– Четвёртый? – удивилась Лиза. Марго ехидно улыбнулась:
– Ага, следующий год – юбилейный.
– Но… почему? Как? Кто? – недоумевая, вопрошала Лиза.
– Да разве упомнишь всех мужиков, которым не дала! – Марго громко засмеялась. Саша и Маша робко её поддержали. Лиза не унималась:
– Как же так получается, что вы снова и снова сюда попадаете?
– А виной эта штучка, – Марго постучала ладонью по загривку. – Для мужиков это – как клеймо проститутки. Не понравишься кому на свободе, нахамишь или пошлёшь куда подальше, тут же настучит на тебя. «Повторным» в Джайкате даже слово не дают сказать, ссылают сразу в Ферр.
– Получается, все всегда возвращаются сюда?
Марго со вздохом поднялась с кровати и подошла к Лизе:
– Есть женщины, которым везёт…
– А есть мы! – закончила за неё Маша.
Девушки звонко рассмеялись и разбрелись по камере, занимаясь каждая своим делом: Саша склонилась над умывальником, удаляя следы прошедшего сна; Марго, распустив волосы, принялась расчесывать их пальцами, словно гребёнкой; Маша же, справив нужду, застилала кровать. Через некоторое время зазвучала сирена.
– Завтрак, – отвечая на немой вопрос Лизы, констатировала Саша.
Решетчатые двери камер по очереди распахивались, порционно выпуская в коридор заключённых. Лиза вышла вслед за Марго и прежде, чем направиться в столовую, остановилась и осмотрелась. Второй этаж Ферра полностью состоял из камер, размещённых по кругу друг за другом. Окон и дверей здесь не было. Только одна лестница, убегающая на этаж вверх и вниз. Столовая находилась этажом выше и занимала всю его площадь. Те два гигантских круглых окна, что Лиза видела снаружи, располагались именно здесь. Кроме череды столов и скамеек, здесь протянулась длинная линия раздачи блюд и стояло ведро для параши. Лиза забрала положенный ей завтрак, включавший овсянку, кусок мягкого хлеба и сладкий чай, и вместе с новыми знакомыми присела за столик в углу. Каша выглядела крайне неаппетитно, а на вкус и вовсе была отвратительна. Но измученной голодом Лизе выбирать не пришлось. Поэтому она быстро проглотила завтрак, практически не жуя и отвлекаясь на рассказ Марго об укладе в Ферре:
– Подъём у нас ежедневно в шесть утра: в каждую камеру заходит головастик, проверяет, не сбежал ли кто, не отбросил ли коньки. Потом идём на завтрак и едим очередную кашеобразную бурду. В восемь всех собирают в лекционном классе. Наш дорогой Херр читает лекции о нравственном воспитании и морали.
– Кто-кто?
– Херр. Директор Ферра. На самом деле он Герр, но мы за глаза зовём его Херром. Больно уж он уродливый и на член похож, – девушки захихикали. – Эта пытка длится три с половиной часа, зато потом сразу обед.
– На обеде кормят получше, но тоже особо не разгуляешься, – дополнила Саша.
– С часу начинается рабочий день: обычно это стирка или глажка формы для головастиков. В семь – ужин. После него у нас час тишины: всех загоняют по камерам и запрещают разговаривать. Директор специально это придумал, мол, так у нас есть время «осознать свои проступки и покаяться в грехах». Перед отбоем в десять вечерняя проверка: зайдут опять, пересчитают по головам и уйдут. И так день за днём, пока твои часы на шее не подадут сигнал об окончании этих мучений.
– Бывают, конечно, и исключения, – добавила Саша. – Иногда Херр даёт нам погулять на верхнем этаже или вместо своей нудной лекции включает фильм о нравственном поведении женщин. Но по большей части дело это не меняет. Мы всё равно остаёмся в худшем месте на земле.
– А что за верхний этаж?
– Мы его называем «полянка», – заговорщически прошептала Саша. Лиза непонимающе перевела взгляд с одной девушки на другую.
– Как ты видела, – начала Марго, – снаружи Ферр не обнесён ни забором, ни рвом, ни канавами. Всё потому, что заключённых здесь годами не выпускали на прогулку. У многих из-за этого начались проблемы со здоровьем. И наш дорогой Херр не придумал ничего лучше, чем превратить верхний этаж в прогулочную зону. Он проделал в крыше здания дыру…
– Он буквально снял скальп с этой уродливой головы, – вклинилась Саша.
