Джордж Фей хотел еще что-то сказать, как-то подначить товарища, но поглядел на мальчишек и счел, по-видимому, задуманную шутку излишне соленой, чтоб озвучивать ее при детях. Поэтому хмыкнул и забрался в повозку, махнув на прощание.
– Веди себя прилично, Джейк! Как мужчина, а не как неженка, – погрозил из окна и укатил.
– Хорошо, пап! – звонко крикнул Джейк вслед.
– За-автра-а-ак, – донеслось из глубин дома. – Завтрак готов!
Марта накрывала на стол. Просить дважды мальчишки, конечно, себя не заставили.
И вот после плотного завтрака, после экскурсии по конюшням, устроенной дядей Питером – тому пригнали новых лошадей, и он отправился их смотреть, позвав с собой мальчишек – и после того, как солнце заползло в самую верхнюю точку и заставило попрятаться в тень все живое, ребята валялись на чердаке под самой крышей высоченного амбара, грызли натасканные из сада яблоки, и обсуждали эти самые силки, кроликов и овраг.
– И смотри какая штука – кролика-то кто-то из петли все же вынул! Точно кто-то хотел забрать, но… испугался? Не успел? Передумал, может быть? Ничего не понятно, в общем, – рассказывал Дэф. – Вот ты как думаешь?
– Думаю, что тогда это точно был или ворюга, или браконьер! – ответил Джейк, как следует пораскинув мозгами. Ничего другого в голову и не шло, хоть лопни.
– Поставлю ловушку с дротиком, вот тогда узнаем, – проворчал Дэф, кровожадно поблескивая глазами в полусумраке амбара. Вряд ли он злился всерьез, но странность этой ситуации – ведь так никто и не признался, чьих рук дело! – заставляла постоянно крутить в голове эту, казалось бы, совсем незначительную историю. Потом все же со вздохом признавался – нет, не поставит: в такую ловушку может угодить и лошадь, и корова… и даже совсем ни в чем не повинный человек.
– Хотя-а-а-а-а… если дротик достанется вон тому типу, я не буду расстраиваться, – Дэф подобрался к окошку, показал рукой вниз.
Джейк выглянул, увидел идущего по двору мужчину в сомбреро – по виду, работник, смуглый усатый тип средних лет, плотный и тяжеловесный, хотя вовсе не толстяк. Он остановился, заговорил с кем-то, отсюда не было слышно толком, о чем и с кем.
– Это Пас Дельгаро, один из старших погонщиков. Такая редкая дрянь, – сумрачно заявил Дэф. – Корки его терпеть не может… и я тоже.
Подкинул на ладони огрызок яблока, прищурился – и запустил им, угодив точно в верхушку сомбреро. Шляпу сбило с головы, ветер покатил ее по двору. Пас, взревев, погнался за нею, то и дело озираясь по сторонам: искал хулигана. И громогласно ругался при этом такими выражениями, что уши вяли: Джейк некоторых слов даже никогда и не слышал раньше!
Дэф мрачно, с мстительным торжеством улыбнулся. Джейк, зажимая себе рот ладонями, чтобы не загоготать в голос (и тем самым, несомненно, выдать их убежище!), перекатился на спину, уставился в дощатый потолок – сквозь узкие щели в нем в нутро амбара проникали лучи света; они солнечной сеткой расписывали стены амбара, да и все подряд, что было вокруг. Долго давить в себе смех оказалось невозможно, и слава богу, что Пас был уже далеко. Джейк засмеялся, громко и заливисто.
– Надо духовую трубку сделать, – протянул с видимым удовлетворением Дэф. – Хотя бы небольшую. Пригодится!
Джейк снова прыснул, дрыгнув ногой от избытка чувств. А если бы еще выглянул в окно, то и вовсе бы согнулся от хохота: Корки остервенело грыз удравшую от зловредного ковбоя шляпу, ловко уворачиваясь от сыплющихся на его бока пинков.
А вот как Марта высунулась в окно и плеснула из ведра – щедро, с оттяжкой – чтоб перестали шуметь, он уже видел; и над этим мальчишки смеялись уже вдвоем, долго, взахлеб.
Ни мстительности Паса, ни возможных ябед они не боялись – их ведь, в конце концов, никто не поймал, а тяжелый нрав Марты и вовсе не в их власти, что уж там!
Отчего Корки невзлюбил старшего пастуха, Джейк узнал в этот же день – работники вовсю обсуждали утренний казус со съеденной шляпой. Смеялись, тыкали пальцем за спину, когда мимо проходил злющий как черт, Пас, и подмигивали друг другу. Марта свирепо грозила из окна скалкой – ей тоже доставалось от сплетников, да и перед хмурым Пасом все же пришлось извиняться, а уж такого мартин нрав не мог вынести спокойно.
