Юрий Леонидович Полуэктов "В логове коронавируса"

– Конечно, нужно, дорогой Олежек, только как это осуществить? К твоему разумному голосу юного коммуниста никто ведь не прислушается. Меня, беспартийного, и вовсе запишут в диссиденты, выгонят с работы. Нет, чудо какое-то должно произойти. Народ устал от бестолковости существования. Все стоят в очередях и проклинают власть, устроившую им эту развлекуху. Все завидуют несправедливой обеспеченности номенклатуры, которая провозгласила равенство а втихаря его нарушила, и просят о возмездии. Учитывая размеры страны, стон этот звучит практически круглосуточно. Сказано же: «Вначале было Слово». В расширенной трактовке – Слово значит Осознание. Толстой ещё говорил «Разумение жизни». Так это самоосознание неустроенности, необходимости перемен когда-то ведь воплотится в перемены. Ты же веришь в молитву Серафима Саровского, а тут всем населением без передыха молимся…

– Ты вот тут про чудо – а оно явление не материального мира, явление неуправляемое, неизвестно в каких дебрях мы окажемся по воле случая. Может случиться так, что какие-то небольшие, но неверные изменения превратятся в лавину, сметающую всё на своём пути. А находясь в лавине, невозможно что-либо сделать, тебя несёт в неизвестность помимо твоего желания, против твоей воли. Может же так быть?.. Нет, надо осознанно менять управление страной. Ты членам Политбюро присвоил почётный титул «замшелых», верхушку партии расколошматил, а не так уж они неразумны, систему выстроили устойчивую. Народ бухтит втихаря по кухням, а на баррикады не рвётся. И дело не только в том, что чекисты маузер к виску каждого свободомыслящего гражданина приставили. Работает известная схема – разделяй и властвуй. Коммунисты хорошо усвоили, что источник революционной угрозы в России – это Москва и Петербург. Там запылало в семнадцатом году. В наше время Москва, Ленинград, чтоб не было голодных бунтов, снабжаются прилично, местные на всю жизнь запомнят брежневское время как самое распрекрасное. Да и крупным городам тоже кое-что перепадает, а на провинцию можно забить. Население там малочисленное и терпеливое, а самые предприимчивые стараются перебраться в столицу. Так что в твоих рассуждениях про чудо несусветное, возможно, есть какое-никакое зерно. Только чудо это может случиться, когда нынешние кремлёвские мамонты начнут вымирать, а на смену им придут правильные управленцы из числа честных, совестливых коммунистов.

– Да, я, наконец-то, понял, почему тебя потянуло в партию. Потому что менять управление будут люди. А что это будут за люди, откуда упадут-вылезут, то ли это будут белокрылые англы с небес, то ли черти подколодные себе на уме, и куда они нас поведут, как, какими путями-тропами, тайна сия велика есть. Есть у меня сомнение, что нас с тобой спросят, кого в этот момент кормчим ставить, вне зависимости от того, есть у нас партбилет или его нет. По крайней мере, по сю пору нас и нам подобных не спрашивали. Кстати, в последней командировке свежий анекдот услышал: «что такое: длинное, зелёное и пахнет колбасой? – Электричка из Москвы»… Народ на самом деле со всей округи туда за продуктами съезжается. А в Оренбурге, сам знаешь, в магазинах мяса не бывает. На рынке в очередь дают свиную пересортицу без права выбора: много мослов, не нравится? Отваливай, не задерживай очередь! По три с полтиной за килограмм, а в Москве я за эти деньги покупаю лучшую вырезку. У нас и рыбные консервы «сайра в масле» купить – за счастье. В деревенские магазины можно не заходить. Хлеб, соль, сахар, спички, кое-какие макароны, некоторые крупы – ассортимент почти эпохи военного коммунизма. Хлеб по вечерам не купить, весь днём разбирают. Горько, вот и пьют беспробудно. Даже говорить об этом тошно; не то что пошутить – плакать хочется…. Народ при любой власти, в любом государстве, если беспристрастно всмотреться в историю, считался просто расходным материалом, и большевики не исключение. Цинизм в том, что они при этом провозгласили себя партией рабочих и крестьян. Но вот что для меня удивительное, так это то, что на Украине, в Прибалтике продуктов навалом, не хуже, чем в Москве. Юрка Доронин на рыбалке рассказывал, как он во Львов ездил на могилу отца, он у него там похоронен. Ему показалось, что будто в другую страну попал. Почему в Российской Федерации люди живут гораздо хуже, чем в национальных республиках? Доблестное Политбюро опасается националистических бунтов?

– Тот же самый принцип – разделяй и властвуй. Кстати, многие русские, кто пошустрее, почувствовали этот партийный уклон, перебирались в союзные республики. Но опасаются наши верхи, честно говоря, обоснованно. – Олег разлил остатки водки из второй бутылки. – Юрка мне тоже описывал, как шли они с тёткой по Львову, разговаривали по-русски. Вдруг молодой парень к ним привязался, мол, вы, кацапы, во Львове надо на мове говорить. Тётка не растерялась, ну и выговорила ему по-хохляцки, что она-то как раз учительница украинского языка, учит львовских детей их родному языку. Парубок тот чубатый опешил и тут же слинял.

