В сенях я споткнулась чуть ли не на ровном месте и услышала сзади себя:
– С домом здороваться надо, чтобы он тебя с добром то принял!
– Здравствуй, Дом и духи Дома. Я – Катарина.
– Проходи уж, я пошутила, а может и не пошутила, там пирожки стынут – и она юрко проскользнула мимо меня в другую массивную дверь.
Это была обычная русская изба, с огромной печью, объединяющей вокруг себя две светлицы и кухню. По углам горели керосиновые лампы. Было чересчур жарко и уютно. На кухонной грубо сколоченной лавке дремал полосатый большой кот, он открыл один глаз, когда я хлопнула дверью, оценивающе меня оглядел и снова его закрыл. Я присела рядом с этим котом. Меланья положила передо мной глиняную миску с пирожками и стакан молока. Я, изголодавшись с дороги, жадно припала к молоку, облив им кофту с Русалочкой.
– С другом своим познакомилась уже?
– С кем? – я чуть не подавилась пирожком с мятой картошкой.
– С другом своим пернатым, тебе не показалось. Верь всему, что видишь, слышишь и чувствуешь, в этом твоё отличие. И это будет расти вместе с тобой. Привыкай. – она прижала мою голову к своей груди в телогрейке и стала гладить по спине, а я почувствовала одно, что сильно устала и хочу спать. Слишком много впечатлений для одного дня.
Проснулась я уже на печке, закутанная в яркое лоскутное одеяло. Печка увлекала в свои тёплые объятья так, что не хотелось с неё вставать. В тот момент стало понятно, почему былинный Илья Муромец провалялся на ней 30 лет и 3 года.
Перевернулась на другой бок и увидела перед собой на подушке дремлющего нахохлившегося филина.
Эпизод 7. Сила
На танцполе районного клуба было тесно и душно. У советской молодёжи пятничным вечером это было топовое развлечение: завить накануне бигуди, сшить платье по модным выкройкам, достать по блату красивые туфли, навести марафет и двинуть после рабочей недели всей гурьбой на танцы.
Девушка оглядела темный зал, периодически освещаемый диско-шаром. Подружка Маринка кадрила красавчика из «элиты». К ней самой пристроился какой-то неряшливый деревенщина в вельветовых штанах и старался изо всех сил привлечь внимание. Скучно. Охота домой.
Она вышла из Дома Культуры, торопливо спустилась по мраморным полуразбитым лестницам вниз к парку. На улице тоже стояла духота. От асфальта поднимался вечерний пар. Внезапно подул лёгкий ветерок и растрепал её длинные рыжеватые кудри. Она подставила лицо ему навстречу и вдохнула полной грудью. Захотелось пройти по аллее. Из ДК громко доносилась музыка, на улице было ни души. Каблуки громко резонировали в этой тишине. Кроны сплетались над головой и образовывали арку. Она неспешно цокала каблуками и смотрела на кроны.
Как кто-то сзади резко схватил её за волосы и потащил влево, в густые заросли колючей акации. Она не успела даже испугаться. Ветки кололи лицо и оголённые руки. Эта сильная рука толкнула её вперёд, и она упала на бок в траву. Над ней нависла крупная фигура высокого и плотного мужчины. Лица не было видно. В этой части парка хулиганы повыбивали все фонари.
– Раздвигай ноги! А то хуже будет! – неожиданно высоким женообразным голоском крикнула эта крупная фигура.
Девушка попыталась опереться на руки и сбить его с ног. Не получилось. Он навалился всем телом и принялся задирать подол платья. Она укусила его со всей силы за нос, он заорал и схватился за повреждённый участок. Она, столкнув его с себя, пнула под пах. Он заорал громче и схватился уже за ту часть, что заболела сильнее. Она встала на ноги, сбросила туфли и принялась бежать. Но на пути из этих колючих зарослей рука опять схватила её за волосы и снова кинула на землю. Коленка ударилась о торчащие корни дерева, содралась кожа и в рану забилась грязь. Тело снова навалилось сверху.
Стало по-настоящему страшно. Она пыталась закричать, но он грубо закрыл ей рот потной грязной солёной рукой. Попытки кусать провоцировали его засовывать эту мерзкую руку глубже.
В этот самый момент она закрыла глаза, перестала сопротивляться и была уже готова ко всему. Но вдруг что-то изменилось. В голове пронеслись слова какого-то заклинания, секундной вспышкой она увидела перед собой силуэт своей бабушки, которая шептала: «Поверь в силы», и тут же силуэт исчез. Девушка открыла глаза, взглянула на эту темную грузную фигуру, пытавшуюся стянуть с неё бельё, схватила его за руку и громким властным голосом, от которого вздрогнула сама, сказала:
– Встань!
