять целый день у плиты, отдыхай почаще. – Арсений поставил и вторую опустевшую ёмкость на стол. Направляясь к выходу из квартиры, он зевал и потягивался; у самой двери он подмигнул матери, и прошмыгнул в дверной проем, исчезнув за ним, словно фокусник в платяном шкафу.
На улице его тоже не ждало ничего приятного: шум и гам, кипящей летней жизнью, деревни мгновенно заставили вспомнить утреннюю родительскую ссору. Гнев и злость вновь наполняли его рассудок; и ненависть к отцу опять стала набирать силу, пока он шёл, мрачно глядя под ноги, сам не ведая куда.
Проходя мимо двухэтажной деревянной избы, построенной ещё во времена предыдущей династии, он едва не врезался в мужика растерянно выбегающего из дома. Несколько снопов молний ретиво летели за ним, но почти все они угодили в землю; лишь одна попала ему в плечо, оставив на теле небольшое красное пятно. Вслед за ним на крыльце показалась женщина, выглядевшая лет на двадцать старше своего истинного возраста, да и одета она была как бабка, а не как сорокалетняя дама.
– Вот, сволочь, получил! Ещё раз домой пьяным придёшь, испепелю поганца. – Она погрозила ему кулаком и ушла обратно, хлопнув за собой дверью.
Раздосадованный худощавый мужчина не сразу заметил, что едва не сбил человека. Оглядев юношу удивлённым взглядом, он решил, что это замечательный повод для начала разговора.
– Вот ведь бабы! Никакого сладу с ними нет. И главное, из-за чего взъелась-то: ну выпил я, ну да – пьяный. Но что теперь из-за этого бухтеть, что раз я пьяный то не человек теперь вовсе. Главное, ну как в такую замечательную погоду и не выпить. – Едва стоя на ногах, он развёл руки, искренне не понимая возмущения супруги.
– То есть будь на улице погода хуже, вы бы пить не стали? – Невольный свидетель ссоры даже не попытался проникнуться пониманием и уважением к собеседнику. Злость и презрение только становились всё жёстче.
– Не, ну как… выпил бы, просто поменьше. – Видя полное непонимание и даже безразличие в глазах юноши, он просто махнул рукой. – Мал ты ещё, не понимаешь, до чего людей жизнь доводит. Мой тебе совет, парень, не женись никогда. От этих баб одни только беды.
– От таких как ты, можно подумать, одна польза. – Его голос прозвучал надменно и дерзко. Возможно, дело бы дошло до драки, на которую Арсений нарывался, но мужик уже уходил, совершенно не слушая его.
Ему не хотелось бесед – ему хотелось выговориться кому-то и, выполнив свою задачу, он поплёлся в сторону рынка. Арсений недолго смотрел ему в след; его печаль усилилась от этой случайной беседы, и он пошёл в противоположную от мужчины сторону.
В этой стороне оказался лес, и он даже не заметил, как добрёл сюда.
– Кого собрался убить? – Звонкий голос Лизы спугнул его безрадостные мысли.
Арсений вновь проморгал, как она к нему приблизилась.
– С чего ты взяла, что я задумываю кого-то убить? – При виде её, он сразу потеплел и смягчился.
– У тебя, просто, был такой суровый взгляд, словно ты собрался мстить кому-то или ещё чего подобного. – Её голос шелестом листьев мягко ложился на слух.
Одета была Елизавета снова в полупрозрачное платье, но в этот раз голубого цвета с золотыми узорами похожими на перья павлина. Юбка у этого наряда была подлиннее, чем у прошлого платья, однако всё равно коротковата, а рукавов не было вовсе: на голых плечах висели узенькие бретельки.
– Тебе показалось, я просто прогуливаюсь.
– Ну, оно и к лучшему, а то взгляд у тебя был жуткий просто.
– Уж, какой есть. – Арсений слегка замялся, он испытывал неловкость от этого разговора, ему хотелось как можно скорее сменить тему.
– Куда идёшь? – Лиза игриво поправила волосы, немного наклонив голову в правый бок. Она всегда мило улыбалась, общаясь с ним, Арсению даже стало интересно со всеми ли она такая приветливая или только с ним.
– Понятия не имею, если честно. Просто шёл, куда меня вели ноги. – Он устало потёр лоб, словно сражённый мигренью.
– Пойдём, искупаемся. Отвлечёшься от грустных мыслей, расслабишься. – Она сделал аккуратный шажок в его сторону, будто охотник боявшийся спугнуть ценную добычу.
– Нет, купание мне никак не поможет. – Арсений повернул голову в сторону гуляющих по улицам людей. Понимая, что в полдень на озере их будет ещё больше чем тут, он кисло сморщился от предложения Лизы.
– Тогда чем бы ты хотел заняться? – Она посмотрела по сторонам, но так и не поняла, с чего это он так скуксился.
– Ну-у, есть одна вещь, которая могла бы меня сейчас расслабить. Пойдём со мной. – Он взял её за руку и повёл за собой.
Лиза совсем не сопротивлялась, однако она не всегда поспевала за его широким шагом, порой ей приходилось быстро перебирать ногами, чтобы не отстать. И пару раз она даже споткнулась. Смотрелось это всё со стороны немного неуклюже, и порой казалось, что Арсений тащит за собой девушку несколько грубовато и нагло. Но зато всего за полчаса они преодолели несколько улиц (коих здесь было всего пять) и оказались у него дома.