– Неудивительно. У нас об этом не пишут, а мне кто-то, кажется, Тольки Журина отец рассказывал, что в Закарпатье до пятьдесят шестого года самая настоящая война с бандеровцами была. Он в погранвойсках служил, знает. Отдельные подрывы аж в пятьдесят девятом были.

– А это ж совсем недавно происходило, всего двадцать лет прошло. Конечно, они помнят ту войну. При первом удобном случае будут отыгрываться. Бесполезно с ними заигрывать, как их ни корми – всё им мало будет.

– Давай-ка выпьем за то, что хотя бы по вопросу осуждения бандеровщины у нас консенсус. Но вопрос всё равно остался: Почему мы в Оренбурге должны жить на порядок хуже, чем львовские националисты? И почему верные ленинцы не просекают: случись война, мы с тобой пойдём Родину защищать, а львовяне откопают в огороде фашистские автоматы и нам в спину стрелять будут? Сдаётся, что тем, кто в Политбюро, наплевать на народ. Они от народа не зависят, их не выбирают. Да и выборы в Советы – голимая фальсификация, результат рисуют тот, какой захотят, и альтернативы у избирателя нет. Удобно. Помню, мама пришла на участок голосовать, уже перед самым закрытием. А ей девушка из комиссии говорит: «Ой, а Вы уже проголосовали, тут галочка стоит…» Мама возбухать не стала, развернулась и ушла. Не-ет, без перемен не обойдётся…

Полежали, послушали недовольное бормотание переката, явно не привыкшего слушать затянувшиеся заполночь политические дебаты. Сергей сходил к рюкзаку, вернулся с третьей бутылкой и, разливая, спросил:

– А насчёт порядочных людей, призванных улучшить партийный кадровый состав, – кого всё-таки ты цитируешь?

– Да… подошёл Прохоров, сказал: «Надо вступать в партию, дали разнарядку – на мужчину из инженеров». Ну, не мог я ему сказать «нет». Давай-ка, не будем больше об этом…

Прохоров был начальником сектора, секретарём парторганизации в отделе, где работал Олег, при том, человеком порядочным и уважаемым. Серёга мысленно пожалел безотказного брата: «Попал, как кур в ощип!» Вслух сказал:

– Ладно, давай не будем. Толку от наших диспутов так и так никакого.

Выпили ещё по малой, отвлеклись; было о чём другом поговорить. Разговор стал малозначащим. Сергей не стал рассказывать о том, что к нему тоже недавно подходил секретарь парторганизации их отдела, сказал правильные слова об укреплении партийных кадров, предложил вступить в организацию. Отказаться от вступления напрямую Сергей не рискнул, стал говорить, что для него это неожиданность, надо подумать, подготовиться…

Парторганизация КБ входила в заводскую, а на заводе была очередь ИТРовцев, желающих получить партбилет, служивший одновременно пропуском на карьерную лестницу. Второй раз секретарь к нему не подошёл, и Лагунов мысленно перекрестился: отвязались… Возможно, это была та же самая вакансия, которую после него предложили Олегу. Но впоследствии отказ подпольному диссиденту аукнулся. Зам главного конструктора вышел на пенсию, Костюков должен был занять его место, а Сергей, к тому времени зам начальника, был единственным реальным кандидатом на должность начальника отдела; но назначили Родионова, начальника сектора, коммуниста. У жизни были свои, косые лекала, по которым чертились правила существования. Признаки порядочности, наивности, хитрости, как в кривом зеркале, путались и замещали друг друга.

Но до этих карьерных потрясений ещё нужно было дожить, а пока ночь переполнялась свиристением сверчков; из близких камышей вопли лягушек волнами накатывали на обгоревшие за день уши. Четвёртую бутылку, уготовленную для прощального вечера, обоюдно решили не открывать. И даже поспорили, оставить ли её на утренний опохмел или на последнюю вечернюю уху. Если вдруг на выбор открылись две добродетели, как решить, которая из них вернее ведёт в райские кущи? Тем более что узнать, чья верней, так и не довелось. Бутылочка сама собой не удержалась, разошлась по походным кружкам.

Забыв про палатку, ночевали у дотлевающего костра в спальниках, на мягких днищах перевёрнутых надувных лодок. Спасались от кровососущих по всем правилам бывалых походников: голову засунули в накомарники, а кисти рук в шерстяные носки, которые всегда возили с собой «на всякий пожарный».

11

Диктор аэропорта объявила о начале регистрации на рейс Уфа – Хайнань. Между тем, мысль о возможном и, как показывало развитие событий, вполне реальном невозврате в зал уфимского аэропорта царапнула душу. Ещё не поздно было развернуться и уехать домой, и потом, в случае действительно трагического развития эпидемии в Китае, ощущать себя предусмотрительным героем с чутьём непобедимого Джеймса Бонда. Или кусать локти и выглядеть, прежде всего в собственных глазах, трусом, если новая зараза скоро утихнет.

