– Ладно. Как-нибудь выплывем. Тем более, что большая часть действа – это трахач и охач. За мной друзья, времени у нас в обрез.
***
До начала спектакля оставались считанные минуты. Лёха и Гелла из-за кулис выглядывали в зал.
– Мы, сука, влипли по самые гланды, народу до хера, – заключила Гелла. – Чуть ли не на головах сидят друг у друга.
– Ну, что ты хочешь, это тебе не на айфон насосать. – с подступающим смехом сказал Лёша. – 50 кусков придётся отработать.
– Насосать на айфон – это видимо из личного опыта? – прошипела Гелла, посмотрев на друга испепеляющим взглядом.
– Да ладно тебе, – Лёха по-конски заржал, – не грузись, оторвёмся, будет что вспомнить.
– Что-то не вижу Арса и Кармен.
– Так мы ж билеты на галёрку покупали. Ты их и не увидишь.
К ребятам вбежал Заславский.
– Так, ребятушки, максимальная концентрация. Через минуту начинаем. Не беспокойтесь, текст у меня. В беспроводные наушники я буду вам всё наговаривать. Так, а где текст? Куда я его положил? По-моему где-то там бросил. Всё, мои хорошие, ни пуха.
Заславский удалился.
Открылся занавес. Гелла, одетая в чёрное шёлковое платье, разместилась на роскошном бежевом диване рококо и сверлила Лёху глазами. Лёха же, в мешковатом сером костюме, который смотрелся на нём как что-то инородное, стоял недалеко от своей партнёрши и от волнения бегал глазами во все стороны. Уже прошло около минуты, но ничего не происходило. В наушниках – тишина. Лёха начал нервничать ещё больше. Уже занервничала и Гелла. Бросив взгляд в сторону кулис, Лёша увидел, как побледневший Заславский даёт им понять, что текст куда-то потерялся. Будучи почти в предобморочном состоянии, Лёха повернулся к Гелле и еле заметно покачал головой в разные стороны: «Текста нема, подруга». Ему казалось, что Гелла испепелит его обезумевшим взглядом, но она затем сдавленно улыбнулась и слегка кашлянув, выдала:
– Мышкин, а вы идиот, скажу я вам.
Справившись с волнением, Лёха ответил:
– С чего это?
– Вы меня не хотите. Полный идиот.
– Почему вы решили, что я вас не хочу?
– Мне доложили, что вы до сих пор онанируете на мой портрет в доме Епанчиных. А могли бы уже давно жарить меня. Я поняла, что так больше продолжаться не может и позвала вас сегодня к себе на… чай.
– Спасибо, Настасья Филипповна, ваш чай восхитителен. Как, собственно, и вы.
– Вы сравнили меня с чаем?
– Вы такая же горячая.
– Горячая …, – Гелла встала и вплотную подошла к Лёхе. – Не верю, Мышкин. Докажите. Иначе уже завтра я буду другому отдана и стану век ему верна.
– Ну.. я…
– Князь, да что же ты за тормоз такой, – Гелла с остервенеем начала Лёхе расстёгивать брюки. – Где там твой жеребец спрятался. О.. Хорош! Ну, что Мышкин, прожарь меня сейчас как следует.
– Тебе какую прожарку, Настасья Филипповна? – прорычал Лёха, резко прижав Геллу к себе. – Среднюю или максимальную?
– Спали меня ко всем чертям, чтоб здесь стало жарко как в аду!
Лёха резко повалил Геллу на диван и словно оголодавший зверь стал рвать на ней платье, а затем стянул с себя брюки, но тут дверь в партер распахнулась, в зале включился свет. Вошли восемь коренастых мужчин, одетых в чёрную униформу. За спиной у каждого висел самурайский меч. Группу возглавлял парень крепкого телосложения с горящим и совершенно диким взглядом. Он пустил вверх автоматную очередь. Раздались крики.
