…Радуйся!
Не бойся!
Молись!..
29 сентября
Второе
Я пишу тебе, папа…
Помнишь?
Как в детстве.
Ты присылал мне письма из-за дальних морей. Я отвечала.
Самое страшное утро – первое после утраты.
Говорят, ты ещё здесь.
Шла вчера по улице, прятала слёзы в чёрный капюшон.
Проходила под яблоней. Передо мной упало яблоко, перешагнула. И тут же за спиной с возмущённым грохотом ударились об асфальт ещё два или три.
Нервный смешок. Это ты так меня обнял?
Почему-то в моменты перехода желают мягкости.
Мягких родов. Мягких облачков.
Мягко – значит уютно, с любовью и радостью.
В какое бы междомирье ни приходил человек.
Сегодня девочки пошли на детский день рождения.
Правильно ли это?
Помню себя в детстве, когда уходили бабушка, дядя.
Тогда я не ощущала это настолько большой травмой.
Дети резонируют со взрослыми.
Кто-то ярче, кто-то слабее.
Мама плачет, плачут дети.
Мы вчера говорили о тебе. Вечером.
Весь день собиралась духом, чтобы после всех занятий собрать твоих внучек вместе и сообщить о твоём уходе.
Не смогла спокойно. Разрыдалась.
Облепили. Наобнимали.
Прочитали книгу "Куда уходят люди".
Купила её ещё два года назад вместе с "Откуда на самом деле берутся дети", про духовную составляющую Пути. Но не читала. Словно оставила для подходящего момента.
Настал.
Знаешь, папа, я отправила детей отмечать день явления подружки, потому что так хрупко всё стало.
Слышала, отцу именинницы может быть вручена повестка на днях.
Вчера ты ушёл, а сегодня они празднуют жизнь.
Пусть празднуют, а?
Мне не весело.
Мне совсем не весело.
День настолько расписан по минутам, что сердцу некуда вклиниться.
Сегодня я не плачу.
…Радуйся!
Не бойся!
Молись!
30 сентября
Третье
Я пишу тебе, папа…
Нам с сестрой очень повезло.
На двоих четыре мальчика и четыре девочки.
И у каждой по ребятёнку, похожему на тебя.
С утра планировала пойти на йогу.
Продышаться.
Опоздала. Потому что меня обнимали.
В подъезде перед школой.
По пути в спорт-клуб.
Обнимали словом, руками.
Грелась. Грела.
Зато попала на тренировку степ+силовая.
Ещё и лучше.
Вытоптала, выкружила, выжала ярость.
Застывшую. Потекла горячая, пульсирующая по телу. Поскакала мурашками, учащённым сердцебиением. Выходила сжатыми зубами, искрами из глаз, глубоким выдохом, жёстким сцеплением со степ-платформой.
Злость. На то, что ничего не могу изменить.
Выходи.
Выпариваю до красных пятен в сауне.
Выстуживаю ледяным душем.
Выходи!
Не волнуйся за меня, папа. Так надо. Я справлюсь.
Как хорошо, что я посетила столько воодушевляющих мест до того, как мне перестало это быть интересно.
Во мне много жизни, папа, просто настроение сейчас не то.
А может просто воздух испортился?
Пахнет страхом.
Смертью.
Но пугает не смерть, а обстоятельства, при которых она может произойти.
Привкус крови на губах.
Страх за близких и видеоряд всего, что вбирал мозг за жизнь.
Вылезает из подсознания, щупальца тянет, сдавливает.
Как говорил мальчик, который выжил:
– Называйте его по имени. Он в любом случае попытается вас убить.
Страх сковывает. Не даёт вздохнуть, путает мысли.
Не гоню его. Поднимаю глаза. Хочу рассмотреть получше.
А как наберусь смелости разглядеть во всех деталях, пририсую рожки, заплету ему косички, мухомор на нос посажу, надую, как воздушный шар и лопну большой булавкой.
Раз! И нет его!
Так, пап?
…Радуйся!
Не бойся!
Молись!
1 октября
Четвёртое
Я пишу тебе, папа…
Сестра взяла на себя все хлопоты.
Спрашиваю, чем помочь? Настаиваю.
Какая помощь может быть для матери?
Позаботиться о её детях.
Сегодня суббота. Снова суббота.
В прошлую ты был в гостях.