Сергей Анатольевич почти никогда не отказывался от выполнения задуманного, если оно уже сдвинулось к воплощению. Только один раз, когда неожиданно заболела жена, пришлось отменить проплаченную поездку в Челси на выставку работ лучших ландшафтных дизайнеров мира. Это была первая попытка выбраться за рубеж, к тому же сразу в Туманный Альбион. К этому времени он уже несколько лет занимался строительством садов, получал настоящее удовлетворение от работы и перед отъездом жил предощущениями удовольствия от участия в грандиозном шоу, но не сложилось. Блин, как и положено по классике, вышел комом. Разрушение мечты породило неосознанную неприязнь к Англии, и потом, объездив почти всю Европу, он так и не попытался исполнить второй подход к британскому снаряду.

Нет, отказываться от вылета и на Хайнань нельзя. «Чего ради праздновать труса, – думал Сергей Анатольевич, – если государственные службы, отслеживающие реальную обстановку, не закрывают китайское направление? И вообще, отрицательные последствия моего упрямства в стремлении попасть в Поднебесную не неизбежны, они лишь могут произойти, правда, с неизвестной вероятностью».

Дальше на какое-то время неприятности отступили. Самолёт из Уфы вылетел с задержкой всего только на час, а в Санью, не иначе, как подгоняемые ветром, они прилетели вовремя. Неожиданно для себя перелёт он перенёс хорошо, даже поспал пару часов. Объездив почти всю Европу, заглянув на Ближний Восток, Сергей Анатольевич долго не решался отправиться в Восточную Азию. Не только потому, что дорого, ещё и не хотелось терпеть неудобства дальнего воздушного путешествия. Даже после трёх-четырёх часового полёта по Европе его измученные, затекшие ноги с трудом приходили в норму, настолько неудобными для них были авиакресла. И страдальцев таких вокруг всегда было много. Каждый раз после приземления он от всей души поносил конструкторов, дизайнеров, саму компанию, обрекавших пассажиров на незаслуженные мучения. В путешествии в Азию, наконец-то, разобрался в причинах. Страдал он в американских «Боингах», а в Китай без каких-либо неудобств перенёсся на самолёте европейской компании «Эйрбас». «Нет, нельзя безнаказанно издеваться над людьми: проклятия пассажиров материализовались, отсюда и проблемы у американского авиагиганта с новой моделью», – резюмировал Сергей Анатольевич после приземления в аэропорту туристического центра Хайнаня – города Санья.

Все без малого четыреста пассажиров чартерного рейса были окучены, оказывается, одним туроператором, всех ждали автобусы, готовые развести путешественников по отелям. Заблудится и потеряться, скорее всего, было невозможно. Тем более, что все необходимые действия туриста подробно были расписаны в программе тура. Прежде чем пройти на паспортный контроль, нужно было отсканировать паспорт и отпечатки пальцев у нескольких автоматических устройств, установленных перед кабинами пограничников. Сергей Анатольевич встал в очередь. Туристы, стоявшие перед ним, благополучно проходили все процедуры и получали выдаваемый автоматом талон, а у него автомат брать отпечатки вдруг отказался. Сергей Анатольевич мысленно выругался: «Чертовщина какая-то! Уж не китайские ли драконы за меня взялись, решили не пускать на остров, из аэропорта развернуть на родину?! Поздно, назад я уже ни ногой».

Обращаться к китайцам было бесполезно, туристов предупредили, что с русским языком, как и с английским, в Китае дела обстоят неважно. Пришлось устроить небольшое совещание с согражданами, стоявшими в очереди, и после нескольких неудавшихся попыток сдать-таки отпечатки, коллегиально было решено, что, если автомат не берёт, значит, не нужны ему эти пальчики. Пограничник в кабине, в крайнем случае, разберётся.

Но и чиновник отпечатки брать не стал. Стало быть, пальчики у китайских спецслужб уже были?.. Откуда – Сергей Анатольевич сначала не понял, он даже российским спецам отпечатки ни разу не сдавал. Потом вспомнил, что его биометрические данные сняли финны при оформлении Шенгенской визы. Неизвестно, поделились ли они этими данными с российскими силовиками, но, как выяснилось, китайцы их тоже поимели. Пока туристы развлекаются, спецслужбы сотрудничают. Сергей Анатольевич усмехнулся: «Людишки припоздало с ума сходят от того, что у них отбирают свободу и всех хотят пронумеровать-прочипировать, а не понимают, что они уже давно под колпаком».