Марго сделала паузу и посмотрела на блондинку уничижительным взглядом:
– Он проделал дыру в крыше, застелил газоном площадку и теперь выводит нас раз или два в неделю пастись на полянке.
– Звучит не лучшим образом, – резюмировала Лиза.
– Выглядит также, – отозвалась Марго.
– Но мы не жалуемся: это куда лучше, чем нудная лекция лысого Херра.
После завтрака всех заключённых проводили в лекционный класс: большой ярко освещённый зал с высокими потолками и окнами. Напротив входа по центру стояло массивное кресло, обтянутое тёмной гладкой кожей. Высокая изогнутая спинка, прошитая узором из ромбов с внешней стороны, полностью скрывала сидящего в нём человека. Длинные позолоченные ножки в виде рогаток впивались под собственным весом в мягкий ворсистый ковёр.
Напротив кресла по всей свободной площади помещения стояли ряды дешёвых складных стульев. Каждой из женщин предполагалось занять своё место: первые три ряда по десять стульев отводились новичкам Ферра, следующие три ряда – для тех, кто в ближайшие три месяца покинет колонию. Остальные рассаживались в свободном порядке. Лизе досталось крайнее справа место во втором ряду. Расположившись как можно удобнее, чтобы выдержать трёхчасовую лекцию, Лиза обвела взглядом класс и заметила знакомое лицо с мерзкой улыбкой. Директор Ферра выждал, когда гул рассадки утихнет, и заговорил:
– Многие из вас меня знают. Но для новеньких я представлюсь. Меня зовут Герр Альфредович. Я директор колонии Ферр. Места, которое призвано открыть запутавшимся девушкам и женщинам глаза на истину. Направить их на путь просветления. Позволить им познать подлинное предназначение. Здесь, в стенах Ферра, я вам друг, который поможет и рассудит. Который ответит на все ваши вопросы. Тот, кто расскажет, как искупить свои грехи и жить праведно, – он сделал небольшую паузу и продолжил. – И сегодня я поведаю вам, почему женщина – причина страданий нашего мира. И что вы должны делать, чтобы это исправить. Итак, по своей природе все женщины скверны…
Время шло с мучительной неторопливостью. Поначалу Лиза, как и остальные новички, старалась вслушиваться в слова директора и даже уловить их суть. Но монотонный скрипучий голос слово за словом вводил в транс. Сознание расплывалось, голова тяжелела. Раз за разом Лиза ловила себя на мысли, что почти спит.
Постепенно аудитория оживала. Начиная с задних рядов, в порыве вырваться из дремоты девушки стали вести себя более раскованно. Сначала по классу пробежал лёгкий шорох, затем шёпот, а за ними несколько тихих смешков. Для поддержания внимания директор встал и в тон своему голосу стал неспешно прогуливаться вдоль рядов слушающих. На какое-то время этот манёвр действительно сработал. Но не прошло и получаса, как шум возобновился, стоило директору повернуться спиной к слушательницам. К удивлению Лизы, директор никак на это не реагировал и не спешил открыто делать замечания. Он всё так же плавно прохаживался по аудитории, монотонно читая заученный текст. Вернувшись к креслу, он сел и оглядел, будто сканируя, тяжёлым взглядом аудиторию. Уловив движение, он упёрся ладонями в ручки кресла, наклонился вперёд и произнёс:
– Авдеева, встань!
Высокая и худая девушка позади Лизы подскочила на месте и, задержав дыхание, поднялась.
– Сколько ты находишься в стенах этого прекрасного места?
– Девять месяцев и двенадцать дней, Герр Альфредович.
– И что же? За девять месяцев и двенадцать дней ты не выучила, как правильно себя нужно вести на занятиях?
Девушка смиренно опустила голову.
– Подойди ко мне.
Она испуганно посмотрела на остальных девушек. В глазах её читалась мольба, ноги не сделали ни шага.
– Подойди ко мне! – угрожающе повторил директор.
Она осторожно двинулась в его сторону. В это время директор встал и вышел к ней навстречу. Ощущение надвигающейся беды парализовало всех присутствующих. Подойдя к Герру, девушка развернулась к аудитории лицом, стараясь не встречаться с директором взглядом. Он же в свою очередь кружил вокруг неё, как голодный волк:
– В чём основная цель женщины?