Пас добыл себе новую шляпу, светло-бежевую вакеро – и теперь напоказ отряхивал с нее пылинки и хватал за руки всякого, кто пытался эту шляпу тронуть.
Самого Паса с его вислыми темными усами, квадратным обветренным лицом и подозрительно щурящимися карими глазами в складках тяжелых век Джейк как следует рассмотрел, когда мальчики увязались за табуном: пастухи гнали лошадей на водопой, на реку – но не туда, где ребята уже успели побывать. Дэф сказал, что там красивое место и с него видно в хорошую погоду даже самые дальние горные гряды, синие-синие, точно прозрачные, точно нарисованные, точно приснившиеся или сотканные из воздуха – и Джейку тут же захотелось посмотреть.
Сказано – сделано! Текучая живая река из лошадей – Джейкоб сроду не видел столько мелькающих копыт, плещущих по ветру грив и хвостов, прядающих ушей и внимательных ярких глаз разом! – текла по прерии, намереваясь вклиниться еще одним причудливым потоком в воды Рэд-Крик. Люди верхом на лошадях под седлами подгоняли табун, не давая тому рассыпа?ться и разбредаться. Тут и там раздавались возгласы и щелчки кнута в воздухе, и до чего же было здорово ехать со всеми, чувствуя мощь табуна, несущуюся совсем рядом с тобой!
Работа не требовала большой силы, но сноровки, ума, и слаженности действий – еще как. Пастухов было довольно много, и большая часть ковбоев оказалась не против компании младших ребят – ворчал один только Пас, и Джейк тут же сообразил, за что его можно было невзлюбить с одного только первого взгляда. Грубое загорелое лицо его выглядело вечно недовольным, точно у него заняли доллар и до сих пор не вернули, и смотрел он на всех, как будто считал остальных если не хуже, то уж точно глупее себя. А дальше – так и больше:
– С дороги, мальчишка, – буркнул он, едва не задев чуть замешкавшегося Джейка – проехал так близко, что тому пришлось подать лошадь – всю ту же крапчатую малышку – назад. Кобылка недовольно всхрапнула, но хотя бы не шарахнулась, и то хорошо.
– Эй, старшой, ты полегче… это же фэев сынок, Джорджа Фея, ты что, не слышал? Да patron тебе голову снимет, если малец нажалуется, – тут же окликнул его один из ковбоев, смуглый черноглазый малый – его звали Диего, он был очень молод, но не по годам рассудителен. Джейку Диего понравился – он выглядел весельчаком, да и, когда ты мальчишка, с парнем лет восемнадцати всяко быстрее найдешь общий язык, чем с мрачными дядьками вроде того же Паса.
– Я не ябеда, – с достоинством ответил Джейк.
– Н-да? Ну, извините, молодой господин, – Пас чуть приподнял шляпу и неприязненно зыркнул на Джейка. – Но сделайте одолжение, не путайтесь под ногами у взрослых!
Джейк вспыхнул. Прежде, чем он успел что-то сказать, Диего, подъехав ближе, похлопал мальчика по плечу:
– Не обращайте внимания, юный сэр. Пас не в духе сегодня.
– Пас всегда не в духе. Диего, он так и напивается по вечерам? – это Дэф наконец протолкался к другу поближе через табун и, сощурившись, как кот перед прыжком, смерил взглядом новую пасову шляпу, мелькающую меж лошадиных спин и боков.
– Нну-у-у…
– Понятно, ты тоже не ябеда.
– Ни в коем случае! Но… случается, сэр. Честно – случается. Правда, руки больше не распускал, клянусь! Скандалил, но драк больше не было. И ничего другого тоже.
– И на том ладно, – холодно бросил Дэф. Сейчас он как никогда сильно походил на своего отца, это даже Джейк заметил. Диего же только руками развел – сказать юному ковбою было больше нечего.