Из программы тура Сергей Анатольевич знал, что на выходе из аэропорта у стенда российского туроператора должен стоять его представитель. Он должен назвать номер автобуса, который доставит туриста в отель. Шествуя в толпе прилетевших, Сергей Анатольевич умудрился не заметить щупленького клерка, загородившего собой небольшой стендик и выйти за ворота. На площади около аэропорта стояли довольно много автобусов. Было удивительно после снегопада, обмораживающего ветра родины оказаться в мягком, расслабляющем тепле летней ночи. Но благостное настроение покоя, возникшее было в душе оренбургского путешественника, не продержалось и минуты, пока он не осознал, что пропустил очередной пункт программы: не узнал, в какой автобус ему садиться, хотя вроде и пытался сосредоточиться на его выполнении. Слегка запаниковав, он развернулся назад, но не тут-то было: стоявшие на выходе полицейские не собирались его пускать в здание аэровокзала. Действовала уже знакомая по Израилю система ниппель: всех выпускать, никого не впускать. Не понятно как, но его отчаянная жестикуляция и расстроенное лицо сработали, и полицейские всё-таки разрешили пройти назад к стенду. Он уже начал уставать от преследовавших его мелких неприятностей, но старался преодолевать и препоны, то и дело возникавшие, и своё раздражение.

Автобус заполняли поселенцы всего двух отелей, в основном того, где должен был жить и Сергей Анатольевич. С креслом в самолёте ему повезло, сидел у выхода, поэтому, несмотря на задержки, случившиеся на пути от самолёта до выхода из аэропорта, в салон автобуса он попал одним из первых и сел в кресло около окна. Народ входил, занимал свободные места, но к нему никто не подсаживался. Это была его некая пожизненная особость: почему-то всегда и везде, на свободное место около него садились тогда, когда сесть было почти уже некуда. Сергея Анатольевича это не беспокоило, сторонятся, значит лежит на нём какая-то, ему самому непонятная, печать человека не такого, как все. Было даже удобно, незнакомые люди не надоедали, а если и заговаривали с ним, то не часто.

Вошла пожилая женщина, на вид не на много моложе Сергея Анатольевича, в тёмном, наглухо застёгнутом костюме и светлом платке, обёрнутом вокруг головы на мусульманский манер. Остановилась в проходе, спросила у него, свободно ли соседнее кресло и села. Сергей Анатольевич удивлённо смотрел на женщину: вот уж кто точно не должен был сесть рядом с ним, так это она. Но соседка вела себя совершенно уверенно, спросила, в какой отель он направляется, с удовлетворением сообщила, что они соседи не только по автобусным креслам, но и в отеле, потом представилась не по возрасту просто: «Ася».

Лагунов на секунду замешкался, не зная, как ему представляться, уже много лет он в таких случаях называл себя по имени и отчеству, даже близкие друзья с некоторых пор звали его хоть и запросто, но уважительно: Анатольевич. Выдавил, наконец: «Сергей Анатольевич». Но дама уверенно держала позицию: «Что, обязательно так сложно?» Пришлось поправиться: «Нет-нет давайте по-дружески – Сергей».

По-дружески они и разговорились. Ася, как и Сергей Анатольевич, приехала одна. Она и жила одна в уфимской квартире. Свободного времени на пенсии много, есть возможность путешествовать. Не так давно она десять дней провела во Вьетнаме, где всё ей очень понравилось: недорогое проживание, много сказочно дешёвых фруктов, она даже мечтает уехать туда месяца на три, снять комнату и отдохнуть около моря. Сюда приехала, чтобы посмотреть на Китай, сравнить с Вьетнамом, выполнить заказы от родственников и знакомых. Сергей Анатольевич в свою очередь рассказал, что он заядлый путешественник по Европе, но всегда мечтал побывать на Востоке, только не получалось, а теперь соблазнился невероятно дешёвым туром. Что большой любитель фотографировать всё, что видит, а особенная его любовь – птицы, которые вроде как отвечают взаимностью и с удовольствием ему позируют. После чего Ася заключила, что, поскольку она тоже обожает природу, им интересно будет путешествовать по Хайнаню вдвоём.

Сергей Анатольевич не переставал удивляться. Одежда Аси явно выдавала в ней человека религиозного, и такая непринуждённо-светская манера общения очевидно не соответствовала её облику. Широкое черноглазое лицо и едва уловимый национальный акцент выдавали в ней башкирку, но фамилию свою в разговоре она назвала русскую – Костина. Предложение путешествовать вдвоём Сергея Анатольевича нимало не смутило, по опыту он знал, что после первого же его получасового зависания с фотоаппаратом около одного дерева с птичкой желание совместных прогулок с ним пропадает. В следующие пять дней, которые они провели, если не вместе, то регулярно встречаясь, Ася умудрилась ни разу не обратится к нему по имени; видимо, во время короткого общения в автобусе все-таки почувствовала в нём ту самую печать особости. Называть его запросто «Сергей» она не решалась, а по отчеству было уже неуместно.

После двадцати минут езды прибыли на место. Автобусный гид привёл туристов к административной стойке, расположенной почему-то на третьем этаже. Несколько человек, не пожалевших денег на оплату лишних суток, начали заселяться, а основной массе туристов было предложено оставить чемоданы около административной стойки под охраной видеонаблюдения (камеры хранения в отеле не оказалось) и погулять по городу до времени заселения, то есть до двух часов пополудни.