– Служение мужчине, – произнесла девушка зазубренный текст.
– Мужчине, – задумчиво повторил директор и потёр подбородок. – А что ещё?
Глаза девушки округлились. С ужасом она смотрела на следящие за разворачивающейся сценой лица. Директор продолжал монотонно ходить вокруг неё. Снисходительным тоном он спросил:
– Ты, вероятно, плохо слушала меня. Так?
– Да, директор, – прошептала девушка.
– Тогда моя обязанность – напомнить тебе, для чего ты рождена, – он резко остановился напротив неё. – Так?
– Да, директор, – чуть не плача, ответила она.
– И я считаю своим долгом не только напомнить тебе это, но и вбить это в твою тупую головёшку! – последние слова он прокричал, извергая слюну ей в плечо. Добившись, что его жертва сотрясается от страха и слёз, он удовлетворённо пошёл обратно к креслу и сел.
– Подойди сюда! – прорычал он.
Она повиновалась. Он поднял на неё переполненные злостью глазёнки и взглядом дал понять, что делать дальше. Девушка беспрекословно присела возле него. Затем грудью легла ему на колени, свесив голову к полу, подобрала подол платья и оголила ягодицы. Маленькой, похожей на лапку крохотного зверя рукой Герр поводил по бледной коже.
– Видишь ли, дорогая моя, неразумная, глупая женщина. Вы созданы для того, чтобы служить мужчине, – рука со звонким шлепком приземлилась на ягодицу, – ублажать его. – Снова удар, только сильнее. – Женщина должна отвечать всем прихотям мужчины, – удар и ещё один, ещё сильнее, – его желаниям! Женщина никогда не должна отказывать мужчине и ему перечить!
Удар. Удар. Удар, и девушка взвыла от боли. Не обращая внимания на её рыдания, директор продолжил поглаживать алую кожу, на которой проступил лиловый синяк.
– Надеюсь, сейчас ты запомнишь это. И больше никогда не забудешь. А чтобы полностью убедиться в этом, – он потянулся к часам на руке и ввёл на них какую-то комбинацию. Маячок на шее девушки спроецировал в воздух голограмму с остатком дней пребывания в Ферре: «80», – я прибавлю тебе год воспитательных работ.
В одно мгновение проецируемое число превратилось из «80» в «445». Не скрывая отвращения, директор сбросил ревущую девушку на пол. Всем присутствующим стал виден бугор возбуждения в его штанах. Ни капли не смущаясь, директор поднялся с места. Натянув излюбленную ухмылку, он сказал:
– Надеюсь, теперь эта догма очевидна для всех? – и вышел из аудитории.
Гробовая тишина в зале нарушалась только тихими всхлипами избитой девушки. Никто не смел встать с места и помочь ей. Через четверть часа всех отвели в столовую. Обед прошёл в полной тишине.
После обеда охрана отвела Лизу в медицинский кабинет: небольшую комнату, расположенную в одной из башен-щупалец. От остальных помещений Ферра, которые Лизе уже довелось видеть, кабинет отличался невероятно ярким освещением: свет от нескольких потолочных ламп, спускаясь, отражался от стен и пола, отделанных белой керамической плиткой. Посередине стояло гинекологическое кресло, возле ближайшей ко входу стены – металлический стул с прикрученными ножками и небольшим ковриком перед ним. Напротив, возле зарешеченного окна, стоял широкий белый стол, сохранявший идеальный порядок, несмотря на множество папок, книг и бумаг на нём. По одну сторону от стола располагался закрытый буфет с медицинскими инструментами и препаратами, за ним – умывальник. По другую сторону – ещё один привинченный стул. Повсюду стоял запах кварца, смешанный со спиртом.
Лиза сняла на входе обувь и прошла на коврик возле стула ожидания. Дверь распахнулась, и белый силуэт ворвался в кабинет и пролетел к столу. Не обращая внимание на Лизу, он сел к ней спиной, разложил перед собой принесённые бумаги и приступил к их заполнению. Не отвлекаясь от дела, он ровным голосом приказал:
– Раздевайтесь.
Лиза, смущаясь, медленно сняла убогое серое платье, аккуратно свернула и положила на расположенный сзади стул. В кабинете было прохладно, и по оголённой тонкой коже побежали мурашки. Зажав посиневшие ладони под мышками, Лиза прикрыла грудь руками в попытке согреться. Раньше ей не доводилось раздеваться при мужчине. Тем более перед незнакомым.