Мужчина повиновался и встал.
– Смотри на меня!
Луна пропустила свои лучи через густые кроны, стало видно его одутловатое лицо и маленькие глупые глазёнки, прямо уставившиеся на неё.
– А теперь иди на север и не останавливайся, пока не сотрёшь своих ног! Иди и не возвращайся никогда в этот город! Если тронешь хоть одну женщину – сдохнешь!
Мужчина развернул корпус вбок и пошёл.
Она не могла поверить в происходящее и в то, что сейчас говорила она сама.
Через полчаса вернулась к ДК. Вокруг по парку с фонарями ходили люди, а возле здания нервно курили её друзья.
– Мы уже дружинников вызвали, потеряли тебя, извелись тут на нервах. Ты где шлялась?
– Гуляла, – сказала она, вытирая низом платья грязную коленку.
Эпизод 8. Тёмный лес
Меланья шагала впереди, раздвигая своей коричневой юбкой в стороны высокие полевые заросли. Я плелась сзади и отвлекалась на всё: выпрыгивающих передо мной встревоженных кузнечиков, разбегающихся в стороны ящерок, спускающихся в охотничьем пике за полёвками крупных птиц… Солнце с каждым днём припекало всё больше. Поле распускалось цветами всех оттенков и источало неземной аромат, смешанный с запахом ещё свежей, невыжженной травы. Вдали в гору поднимался тёмный, почти чёрный лес. Меланья запретила пока мне туда гулять.
Но зудело нарушить запреты нещадно.
Дорогу нам перегородил широкий ручей, прозрачная вода бежала в нём торопливо, спешила куда-то, огибая крупные камни, было видно глиняное дно. Я задрала штанины и ступила в воду. Ноги тут же сковало арктическим холодом. И я выскочила на другой берег как ошпаренная. Кожа от переохлаждения стала гореть.
– Почему он такой холодный?
– Родниковый потому что, из земли бьёт и вот так по камушкам растекается. Мы с тобой из него же в колодце воду черпаем, только под нашей избой он глубоко пролегает. А тут вот наружу вылез, солнышком полюбоваться и травы омыть.
– Ой, а у меня тут ранение, – обратила я внимание на кровь, струящуюся красной нитью по моей щиколотке. Видимо, задела об острый камень и не заметила этого в холодной воде.
Она погрузила руку в ручей, подняла оттуда со дна шматок глины и приложила его к ране, пробурчав что-то себе под нос про красную руду.
– Пока гуляем, затянется. Ступай вперёд. Я наберу душицы, разрослась нынче, будет женские хвори лечить весь год.
Я увлеклась и ушла слишком далеко, вплотную подойдя к этому Чёрному лесу.
Деревья в нём росли слишком плотно, поднимались резко в гору, проглядывалось много бурелома, пахло сыростью и тянуло резко холодом. Любопытство сжирало поедом.
Что же там такого, почему мне нельзя туда? Подняла правую ногу, чтобы переступить муравейник и зайти хоть на один шажочек. Но вдруг что-то огромное на нечеловеческой скорости пронеслось передо мной через кусты, показалось будто сверкнули глаза, и это нечто удалилось вглубь леса, ломая на пути ветви.
Не помню совсем, как добежала до места, где над зарослями поля виднелась коричневая юбка. Добежав, я вцепилась сзади в подол согнувшейся фигуры и пыталась отдышаться.
– Не послушала меня? – Меланья поднялась из неприличной позы с охапкой фиолетовых соцветий.
– Не послушала.
– Ну вот, будешь знать теперь, что не просто так запреты существуют. Знаешь, что с любопытной Варварой на базаре сделали?
– Знаю. Не надо трогать мой нос – я потянулась испуганно к лицу.
На моё левое плечо приземлился филин.
Эпизод 9. Любовь
Девушка сидела над личным дневником, на клетчатые листы записной книжки приземлялись солёные капли и размазывали чернила, создавая причудливые узоры вокруг рукописных букв.
«Саша не приехал. У нас была договорённость! Ну как он мог предать меня в очередной раз?! Неужели я настолько ему безразлична? Неужели все его слова и обещания были ложью, лишь потешить своё мужское эго? Как я могла поверить его словам. Прождала три часа как дура под ливнем на вокзале. Поезд пришёл без него… Ненавижу!…»
Тонкая рука захлопнула записную книжку и швырнула её в угол комнаты.
Девушка разрыдалась в голос, упав головой на стол и рассыпав по нему длинные золотистые локоны.
Ливень бился истерично в окно. Дуб шумел ветками и задевал ими крышу дома.
В окно постучали. Она отодвинула штору, внизу стоял он, промокший до нитки, и держал в руке коричневый чемодан из кожзама. Сердце бешено заколотилось.