Несмотря на почти бессонную ночь (пару часов в самолёте, а перед тем пол часика в такси засчитывать за полноценный отдых не приходилось), не терпелось посмотреть на первый в жизни китайский город. Ознакомиться с описанием экскурсий и купить те, что понравятся, предполагалось утром второго дня, а первый отводился для отдыха, размещения в отеле и самостоятельных прогулок по Санье.

12

Девушки, стоявшие за административной стойкой, никакого языка, кроме китайского, не знали, и заселение в отель происходило под руководством отельного гида, представителя российского туроператора. Гид – высокая, крепкая в кости молодая и ярко накрашенная китаянка, неплохо говорившая по-русски. Представлялась она как Софья. Главной её заботой было собрать залог в сто долларов с каждого заселяемого номера. До официального времени заселения было ещё два часа, и Софья решала с администраторами вопросы досрочного поселения туристов, нагулявшихся по Санье.

Недорогой отель был под завязку забит туристами – из России и самими китайцами. Софья заселяла своих подопечных по мере уборки апартаментов, а то и просто выдавала туристам ключ по их просьбе, чтобы они хотя бы отнесли в номер вещи и спокойно отправились за новыми впечатлениями. Расстроенный неудачным началом путешествия, крушением главных своих надежд на эксклюзивные снимки Сергей Анатольевич хмуро сидел в кресле и не сразу обратил внимание на девочку лет пяти, не в первый уже раз остановившуюся около него, – симпатичную, с большими лукавыми глазами, дочку отельного гида, бегавшую по холлу среди туристов из России. В руках у неё была коробочка с небольшой цифровой клавиатурой. Поняв, что русский дедушка наконец-то её заметил, нажала клавишу, и её игрушка произнесла: «пять». Девчушка смотрела на Сергея Анатольевича вопросительно и чего-то ждала. А он, не понимая, заторможенно молчал. Тогда она наставительно повторила вслед за игрушкой «пять!» и нажала другую кнопку. Коробочка изрекла: «два». Девчонка снова вопросительно на него уставилась, и Сергей Анатольевич, решив совсем уж бестолковость не проявлять и подыграть юной преподавательнице русского языка, улыбнулся и повторил: «два». Учительница по-доброму порадовалась за него и закрепила урок, тоже повторив: «два». Девочка отвлекла Лагунова от мрачных мыслей, но на этом к огорчению малышки занятия закончились: подошла Софья и со словами: «Я вижу, вы уже оба научились считать по-русски», – отдала Сергею Анатольевичу ключ от его комнаты.

Перед поездкой он всё-таки успел почитать о праздновании Нового года на Хайнане. Некая девушка блогер с ужасом описывала гремевшую всю ночь канонаду, безжалостных китайцев, которые не просто соревновались, кто громче стрельнет, но и кто больше досадит грациальным русским туристкам. Безуспешные её попытки засунув голову под подушку, укрыться от праздничных децибелов и уснуть, вызывали такое сочувствие, что Сергей Анатольевич из опасения неприятностей в ждущей его праздничной ночи пошёл в аптеку и купил в поездку беруши. Но Софья, которой он в своих словах изложил стенания блогерши, с некоторым удивлением заверила его, что в Санье никакой стрельбы не бывает.

Сергею Анатольевичу повезло: номер был уже прибран, и он поднялся, наконец, на свой десятый этаж, переоделся в лёгкие полотняные брюки и футболку. Балкончик, на французский манер узенький, выходил в сторону соседнего близкого здания, по счастью, невысокого. Раздвижная дверь приоткрывалась всего сантиметров на двадцать – видимо, чтобы не возникало соблазна погулять по этой конструкции, скорее декоративной. Внизу, на плоской, залитой красным покрытием крыше резвились две, можно сказать, родные оренбургские белые трясогузки. Поверх сопредельного здания открывался умиротворяющий вид на прибрежные городские кварталы, а если суметь выглянуть в щель раздвижной двери, то и вовсе можно было увидеть море.

Достав камеру, фотограф изучил последствия бедствия, случившегося во время утренней прогулки. Перепробовав все режимы съёмки, Сергей Анатольевич понял, что со штатным, исправным объективом в авторежиме камера не работает, а в ручном можно ввести настройки, при которых получается более или менее резкий контрастный кадр. Качество фокусировки можно было проверить только дома на компьютере; на мониторе же показалось, что некоторые кадры выходили достаточно резкими. Что ж, получалось, аппарат не до конца отдал концы при столкновении с гранитной брусчаткой. Пусть и с превеликими сложностями, но хоть какие-то фотографии из путешествия привести удастся. И на том спасибо. «Не доработал товарищ Хули-цзин» – усмехнулся своей горькой иронии невезучий фотолюбитель.

