Алёна Хрычёва "Русский беспилотник над полями лжи"

А у оврага кромки —
Маленькие человечки.
Горку щекочут санки,
В редкий лесок влетая.
В роще у полустанка
Дремлет берёзок стая.
Тонкие ветви гнутся,
Нежно звенят от ветра.
Снятся им перепутья,
Рельсы и километры.
В снежных холодных платьях
Ждут они ливней вольных…
Всё, про берёзки хватит?
Можно опять про войны?

Древним русским городам

На бескрайней земле крепостей рассыпались бусы.
Моя Родина ждёт каждым камнем и буквой меня.
А закат яснокрылый летит над притихшею Русью
И румянит бока земляного вала кремля.
Покрасневшее солнце в реке превращается в лаву,
Из снегов почерневших вытапливает весну.
Я приеду ещё раз в русский город Полтаву,
Да и в русский Киев, может быть, загляну.

Война

У войны всегда открытые глаза,
Чёрные, с серебряной подводкой —
Так безвкусно, пошло и неловко,
Как у школьницы. На пальце бирюза —
Тоже камень так себе, дешёвка.
Словно девочка, играет на песке
В танки, что отобраны у брата —
Лет ей вроде как-то многовато,
А на вырванном из дневника листке
Надпись: «Я ни в чем не виновата!
Это вы придумали меня!
Что бы я сумела поменять?!»
И, увы, она во всём права.

Мир под водой

I. Берега под водой

Посвящено Игорю Мангушеву (Берегу), тогда только тяжело раненому, но живому; впрочем, автор верит, что все погибшие живы, пока их помнят

Реки без берегов разольются в новое море —
Плеск ленивой волны да корабли на приколе.
А под водой будут русские наши просторы,
Русское заснеженное поле.
В водоросли превратятся русские ковыли,
Выросшие на русской окаменевшей крови.
Молятся реки, перекатываясь на мели:
«Берег, только живи!»

II. Города под водой

Наш город ушёл под воду
Потерянности и тумана.
И ветер уснул над Волгой.
И лёд облаков так манит.
А воздуха не хватает,
А воздуха слишком мало.
Нас вычеркнули из рая,
Нас вычеркнули из ада…

III. Мир под водой

Там, под водой, знакомые дома,
Знакомых деревень слепой февраль.
Найди недостающую деталь,
Чтобы смогла закончиться зима.
Подуй весенним ветром в облака,
Чтоб разбежалась трепетная рябь.
Вот парень едет на коне охлябь,
И видится ему твоя рука
Над неба ослепительной водой.
А ты всё смотришь в то, что там, на дне,
И прячешь город в слякотной весне,
И шепчешь: «Это было не с тобой!»

Про цветочки

В Киеве – дядька, в окне – спатифиллум,
Вроде невзрачный, а всё-таки милый,
Равно украсит дома и окопы —
Всяко получше любого укропа.
Впрочем, порою удобнее тополь —
Окна пробьет, если надо, в Европу.
А вдоль окопов насадим акаций,
Чтобы враги не сумели пробраться.
И пусть противник над нами смеётся,
Мол, гиацинт сквозь асфальт не пробьётся,
В Киеве батько Бандера – и точка…
А на окошке – герани цветочки.

Белозерское

Обмороженные щёки,
Обмороженные пальцы…
Может, лучше в Мурманск, братцы?
Там всего минус семнадцать.

А вокруг – тайга до неба,
Снег по пояс, не пробраться.
Может, лучше в тундру, братцы?
Там сложнее потеряться.

А на небе Белозерья
Ослепительные звёзды.
И пускай под ним морозно,
Но любить другое – поздно.

Кольское

Вновь поменяет теченье свое Тулома.
Снег заметает рваные острова.
Ночь так длинна, и так далеко до дома…
Кажется, эта песенка не нова.
Ночью и белый медведь покажется серым.
Впрочем, что ему ночью зимой бродить.
Утром проснёшься – Тулома течёт на север,
Как и положено, в Кольский течёт залив.

Бандера

В адской камере пишет речи —
Что-то там про свободу, веру
И соборность ещё, конечно, —
Тонкорукий Степан Бандера.
А простой круглолицый парень,
С хриплым плачем молясь на мове,
Под Артёмовском умирает
В липкой луже остывшей крови.

«Стоять за правду. Прямо. До конца…»

Стоять за правду. Прямо. До конца.
И возвращаться каждый раз живым.
А в небе гаснет горечь чабреца
И тянется мечты прогорклый дым.

Не ждать тепла, обрюзгший снег кляня,
Не ждать победы – просто к ней идти.
И стелется по полю колея.
Запас часов уместится в горсти —

Но нужно, чтоб хватило их на всех,
Пока горит блиндажная свеча.
На картах отсыревших тихий смех
Свои окопы будет отмечать.

И всё пройдет. Ты встретишь мирный день