Накинула на плечи шаль и выбежала на улицу.
– Любонька! Я вышел не на той станции, прости меня. Теперь ничто нам не помешает.
Ничто!
Он бросил чемодан в лужу и закружил её. Сверху на них падал дождь, стекая по лицу и волосам.
– Пошли скорее в дом, я согрею чайник! Боже, ты всё-таки приехал… Даже не верится!
Только тише, не шуми, мои все спят.
– Больше всего на свете я хочу быть с тобой и чтобы ты родила мне дочь, с того самого момента, как увидел тебя тем утром, с тех пор не могу ни о чём думать, поэтому я здесь, поэтому я свободен. Керамическая кружка в его руке треснула пополам, чай пролился на ноги, осколки керамики разлетелись по кухне.
Он кинулся собирать осколки, пока она вытирала пролитый чай, и порезал пальцы.
– Чертовщина какая-то! – он ругнулся матом, выбросил осколки в корзину и вышел под дождь с сигаретой.
– Ты веришь в мистику? – он вернулся с улицы с неожиданным вопросом.
– И ты туда же … – она глубоко вздохнула и нервно заходила по кухне с приглушенным светом, – я не знаю, мне кажется, что советская наука зашла слишком далеко и верить в эти архаизмы глупо, уже всё доказано учёными, люди были в космосе, нет никаких сверхъестественных сил, всё объясняется наукой.
– А я вот верю. Меня не раз спасала некая сила, когда ситуация уже была на грани, не знаю как это назвать: богом или мистикой, но что-то есть, невидимое и сильное. Светлана такими проклятьями сыпала, когда я уходил. Мне страшно стало. Я даже в храм сходил, на всякий случай, так, для собственного спокойствия. Верю, почему-то. Вот может и глупым тебе покажусь. Но верю.
– А я нет. И не убедите вы меня в этом.
– Вот как ты можешь так уверенно утверждать, не допуская мысли, что существует ещё нечто недоказанное, но что позже докажут. Неужели у тебя не было ситуаций, где всё казалось фантастическим, чего не могло быть?
– Были. – она резко встала к окну, изменившись в лице.
– И неужели они в тебе не засеяли зерна сомнения, что всё не так, как нам кажется? Что есть нечто большее? Ладно, прости, я, наверное, тебя оскорбил этим разговором, – он обнял её сзади за плечи.
В светильнике лопнула единственная вкрученная лампочка, и кухня погрузилась в темноту.
Она вздрогнула.
Эпизод 10. Знание
Меланья заставила меня толочь в ступе сушёный хвощ и лопух для изготовления мази от кожных болезней. Меня эта монотонная работа не сильно вдохновляла, и я уже считала дни до приезда дяди Серёжи за мной. Эта знахарская придурь казалась мне бессмыслицей, зачем толочь травы, делать отвары, настои и мази, если можно доехать до аптеки и купить там лекарства с научно доказанной эффективностью. Я не понимала, зачем эта пожилая дальняя родственница таскает меня по лесам и полям и учит собирать травы. Не понимала, зачем она учит смотреть меня в огонь и искать в пламени ответы на вопросы. Не понимала, зачем мне знать все эти шепотки и заговоры. И что я вообще здесь делаю, когда мне хочется общаться с ровесниками. За что они все во мне зацепились, о чём шепчутся на затемнённых кухнях и чего хотят от меня добиться? Я же обычный ребёнок. Да, иногда предсказываю события. Но неужели у них нет этого предчувствия? Это же так просто. Так просто знать. Так просто чувствовать. Что в этом странного?
Люди в течение дня приезжали к ней толпами на машинах и приходили пешком через лес. Человек 5—7 за день. Привозили и других людей в инвалидных колясках, и детей. Приезжало много заплаканных нервных женщин. Кому-то она раскидывала карты, постелив на кухонный стол расшитую скатёрку. Кому-то давала банки с непонятными жидкостями, на которых неразборчивым размашистым почерком было что-то написано на приклеенном рваном клочке пожелтевшей бумаги. С кем-то она закрывалась в спальне, и мне нельзя было туда заходить.
Они везли ей пакеты с продуктами, вещи. Кто-то оставался подсобить по хозяйству и на огороде. Я вышла в сени за пучком травы, сушившимся на растянутых по всему периметру верёвках.
Зашла обратно и увидела сидящего за столом пожилого мужчину.
– Здрасьте. Вы на приём? – небрежно спросила я, привыкнув за эти дни к чужим людям в доме, и не подумав о том, как он мог пройти мимо меня в сенях так, что я его не заметила.
Мужчина промолчал.
Его лицо показалось мне каким-то знакомым, наверное уже заходил на днях.
– Скоро она придёт. Чаю будете?