После заселения распогодилось. Взбодрившись выглянувшим солнцем, народ, прилетевший в самолёте из Уфы, пока не обременённый экскурсиями, дружно потянулся в сторону пляжа. Чего не хотелось Лагунову, так это купаться. Ему казалось, что прояснились знаки, со всех сторон посылаемые ему перед поездкой. Материализовались таинственные предупреждения и непонятные предчувствия. Сломан фотоаппарат, не случится необыкновенных фотографий, ради которых и была предпринята поездка. Получалось, что, и в самом деле, ездить не стоило. Жаль было технику, досадно, что мечты поохотиться за интересными кадрами стали сомнительными.

Если быть честным перед самим собой, ещё за полгода до поездки он уже начал задумываться о замене аппарата на более современный. Ресурс техники не безграничен, а его камера добросовестно отработала уже много лет, да и качество снимков не всегда устраивало, появились новые модели, более совершенные и умелые. Но денег лишних не было, фотик стал как родной, а потому неизбежное и затягивалось.

Сергей Анатольевич прилёг на кровать и оценил главное событие дня: «Получилось, что с одной стороны жестокий китайский дух Хули-цзин решил за меня проблему смены поколения съёмочной техники, а с другой – зачем же в самом начале путешествия, от которого многого ожидаешь? Но ведь в этой игре вероятностей была и третья, ещё более худшая сторона: это, если бы я поменял аппаратуру, и грохнулся на брусчатку с только что купленной камерой на груди. Может быть, действительно, всё что ни случается – всё к лучшему? И в определённых обстоятельствах творящий откровенные гадости злой дух, может статься, способствует возникновению добрых последствий, самого добра? Н-да, похоже, что эта поездка в Китай – моё неистощимое пространство противоречий…»

Как бы то ни было, но стойкий «Никон», прошедший со своим хозяином тысячи километров и сделавший неисчислимое количество снимков, до конца не сдался. Ушибленный о камень, с полуотбитой нутрянкой, он как верный пёс готов был из последних сил, остатками своих способностей послужить хозяину.

Решив, что отдохнул достаточно, Сергей Анатольевич поднялся с кровати и прежде, чем идти на вечернюю съёмку – а он решил повторить утренний не завершённый маршрут – отправился перекусить пельменями в ближайшей китайской забегаловке. Ожидая заселения, он познакомился ещё с одними уфимцами, мужем и женой, Виктором и Верой, которые только что в небольшой столовой напротив гостиницы отведали родное уральское блюдо в китайской интерпретации. Супруги сидели за столиком на большой террасе, выйти на которую можно было прямо из холла, в котором располагались стойки администраторов, нежились под приветливым январским солнцем. Какая славная парочка коноплянок, глядя на них, подумал Лагунов. Державшийся прямо, хорошо сложенный, с приятным лицом, на котором выделялся крупный прямой нос, Виктор, в своей испанской футболке защитного цвета с ярко-красным изображением национального флага на груди, и в самом деле напоминал самца коноплянки, заботливого и предупредительного, готового выполнить любое желание подружки. Изящная, невысокая Вера, в блузочке, украшенной вышивкой, была точь в точь самочка коноплянки, на грудке которой красуется похожий кружевной узор. Отзывы они озвучили весьма одобрительные; правда, осталось не до конца понятным, что больше привело супругов в восторг – сами пельмени или низкая на них цена.

Столовая оказалась не одна, это был целый квартал небольших помещений на несколько столов с двумя или тремя работавшими там китайцами и немногими посетителями. В которой из них накормили супругов, понять было невозможно. В одной из столовых предложили меню на русском языке, где все блюда оценивались весьма недорого, были там и пельмени с мясом. Напитков почему-то не предлагали. Пообедать пельменями значило отдать дань традиции коренного населения подавать к новогоднему столу именно это блюдо. Решение похвальное, но одновременно сомнительное, ибо не было в жизни Сергея Анатольевича города, кроме Оренбурга, где бы пельмени, купленные в общепите, его не разочаровали. Увы, повара из Саньи исключением не стали: то, что в пельменях называлось мясом, таковым навряд ли являлось. Язык чесался посоветовать кухарю сгонять в Оренбург на производственную практику, перенять нехитрый, в общем-то, опыт: пельмени должно лепить из смеси натуральных мясных фаршей, это обязательное условие. А изделия из пресного теста с любой иной начинкой должны называться по-другому. Помешал языковый барьер. Даже то, что клали в пельмени, которые продавали по сорок копеек за пачку в Ленинграде в далёкие студенческие годы, было гораздо ближе к натуральному продукту, а тогда в общепите мясом не разбрасывались. За соседним столиком парочка китайцев ела жареный рис, который, как показалось на первый взгляд, явно выигрывал у пельменей, и Сергей Анатольевич решил, что в следующий раз лучше попробовать национальную кухню.

Перейдя через дорогу, в кондитерской он выпил чашку зелёного чая и съел пирожное. Выпечка понравилась. Обед в двух заведениях, оценённый в юанях, оказался весьма малоденежным, что несколько скрасило первоначальное впечатление от пельменей.