– Добрый, вечер уважаемые, – Антон пошёл вдоль рядов. – Мы не хотели портить вам вечер, но режиссёр того дерьма, за которое вы заплатили свои кровные, не оставил нам выбора. Я и мои коллеги, – он указал на свою команду, – являемся представителями самой неблагодарной профессии в России. Мы – театральные критики. И мы устали наблюдать за тем, как российское театральное пространство постепенно превращается в общественный туалет, из которого несёт за километр. Но спектакль, поставленный господином Заславским к 200-летию величайшего русского писателя Фёдора Достоевского, стал последней каплей. Дамы и господа, чаша нашего терпения переполнена. То, что делает Заславский – это преступление против нации. А если есть преступление, должно обязательно последовать и наказание. Этот ублюдок развращает молодёжь, которая ходит на его говноспектакли и постепенно превращается в моральных уродов. А ведь сегодняшняя молодёжь – это наше завтра. Вы хотите, чтобы оно было вот таким? – Антон показал на Лёху со спущенными штанами и растрёпанную Геллу с порванным платьем. Затем он повернулся к зрителям. Люди Антона тоже стояли к ребятам спиной. Такая странная потеря бдительности дала Лёхе и Гелле считанные секунды, чтобы покинуть сцену. – Я думаю, не хотите, – продолжал Антон свою мысль. – Вы, уважаемые зрители, стали заложниками ситуации. Хотя, какие вы к чёрту уважаемые, если покупаете билеты на эту порнографию. Но так как сегодня у меня не самое дурное настроение, я даю вам шанс остаться в живых. Мой критический автомат готов вас пощадить. А вот кто уже никогда не выйдет из здания театра – так это артисты, принимавшие участие в этом мразотном спектакле, все цеха, весь технический персонал. Сегодня прольётся их кровь. Ну, и конечно, полетит голова с плеч главного ублюдка, затеявшего эту вакханалию – режиссёра Виктора Заславского. Даю вам, дамы и господа, ровно минуту, чтобы покинуть зал.
Повисла пауза.
– НАХУЙ ВСЕ ОТСЮДА, Я СКАЗАЛ!!! – Антон пустил вверх автоматную очередь.
С криками и воплями зрители рванули со своих мест и кинулись в сторону выхода. У дверей началась звериная давка. Хруст позвонков, брызги крови, люди, орущие самым отборным матом – Ночь беззакония продолжалась. Собрав последние остатки сил и самообладания, Арс каким-то чудом вытиснулся из этой мясорубки, таща за собой совершенно ошалевшую Кармен.
– Блять, это что вообще?! – визжала девушка.
– Кармен, не время истерить! – будучи сам напуганный до смерти, Арс отчаянно пытался включить героя. – Нам надо найти Лёху и Геллу. Они пока в безопасности, я видел, как они уходили со сцены. Пойдём, скорее!
Тем временем Гелла и Лёха метались по театру в поисках друзей.
– Я бы никогда не подумала, что это театральные критики, – недоумевала Гелла. – Я всегда считала, что эти критики – щупленькие или, наоборот, пузатенькие мужички с тремя волосинками на башке, с кучей комплексов, всю жизнь живущие с мамой. А тут такие брутальные самцы. Прям захотела их. Особенно их главного. Он прям вообще секс ходячий.
– Ты хотя бы сейчас можешь не думать о ебле?! – психовал Лёха. – Наши друзья в опасности, а у тебя, как всегда, только одно в голове.
– И мне это говорит кабель, который готов трахать всё, что движется.
– Ты просто всё ещё бесишься, что у нас с тобой в своё время не срослось.
– Чего??
Неизвестно, чем закончилась бы их перепалка, если бы им навстречу не летел Заславский с одуревшими глазами.
– Гелла, Лёша, вы живы! Эти сволочи окружили всё здание! Никуда невозможно дозвониться! Полиция не отвечает!
– Конечно не отвечает. – Гелла даже немного удивилась неосведомлённости Заславского. – Ещё не было официальной отмены Ночи беззакония. Всё продолжается.
– И эти твари как раз этим и воспользовались. – Заславский словно проснулся после долгого сна. – Ребятки, давайте ко мне в кабинет, забаррикадируемся там!