Дэф кивнул Джейку – и они поехали дальше, обгоняя табун. Река была рядом, а значит, и вожделенные синие, прозрачные дальние горы… Дэф рассказывал о лесах на Рио-Гранде и этих самых дальних горах так, точно побывал там сам – и Джейк вдруг подумал: а может, и побывал, кто ж его знает! «Я спрошу… но потом. Потом, когда это уже не станет казаться попыткой уличить во вранье или снова допытывать про утэвво. Спрошу – когда-нибудь» – решил Джейк. Ему было любопытно, но после недавней драки он опасался лезть с расспросами: вроде бы друг про ту стычку и думать забыл, но уверенности в том никакой не было. Джейк запоздало понимал, почему так: до этой поры он полукровку-утэвво видел всего однажды, и ничего хорошего вспомнить не мог. Этих самых полукровок отчего-то все или сторонились, или откровенно недолюбливали, и если они большей частью таковы, как тот парень, которого видел Джейк – он был скрученный, как древесный корень, и точно пораженный какой-то странной болезнью, и на человека-то походил только условно. Кому же захочется, чтоб тебя сравнивали с такими! Джейк про себя решил твердо – он ни за что больше другу ни словом, ни делом не напомнит о том их дурацком разговоре.
А горы и правда были как хрусталь
А горы и правда были как хрусталь, как расписное стекло, почти призрачные. Синие тени, легкие волны, мазки гигантской кисти, окунутой в акварельную лазурь – не верилось даже, что они, эти дальние горы, в самом деле настоящие, а не грезятся тебе сейчас, смотрящему вдаль, как миражи из старых баек и сказок.
– Смотришь, как будто сон наяву видишь! – не сдержал Джейк своего изумления.
– Красиво! – восхищенно прицокнул Дэф.
– Красиво… – Джейк не понял, речь о горах или его словах, но согласен был в любом случае.
Мальчики долго стояли на холме, вглядываясь в дальний пейзаж. Сперва молчали, а потом принялись обсуждать: а что, мол, там, за горами-то? А может, там и не дорога на Санта-Фе, та самая Большая Тропа? Или как раз она, но если с нее свернуть, то попадешь… попадешь куда-нибудь, куда никто до тебя и не заезжал?
Рассуждать об этом было и весело, и интересно, и жутковато. А меж тем, пока ребята болтали, пастухи гнали лошадей дальше, вниз со склона, к самой воде. Табун врезался в речные волны, перекликаясь многоголосым ржанием.
– Водопой – дело небыстрое. Несколько часов, а там и вечер уже. Пастухи будут ночевать в долине, сторожить ночной выпас. Поутру их сменят, – пояснял Дэф. – Мы можем поехать домой, а можем остаться в ночное, ты как? Я бы остался… поужинаем с ребятами. Тушенка, картошка, похлебка на костре, а?
– Давай останемся, – предложил Джейк с надеждой. – Ночевка в холмах, надо же!
– Я так и знал, – усмехнулся Дэф. – Давай!
Так они и сделали.
Вот уже у ночного костра все от того же Диего Джейк и услышал, за что Паса невзлюбил серый пес его друга. Парень жевал лепешку и споро работал ложкой, черпая похлебку из котелка, но и болтать успевал:
– А с Корки их мир не берет вот почему – Пас попросту хотел его утопить, когда Корки был щенком. Пятнистая собака из конюшенных загуляла в степи, и по зиме, в самом ее начале, принесла двух щенков; один родился слабым, прожил пару часов только. А второй – второго она прятала еще неделю, и когда Пас наткнулся под крыльцом на неучтенный приплод, да рассмотрел, что тот – волкособ, то есть принесла-то его Пятнашка от волка, экая штука вышла! – так немедля заявил, что дикарский щенок тут ни за каким чертом не сдался, у них-де скверный характер.
– Говорят, помесь собаки и волка вообще нельзя приручить, – наставительно сказал один из ковбоев постарше.
– Билл, да кто когда пробовал! Говорят… кто говорит-то? – отмахнулся Диего.
– Ну я попробовал. Получилось же, – заметил Дэф.
– Так он только вас слушает, юный сэр! – воскликнул Диего с легкой досадой.
– Но и никого, заметь, не укусил еще ни разу… без приказа, – Дэф погрозил неведомо кому своей ложкой, и старшие сдержано рассмеялись: шутка вышла неплохая, и все отлично поняли, что она значит. Без приказа, значит, нет… а вот по команде очень даже!
– А дальше-то что было – ну, с Корки? – полюбопытствовал Джейк.
– Да ничего, – Дэф почесал лежащего у его ног пса. – Отобрал я его у Паса, да и все. Сказал, что это теперь моя собака.
Корки негромко гавкнул, и Джейк, улыбнувшись, протянул ему кусок хлеба.
Пес его с деликатностью взял, и собравшиеся вокруг костра обменялись удивленными замечаниями – гляди-ка, а Корки и правда кого-то еще, кроме хозяина, считает за хорошего товарища, а не норовит тяпнуть за руку или ногу!