Путь к высоте с «пагодой» в парке «1000 ступеней» пролегал мимо отеля, где Сергею Анатольевичу неожиданно встретилась Ася. Всю первую половину дня она купалась в море, даже слегка загорела и была весьма довольна таким стартом своей южно-китайской декады. Узнав, что оренбуржец собрался снимать ночную Санью с высоты тысячи ступеней, Ася заявила, что они пойдут туда вместе, только попросила подождать её пятнадцать минут: пришло время намаза, и ей нужно было обязательно его читать. Лагунов согласился, ему всё равно нужно было подняться в номер, чтобы взять в дорогу бутылочку воды, и напомнил Асе о том, что на дворе зима и что-нибудь из тёплой одежды на высоте не помешает. Ему не хотелось прерывать вечернюю съёмку посередине, чтобы препроводить продрогшую спутницу в отель. Встретиться договорились на третьем этаже.

В креслах напротив стойки администратора сидели Виктор и Вера. Поинтересовались, как Сергею Анатольевичу показались пельмени. Но он предпочёл не обсуждать вкусовые особенности никак не очаровавшего его продукта, сказал, что ел жареный рис, и пригласил супругов составить им с Асей компанию в ночных съёмках. Виктор сходил за ветровками, спустилась Ася, и компания потянулась к лифту.

Разорванный ветерком, подсвеченный солнцем облачный купол над городом сделался живописным. Лагунов почувствовал воодушевление человека творческого и одновременно предстартовый азарт, хорошо знакомый по соревнованиям спортивной юности.

Пожалев ноги, до домов-«деревьев» доехали на автобусе, дальше пошли пешком. Пологая дорожка к «пагоде» в парке Линьчуньлинь проложена вдоль склона холма и покрыта бетоном. Невысокие ступеньки только в двух местах выстраиваются в довольно крутую лестницу, а в основном их разделяют площадки длиной около метра. Подниматься было не трудно, постоянно встречались скамейки для отдыха, из звуковых колонок, стилизованных под национальные китайские булыжники, на протяжении всего тысячеступенчатого подъёма лились оптимистичные народные мелодии. Людей встречалось мало, парк не рекламировали путеводители – потому, видимо, что он бесплатный. Иногда по ступеням пробегали фанаты здорового образа жизни, вызывая у Лагунова воспоминания пятидесятилетней давности, когда он с таким же энтузиазмом скакал по высокой лестнице на оренбургской Беловке, тренируя ноги к зимним конькобежным забегам.

Фотографировать на протяжении всего подъёма было нечего: вокруг рос высокий кустарник, закрывающий обзор. Изредка попадался яркий светлячок тропического цветка, выглядывавший из вечнозелёных зарослей. У кого-то из блогеров Сергей Анатольевич читал, что в этом парке водятся обезьяны. Очень хотелось свернуть куда-нибудь с дорожки, поискать приматов, но и свернуть было некуда, зелёный конвой исключал эту возможность. По дороге он рассказывал спутникам о своей страсти снимать птиц, о постигших его утренних огорчениях от поломки фотоаппарата, что на самом деле собрался теперь заниматься не столько ландшафтной съёмкой, сколько проверкой возможностей своей испорченной аппаратуры.

Наконец, достигли смотровой вышки. У её подножия в небольшой беседке-курилке отдыхали туристы из России, ждали наступления сумерек, чтобы запечатлеть с высоты четырёх сотен метров красоты приморского района Саньи. Серьёзной аппаратуры у них не было, значит, снимать собирались на телефоны. Восстановив дыхание, по винтовой лестнице взобрались на самый верхний, пятый уровень. Сергей Анатольевич занял местечко в углу площадки, разложил треногу, закрепил на неё камеру и сделал пробные снимки, подбирая выдержку, при которой получались бы приемлемые снимки. Рядом с собой пристроил Асю, чтобы она не пускала к аппарату не очень-то деликатных китайцев. Приготовившись, вся компания стала с воодушевлением наблюдать завершающее день небесное, оно же и ландшафтное представление, которое они решили поименовать «Наш первый закат в южном Китае». Или «Новогодний закат в южном Китае». Никто ещё толком не знал, что их ожидает.

На западе висело кособокое облако и дарило надежду на то, что на картине заката будет присутствовать объёмность. Поймёт ли интригу вечернего шоу камера, фотографу и предстояло вскоре выяснить. Казалось, светило проползало меж щелей перекошенной туманности и низкими лучами изо всех сил золотило, приукрашивало тревожную небесную картину. Защитных масок ни на ком из стоящих на площадке не было, страху перед злющим вирусом, и разгулом губительной пневмонии ещё только предстояло взять власть над людьми.

Периодически, по мере ухода света, Сергей Анатольевич увеличивал выдержку. Монитор камеры давал обнадёживающие показания. День был тёплым, и во время подъёма было откровенно жарко. На вершине холма гулял заметный ветерок, который поначалу принёс облегчение, но с усугублением сумерек становился и настырнее, и прохладнее. Простудиться во времена наступления на планету нового вируса было бы полной катастрофой, и все в их компании приоделись захваченными ветровками и плащами.