Спустя минуту врач оторвался от дел, бросил короткий взгляд на Лизу и снова отвернулся к столу.
– Бельё тоже снимайте, – тем же ровным тоном проговорил он.
Лиза напряглась. Оказывается, ей предстояло оказаться не просто раздетой, а совершенно голой перед незнакомым мужчиной. Пускай врачом, но всё же мужчиной. Дрожа всем телом, она расстегнула лифчик и стянула его с груди. Прикрывая одной рукой грудь, она так же педантично сложила бельё на стул под платье. Затем взялась за тонкую ткань трусов сбоку. Собравшись с духом, она резко дёрнула вниз. Бельё бесшумно упало на коврик к ногам. Вспотевшей ладонью Лиза прикрыла оголённый лобок. Вцепившись пальцами в кожу, она затряслась то ли от холода, то ли от стыда, то ли от едва сдерживаемых слёз, предательски выступивших на глазах. Она так и стояла, когда он сказал:
– В Ферре вообще-то нельзя носить бельё.
Скрипнул стул. Лиза поняла, что врач обернулся к ней, но молчит. Она не могла поднять головы, чтобы проверить, так ли это. Ей не хватало духу посмотреть. Одна за одной на застывшие стопы упали горячие слёзы. Она слышала, как скрипнуло сиденье стула во второй раз от того, что он встал. Слышала, как, мягко ступая по кафельному полу, он приблизился, и отполированные коричневые ботинки остановились в сантиметрах от оголённых пальцев её ног. А потом он спокойно и мягко сказал:
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Посмотри на меня.
Лиза, не поднимая глаз, покачала головой из стороны в сторону. Но тут же осеклась. Приподняв подбородок, она, как провинившийся ребёнок, взглянула на врача снизу вверх.
Перед Лизой стоял высокий мужчина спортивного телосложения с невероятно обаятельной улыбкой. Светлые волосы, подстриженные чрезмерно коротко, отливали золотом от яркого света ламп. Из-под высокого лба и густых бровей на Лизу смотрели глубоко посаженные голубые глаза. Их опущенные уголки придавали взгляду печали и лёгкой загадочности. Мелкие морщинки вокруг выдавали возраст – немного за тридцать. Красивые полные губы, обрамлённые щетиной, сложились в широкую подбадривающую улыбку.
Он не прикоснулся к обнажённому телу ни руками, ни взглядом. Он смотрел ей прямо в глаза и тепло улыбался. Постепенно волнение Лизы отступило, и он негромко продолжил:
– Меня зовут Денис Валерьевич. Но ты меня можешь называть просто Денис. Я работаю врачом в Ферре. Мне нужно лишь тебя осмотреть на предмет возможных инфекций, болезней или беременности. Понимаешь? – его речь действовала успокаивающе, и Лиза сама не заметила, как тело расслабилось, а слёзы высохли. – Я не сделаю тебе больно.
– Но… – Лиза вновь опустила глаза, словно стыдясь следующих слов. – Я… У меня…
– Ты девственница? – удивлённо спросил он.
Лиза кивнула.
– Теперь всё стало понятно, – Денис подобрал её трусы, выудил из-под платья на стуле лифчик и выбросил в стоявшее рядом ведро. Платье он вернул Лизе:
– Можешь одеться.
После этих слов он вернулся к столу. Пока Лиза одевалась, Денис продолжил тем же спокойным голосом:
– Такое, конечно, бывает в Ферре, но крайне редко. Поэтому я так и удивился. Безусловно, я должен осматривать в кресле всех без исключения, но я вижу, как для тебя это непросто, – Лиза оделась и присела на стул возле Дениса. – Думаю, что не так страшно, если мы проведём осмотр в другой день, когда будешь готова. Правда?
Он подмигнул ей и ласково улыбнулся. Лиза смущённо опустила глаза. Лишь изредка она бросала на него короткие робкие взгляды, пока Денис заполнял бумаги. Затем он встал, прошёл к двери и вызвал охрану.
– На этом я с тобой прощаюсь.
Лиза, не находя слов, кивнула в ответ и прошла мимо него в коридор.
– До встречи, – повторил Денис и плавно закрыл за ней дверь. Растерянной Лизе ничего не оставалось, кроме как последовать за головастиком в камеру.