– Вы действительно такой наивный или придуривайтесь? Я не удивлюсь, если вам там уже готовят тёплый приём. И тем более, нам надо найти Арса и Кармен!
И только Гелла это сказала, она увидела мчащихся к ним по коридору напуганных друзей. Впервые за всё время, что они друг друга знают, компания крепко обнялась – ребята ещё никогда не были так рады видеть друг друга.
– Молодёжь, так вы со мной? – Заславский не разделил этой радости.
– Нет, мы своим путём. – сухо сказала Гелла. – Спасибо вам за незабываемый сценический опыт.
– Да пожалуйста. Обращайся, если что. У тебя хорошие данные, – его взгляд скользнул по пышной груди Геллы. – Ладно, удачи вам. – Заславский помчался дальше по коридору.
– Старый извращенец, – Гелла кинула в след Заславскому уничтожающий взгляд.
Друзья побежали в другую сторону. У них ещё был шанс выбраться из театра живыми.
А в это время в другом крыле здания творилась самая настоящая «техасская резня». Работников театра уже не спасали ни двери, ни баррикады, ничего. Люди Антона настигали их везде и нещадно кромсали на части своими мечами. Светло-бежевые коридоры моментально стали багрового цвета. Через каких-то двадцать минут все служебные помещения были усеяны отрезанными руками, ногами и обезглавленными телами. Пытающимся спастись из этого ада, Антон отправлял в спину череду патронов.
– Так, парни, ищите мне Настасью Филипповну и Мышкина! – проголосил главарь банды, когда понял, что из труппы театра уже никого не осталось в живых.
Долго искать не пришлось. С другой стороны коридора до него донёсся жуткий девичий визг. Он обратил прожорливый взгляд в сторону крика и увидел совершенно обезумевших от страха Геллу и Кармен. Арс с Лёхой пытались их успокоить, но сами едва не потеряли сознание, наблюдая последствия мести театральных критиков.
– А вот и наши звёзды, – ядовитая улыбка, больше напоминающая звериный оскал, скользнула по лицу Антона. – Загадывайте последнее желание, щенки.
Он кинулся за перепуганной компанией, периодически нажимая на курок автомата. Девчонки поскальзывались на лужах крови, парни их поднимали; Арс с Лёхой также скользили по багровому полу и Кармен с Геллой пытались их удержать. Пули летели им вслед, но чудом не попадали. Неизвестно какой бы финал был у этой погони, если бы на лестнице не появился Заславский, видимо предпринявший ещё одну попытку покинуть театр.
– Ты…, – зашипел Антон, расползаясь в жуткой улыбке, обнажая идеально белые зубы. – Живите пока, детки, – он даже не посмотрел в сторону полумёртвой компании и медленно двинулся к Заславскому, направив на него автомат. – Пошёл. Пошёл, я сказал!
Оцепеневший Заславский повернулся спиной к Антону и начал подниматься по ступеням.
Подталкивая режиссёра в спину, Антон вошёл в его кабинет.
– На колени. – тихо приказал он, сжигая Заславского взглядом.
– Я вас прошу....
– Парня своего будешь просить. На колени, скотина.
Заславский подчинился.
– У тебя есть выбор как сдохнуть. Я тебя могу прямо здесь повесить на твоём шарфике. Хотя… Нет, для такой мрази как ты, это будет слишком лёгкая смерть. Я сейчас вот этим мечом начну от тебя отрезать по маленькому кусочку и ты будешь меня молить о том, чтобы я пустил тебе пулю в башку. Но ты можешь облегчить свою участь, – Антон достал из рюкзака плакат и развернул. – Узнаешь? Вот сейчас ты будешь извиняться перед портретом Достоевского за то дерьмо, которое поставил по его роману. Только максимально искренне. Если я тебе не поверю, то сразу лишу тебя первого пальца. Начинай.
– Фё.. Фёдор Ми..хайлович, миленький, простите меня пожалуйста… Я не хотел вас обидеть..
– Я хуёвый режиссёр.
– Что?
– Я тебе помогаю.