Солнце безусловно солировало в закатном спектакле, медленно опускаясь к морю, за присевшие к горизонту уплотнившиеся облака. Завтрашнее утро обещало быть пасмурным, и на сносные снимки утренней зорьки рассчитывать не приходилось. Золотой диск ещё только заполз за низкие тучи, а уличное освещение уже постепенно начали включать. Зажглись первые гирлянды на крышах высоток, ходовые огни на судах в бухте Санья Бэй. Постепенно огней на домах становилось всё больше, свет фонарей в сгущающейся тьме делался всё отчётливее. Ушедшее за горизонт светило не могло пробиться сквозь прильнувший к морской кромке тёмно-лиловый наволок, отыгрывалось на верхних, более лёгких облаках, обагрив их пронзительной прощальной кровью. Включилась подсветка домов-«деревьев», которая неожиданно оказалась живой, меняла цвет и рисунок, высвечивая то поздравительные иероглифы, то новогодние рисунки, застывшие изображения сменяли движущиеся. Напоследок в бухте ожили, заиграли красками высокие паруса многоэтажных стеклянных отелей, расположенных на острове Феникс.

Туристы, заполнившие смотровую площадку, фотографировали в трёх направлениях: прямо перед собой – в сторону моря, налево – в сторону бухты Дадунхай, направо – в сторону аэропорта. Чем больше сгущались сумерки, тем ярче становилась подсветка, тем эффектнее получались снимки, тем сильнее росли в Лагунове возбуждение и азарт. Ещё не видя результатов своей работы, не зная, получится ли что-то вообще, он наслаждался процессом, съёмка захватила его необыкновенно. И ждал фейерверков, хотел, чтобы из-за какой-нибудь высотки со свистом вылетела бы огнедышащим драконом вихляющая по замысловатой траектории ракета, или, нарушая наконец тишину, громыхнули, а потом высоко в небе рассыпалась на мелкие звёздочки римские свечи. Время шло, сумерки уже претворились в ночь, а положенных Новому году фейерверков так и не последовало. Лишь иногда где-то за спиной, где, как будто и домов-то не было, и молчаливой бездной чернел лес, раздавалось шипение, напоминающее горение фейерверка, но свет не радовал глаз, словно кто-то зажигал потешные огни для слепых. Однако настроение всё равно сделалось праздничным.

Сергей Анатольевич смотрел на уходящий далеко во тьму, но не темнеющий город и думал: «Представление удалось. Получилась пусть не вполне новогодняя, но тем не менее праздничная ночь. Да, в Санью я прилетел не зря, сюда следовало попасть хотя бы на этот вечер, хотя бы за тем, чтобы полюбоваться с вершины горы на великолепный закат, на нетонущий в ночи город…»

По тому, как щедро китайцы осветили дома и улицы, было очевидно, что они готовились как следует встретить своё новогодье и очень хотят продвинуть южный курорт в число по-настоящему популярных. Нигде в экономной Европе такого богатого ночного праздника света не встретить.

В себя Сергей Анатольевич пришёл, когда почувствовал, что его спутники уже сполна налюбовались закатом и терпели этот захватывающий процесс только из уважения к фотографу. Публика на пятом ярусе «пагоды» начала рассеиваться, образовалось свободное пространство у перил, и Лагунов сфотографировал попутчиков и себя на фоне сверкающей Саньи. Возвращались в гостиницу в тишине и безлюдье предновогодней ночи. По традиционному распорядку праздника китайцы должны были уже сидеть за праздничным столом, выпивать, закусывать и ждать пяти утра, таково по лунному календарю время «Ч» в этом наступающем году, такова особенность восточной действительности. До пяти далеко, можно было бы выйти на свежий воздух, порадоваться новогодней ночи, как это бывает в России, но в Санье, видимо, никто не хотел шутить со злосчастным вирусом.

Лёжа на широкой гостиничной койке после умерившего усталость душа, Лагунов долго не мог уснуть: хотя досада, вызванная поломкой аппаратуры, улеглась, возбуждённый дневными перипетиями мозг, несмотря на усталость, не желал погружаться в тёплую вату утешительного сонного забытья. Память блуждала между событиями прошедшего дня и картинками-случаями весьма далёкого прошлого, почему-то приходившими в голову. Случайные воспоминания, словно спровоцированные подкравшейся к людям и к нему лично опасностью, которая уже не забывалась и стала как бы фоном всего и вся, выстраивались в спонтанное вроде, но и несущее некие смыслы жизнеисповедание. Они теснились в голове, удивляя самого Сергея Анатольевича своей нежданностью и противоречиями, в которых он до сих пор не разобрался. Никогда прежде прошлое не напоминало о себе так образно, так ярко, как здесь, на чужбине. Снова поплыли кадры того самого сплава по Уралу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69911398&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.