Весь оставшийся вечер она раз за разом прокручивала сцену в кабинете. Вспоминала его нежный голос, печальные глаза, добрую улыбку. Он очаровал её. Ей казалось чудом, что в таком жутком отвратительном месте, как Ферр, можно встретить такого светлого человека, тем более мужчину. Он отнёсся к ней с такой теплотой и пониманием, которых она давно не встречала.
Уже после отбоя, когда Лиза легла в койку и упёрлась глазами в потолок, она без конца представляла его лицо и как дурочка улыбалась. И до последнего не хотела засыпать, боясь, что на утро всё произошедшее исчезнет, как сон. Она продолжала грезить, пока, обессилев от мечтаний, не заснула с его именем на губах.
Глава 5
Выдержка из Нового закона существования женщин:
«п. 12. Женщина, приговорённая к заточению в колонии Ферр и имеющая намерения, попытку или совершённый факт побега с территории колонии, подлежит публичному наказанию».
Всю следующую неделю Лиза ловила себя на мысли, что постоянно думает о Денисе. Поначалу она ждала, что он заглянет к ней в камеру поинтересоваться её здоровьем. Затем ждала, что позовёт на приём. К концу недели Лиза почти потеряла рассудок: она искала глазами Дениса повсюду в надежде увидеться хотя бы мельком. Она придумывала предлоги прийти к нему в кабинет, но каждый раз не могла собраться с духом. Так проходил день за днём. А вечерами уставшая от рутинной работы, игнорируя боль в распухших руках и затёкшей спине, Лиза закрывала глаза и видела только его улыбающиеся лицо. И на душе становилось тепло. И день, казалось, был прожит не зря.
Во вторник за обедом, ковыряя в тарелке очередное пюреобразное нечто, Лиза его увидела. Он стоял в углу в столовой полубоком к ней и оживлённо переговаривался с охраной. На короткое время взгляд его оторвался от собеседников и заскользил по залу в поисках кого-то. Сердце Лизы бешено запело: «Меня! Меня! Меня!» С трудом удерживаясь на месте, Лиза едва сохраняла спокойствие и разум, чтобы не прокричать его имя на всю столовую. Она сделала глубокий вдох и замерла. Не сводя с него глаз, терпеливо ждала. И её долгое ожидание было вознаграждено: их взгляды робко коснулись друг друга. Она тут же забыла, как дышать. Денис коротко улыбнулся и кивнул ей. Сердце остановилось. Волна трепета пробежала от пят до макушки, и Лиза робко улыбнулась в ответ. Денис отвернулся к собеседникам, а через минуту вышел в их компании из столовой.
Сердце Лизы запустилось с удвоенной силой, будто наверстывая пропущенные удары. Всё тело взмокло, на лбу выступили капельки пота. Рука, державшая обеденную ложку, не слушалась и заметно тряслась при попытках поднести пищу ко рту. Внутри под рёбрами, уходя вглубь тесного пространства между желудком и селезёнкой, вытесняя всё на своём пути, в Лизе зародилось неведомое доселе ощущение чего-то важного. Её мутило, било дрожью, трясло. Но вместе с тем Лиза поймала себя на мысли, что нестерпимо хочет испытать это чувство вновь. Она непроизвольно положила руку на живот.
– Тошнит, что ли? – спросила Марго. Лиза недоумённо посмотрела в ответ. – Лучше держи всё в себе. И так есть эту парашу тяжко.
Лиза улыбнулась и про себя подумала: «Разве может тошнить от счастья?»
В последнюю неделю месяца Лиза как обычно проснулась от оглушительной сирены. Натренированным движением она соскочила с кровати и встала возле изножья. В камеру вошёл головастик. Он целенаправленно прошёл в глубину помещения к Марго и Маше и стал внимательно изучать их постели. Лиза вопросительно посмотрела на стоявшую напротив Сашу, лицо которой казалось бледнее обычного. Выпученные глаза упирались в пол под ногами Лизы. Проследив за её взглядом, Лиза склонила голову: между стоп на светлом полу отчетливо виднелись две небольшие красные капли. С глухим шлепком к ним упала третья. Лиза бесшумно сдвинула ноги и прикрыла кровь собственной ступнёй.
– А чего, собственно, ищем, начальник? – не выдержала напряжения Марго.