Джейк смотрел на собаку, которая была на самом деле наполовину степным волком, и потихоньку понимал – будь у него самого такая собака, он бы точно так же никогда и никому ее не дал в обиду. Как лучшего друга. Каки лучшего друга.
3
Ночь легла на прерию – темно-синяя, чернильная, глухая. Джейк и не думал, что в самом деле летней ночью может быть настолько темно. Густую бархатную черноту едва разбавлял рыжий свет костра, слегка оттеснял от стоянки, от собравшихся вокруг огня людей… и все. Сделаешь шаг в сторону – утонешь в этой тьме. В городе – да даже и на ранчо! – свет из окон домов и над крыльцом казался куда как более надежным, ярким и сильным, чем одинокий костер посреди ночной прерии. Да, их костер горел ровно – пастухи то и дело подбрасывали в него веток и сухой травы, заботясь и о свете, и о тепле: после знойного дня ночная прохлада зябкими пальцами лезла под одежду, неприятно щекотала шею и заставляла кутаться в куртки и пончо. Джейк пожалел, что не захватил куртку – но Диего принес откуда-то еще одно пончо, набросил друзьям на плечи, сразу обоим; потрепал лобастую голову пса – и Корки лишь вяло лизнул ладонь парня, разочарованно вздохнув: угощения в ней не нашлось. Джейк фыркнул, подумав, что скверная репутация Корки явно преувеличена, с такими-то манерами!
Джейк покрутил головой: там, где кончался круг света, темнота лежала, точно индейское одеяло: на холмах и реке, на дальних горах и ближних деревцах, на лошадиных спинах; ведьминой пряжей, в которую скоро добавятся и седые нити тумана, путалась в траве, скользила по плечам, если отходишь от костра, и касалась лица мягким крылом, точно невидимая птица.
Где-то в прерии перекликались, выйдя на ночную охоту, койоты – их плачущие голоса раскатывались вдали, как унылая, монотонная песня вроде индейской.
Спать никто и не собирался – наоборот, поужинав, люди принялись неспешно беседовать кто о чем, проверять карабины на всякий случай, обмениваться новостями. Кто-то набивал трубку, кто-то достал губную гармошку, наигрывая немудрящий мотивчик. Беседующие похохатывали, тыкали друг друга в бока, махали руками, уличая в излишней болтливости – все, как всегда, как везде.
Джейк не особенно прислушивался, о чем говорят старшие. Заметив, что его друг уставился в огонь и словно уснул с открытыми глазами, потыкал его тоже:
– Эй… ты чего?
– Думаю. И – слушаю, – тут же отозвался Дэф.
– И?
– И ты послушай, – он кивнул в сторону кучки народу, собравшихся поближе к Биллу, тому седоусому ковбою, что говорил про сложность приручения щенков-полуволчат. Джейк навострил уши.
Билл рассказывал какую-то жутковатую байку; судя по всему, только начал, и слушателей у него, как заметил Джейк, все прибавлялось.
– Моя тетка – а она, хоть и белая, росла в одной семье с индейцами-юрок, потому что сама с западного побережья – мне рассказывала еще вот такое, когда я был возрастом вон как наши ребятки: пошли как-то двое парней на охоту. Собирались бить оленей. Взяли с собой каждый по шесть собак. И пошли в разные стороны – условились встретиться вечером на третий день, похвалиться, кто в чем удачливее. Были они друзья меж собой, но соперничали во всяком ремесле, и крепко соперничали! Говаривали, что не дойдет до добра однажды дело с их попытками выставиться друг перед другом сильнее, ловчее и умнее, чем товарищ. Да, говорили. И вот, идут, каждый в свою сторону. И слышат собак друг друга. И примечают – тут моему приятелю удача, видно, была… а тут упустил зверя!
– Билл, да ты не заливай, – фыркнул кто-то. – На оленей охотились если – меж ними расстояния такие, что ни одну собаку не услышишь!
– Не перебивай, Том, – шикнули на него.
– Я знать того сам не знаю, а как мне рассказывали, так вам и говорю, а не нравится – иди вон проверь лошадей, а то койоты что-то близко подобрались!
Том с фырканьем отмахнулся, покривился – но все равно взял ружье и поднялся на ноги. Проверить, и правда, было бы недурно. Эту нудную обязанность по очереди исполнят все пастухи, и отлынивать смысла большого нет – наоборот, сейчас сходишь – потом под утро, когда сильнее всего хочется спать, никто не станет теребить. И Том пошел, еле слышно насвистывая под нос не слишком приличную кабацкую песенку. Джейк узнал мотивчик и смешливо фыркнул. Знать таких песенок ему, конечно, не полагалось, но… вон Дэф тоже ухмыльнулся по-разбойничьи, покосился на друга, тихонько шикнул: история Билла только-только подобралась к самому интересному же!