– Да.. Я очень, очень хуёвый режиссёр. Я искренне раскаиваюсь… Я не должен был так интерпретировать ваш гениальный роман…Мне очень стыдно за то, что я позволил себе столько вольностей при работе с вашим текстом… Это моя большая ошибка, – Заславский не выдержал и заплакал как ребёнок.
– Я бы сказал, роковая. Всё, не хочу слышать твоё нытьё. Будем считать, что я тебе поверил. Но вот мой клинок – нет.
Антон резко взмахнул мечом и в следующую секунду из обезглавленного туловища Заславского брызнул кровавый фонтан.
– Было преступление, состоялось и наказание. Вы отомщены, Фёдор Михайлович. – обратился Антон к портрету Достоевского.
В знак благодарности забрызганный кровью Фёдор Михайлович дружески ему подмигнул.
***
Арс, Гелла, Лёха и Кармен плелись в сторону главного вестибюля. С тех пор, как Антон их оставил, идя учинять расправу над Заславским, они не сказали друг друга ни слова. Запёкшаяся кровь на их лицах и одежде превратила друзей в каких-то жутких демонов, которых словно пинком под зад выгнали из преисподней и теперь они не понимают, что делать на Земле. Друзья уже окончательно слились с кровавыми коридорами, которые, казалось никогда не закончатся.
– Сходили в театр. – первой нарушила молчание Гелла.
– Окультурились, блять. – кинул Лёха.
– Я, конечно, подозревал, что театральные критики – народ беспощадный, но не до такой степени, – пришёл в себя Арс.
– Не знаю, как вы, но это мой первый и последний поход в театр, – Кармен была в эмоциональном ступоре.
Гелла, Арс и Лёха посмотрели на подругу. Мол, «ты совсем дура, если считаешь, что после пережитого кто-то из нас теперь захочет переступить порог вообще какого-либо культурного заведения?»
Добравшись до вестибюля, компания наткнулась на Антона и его банду. Они уже были настолько измучены физически и психически, что даже не пытались бежать. Антон что-то с улыбкой рассказывал своим коллегам. Заметив ребят, он, сохранив на своём лице это расслабленное выражение, шагнул к ним.
– Ну, что, вы, пересрали? Будете знать, как всякую хуету смотреть. А вы, – обратился он к Гелле и Лёхе, – как во всякой хуете играть. Не раскромсал вас на части только потому, что сразу понял, что вы ни разу не артисты. Царёву и Мясниякова я прекрасно знаю в лицо. Этим двум бездарностям тупо повезло, что они накурились накануне премьеры. Тем самым спасли себе жизнь. А вас я просто проучить хотел. Ну и отучить впитывать в себя испражнения «модных современных режиссёров». Можете добавиться ко мне в друзья во «Вконтакте». Я там каждую неделю пишу обзоры действительно достойных постановок.
– Разумеется.
– Ладно, мальчишки и девчонки, мы погнали. И если увижу вас на каком-нибудь говноспектакле, то… Ну вы поняли. Во второй раз так просто не отделаетесь. Лютый следит за вами. Бывайте.
Антон с компанией удалились.
Друзья вышли на улицу. Холодная ноябрьская ночь слегка их отрезвила.
– Как же я хочу домой, как я устала, – Гелла уже была готова сорваться на плач.
– Насколько знаю, ещё цел кинотеатр в районе Камышей, может в киношку рванём. – предложил Лёха.
Друзья оценивающе посмотрели на него.
– Лёш, ты дебил? – ядовито сказала Гелла. – Мы сегодня чуть не сдохли. Ещё одного налёта театральных критиков я не переживу.
– Лёх, давай дома кино позырим. – Арс потянулся в карман за пачкой сигарет. – Все части «Судной ночи». Под настроение идеально подходит.
– Вам не хватило сегодняшнего пиздеца? – Кармен искренне удивилась желанию друзей.
– А мы садомазохисты, Кармен. Не знала? Хотим максимально расплавить свой мозг.
– Неплохо мы отметили 200-летие Фёдора Михайловича, – у Геллы ещё хватало сил на какую-то иронию.
– Да уж. – согласился Арс. – Что называется, Достоевскому и не снилось.