– И вот, – продолжал Билл, – приходит первый вечер. Завыли, залаяли собаки одного из охотников, стали скулить, глядя в лесную чащу. А в лесу ветер ходит – да такой, что стволы больших старых деревьев трещат и гнутся, как тростник на реке в грозу! Охотник испугался, привязал собак к себе, велел им сидеть рядом.
Ветер пошумел и стих, а охотник в страхе только под утро заснул, пригревшись меж собак-то. Пошел на охоту и дальше. Еще добыл сколько-то – идет, думает, где на ночлег встать получше в следующий вечер. Удачный второй день охоты был, лучше прежнего, да.
Второй вечер пришел – и точно так же завыли, залаяли собаки, и стал в глубине леса ворочаться жуткий страшный вихрь – ближе, чем был! Не успел охотник собак кликнуть к себе, и на одну сворку взять – собаки отбежали от костра, стали громко лаять да на тот смерч рычать, точно чуяли в нем какую-то злую силу. И напрасно охотник подзывал их – ярились-ярились псы, а смерч все ближе трещал, пока не выкатился на ту поляну, где охотник с собаками ночевал. И унес вихрь собак – одну за другой! Ра-аз, поднял, закрутил – и нету! Одну! Вторую! Третью!
Билл тыкал узловатым пальцем перед собой на каждом восклицании, и слушатели замерли, ожидая, что будет дальше.
– И так всех собак унес ветер, всех шестерых. А потом ветер дохнул на костер – и тот погас! Поднялись, закружились в воздухе головни и пепел, как до того кружились собаки – и пропали точно так же. Охотника взял ужас – а как его тоже унесет сейчас? Но вот вдруг прислушался парень – и что же он слышит? Точно голос какой-то в этом вихре шепчет странные, жуткие слова. И, сам не свой от страха, принялся парень их повторять, повторять, повторять… как молитву.
Да, как молитву, сохрани Дева Мария мою христианскую душу за такие слова, но именно так и было все. Вот, значит, походил этот страшный вихрь, завывая – у-у-у-у! – вокруг, а самого охотника-то и не тронул. Глядь по сторонам он – а уже почти светает. И вихрь затих, пропал, точно его не было.
Собрался, пошел – только не на охоту уже. Какая там охота без собак! К месту условной встречи пошел. Как раз день шел еще, вечером встал так же, а друга все нет и нет… ждал, ждал – слышит, снова ветер гуляет в чаще. Слова вчерашние припомнил, только начал их повторять – а выходит его приятель, ты гляди-ка! А вихря – вихря-то и нет как нет больше. Вот он, друг-товарищ этот, подходит, и говорит:
– Слышал ветер, видел, что бывает с теми, кто не знает нужного слова?
Видел, говорит первый охотник. А что это вообще такое-то хоть? Я смотрю, твои собаки с тобой! Что же, ты знаешь про ветер, но… Засмеялся тогда приятель и говорит – это, братец, и был я. Я сделался sikkuli – гигантской подземной птицей, именно такая птица производит смерч, хлопая крыльями. А вот кто не знает нужной молитвы, того унесет! Да! Я это и был!
Последние слова Билл чуть ли не выкрикнул в торжестве, и страшно рассмеялся, подражая охотнику-колдуну. Вышло до того натурально, что кто-то обжегся кофе, который зачерпывал из котелка – уронил от неожиданности чашку, и заругался.
Билл снова засмеялся – но своим нормальным, обычным смехом. Диего то ли досадливо, то ли восхищенно крякнул – история вышла жутковатая. Джейк поймал себя на мысли, что съежился под широким чужим пончо, и машинально подвинулся ближе к приятелю.
– Дурацкая сказка, – проворчал тот, кто пролил кофе. – Мальчишек вон только пугать!
– Э-э-э-э, – погрозил пальцем Билл. – Если бы сказка!
– Больно уж жуткая для сказки, – пробурчал следом еще один из пастухов.
– Зря ты, старик, среди ночи такую страхотищу рассказываешь, – зевнул Пас. – Я только-только пить решил завязать, ну! Станут среди ночи всем мерещиться эти… смерчи-птицы! А снова на меня сопрут, что я напился и буянил!
Ковбои засмеялись. Улыбнулся, против ожидания, и Дэф. Корки поднял голову, коротко гавкнул куда-то в темноту.
Диего возмутился:
– Вот сейчас если еще собаки поднимут переполох…!
