Светлана Кенециус "Заблудившаяся Земля"

– Признаю, – спокойно, без вызова и без смирения.

– Признаете, что перевозили на своем корабле …ээ… класса,– он заглянул в века бумаги, – класса В13-89/5ЯБ, вражеского лазутчика.

– Да, я же сказала, признаю.

– То есть признаетесь, что участвовали в заговоре…

– Нет

– Объяснитесь, капитан,– что-то, похожее на облегчение, появилось в лицах судей.

Хорошо, сейчас она даст им шанс проявить жалость и великодушие.

– Я признаю, что везла пассажира, принадлежащего к расе, находящейся не в самых лучших отношениях с Союзом, разумеется, за плату. Он действительно заплатил. Я уже изложила суду, в каких обстоятельствах познакомилась с Аукби Тоном. Я не имела возможности отказать пассажиру, да и желания…

Зал зашумел, возмущенно, естественно.

– Вы же знаете, в чем основная сила рогатых.

– Хоубров, вы хотите сказать?

– Да, хоубров. На них же нельзя смотреть без улыбки. Они очаровательны, согласитесь – маленькие, пухленькие, с золотыми рожками, – Зонкия старалась предать своему голову максимальную эротичность.

В зале переговаривались, так что чтец был вынужден постучать по столу, чтобы утихомирить публику.

– Но ни о каком заговоре я ничего не знаю. У меня не так много времени, досточтимые, работа на корабле, особенно на таком, как мой – это под силу не каждому. Вы же знаете, сколько осталось жучков в Пустоте – сотни три, не больше. Управление кораблем отнимает даже время сна, но и во сне ты продолжаешь думать о правильности курса, об углах отклонения, о прочей опасной и утомительной мелочи, которая стоила жизни стольким отважным капитанам прошлого.

Зонкия импровизировала, план речи, конечно, был обдуман еще ночью, но детали, краски – только на публике. Она знала, что делала, когда отказалась от адвоката, объяснив это отсутствием средств. Да если бы она только захотела, она могла бы нанять всех здесь присутствующих, и не только для защиты на суде – за те деньги, которые Зонкия могла заплатить, весь зал готов бы был проползти на четвереньках вокруг космопорта, а заодно разгрузить парочку контейнеров с углем. Черта-с-два, она бедная, несчастная, беззащитная девушка, одинокая среда врагов, которые пользуются ее наивностью, завлекая в свои коварные планы, она вынуждена зарабатывать себе на жизнь тяжким трудом. Прослезиться можно. Дело выиграно – это ясно, осталось красиво уйти – и больше никогда не совать свой нос на эту треклятую планету, где до сих пор бредят войной.

Чем им не угодил несчастный Аукби? Тем, что собирался повидаться с родней? Ну, и что, что королева хоубров, сидящая под замком в комфортабельном крысятнике, и есть любимая тетушка маленького Аукби? Хорошо, что ему удалось-таки ускользнуть домой, хоть и не повидав тетушку. Смелый народец – рогатые хоубры – все еще надеются восстановить свою трехпланетную монархию. "Принципы демократии" – черта-с-два, хоубры просто не хотели делиться с верзилами золотом добровольно…

Политика – мерзкая штука, и ради того, чтобы натянуть нос вонючим крысюкам, Зонкия согласна была разыграть не один такой спектакль.

– Суд признает капитана Зонкию Аму виновной в нарушении инструкции о приеме на борт пассажиров, 45 пункт 654 статья свода Законов Союза. Приняв во внимание особые обстоятельства, суд назначает вышеупомянутой особе выплатить штраф в размере налога на ввоз контрабанды класса АЗ. А также предписывает ей покинуть территорию округа Морра в течение пятнадцати часов местного времени.

Зонкия опустила глаза, чтобы судьи не прочли в них презрение и торжество победительницы. Через пятнадцать часов Зелененький жучок будет уже далеко, а штрафом своим пусть подавятся, пусть засунут его себе… Она улыбнулась. Это должна была быть благодарная улыбка спасенной жертвы, оценившей все содеянное…

Это случилось на планете Морра в 115 году Союза Пяти Галактик. Капитану Зонкии Аме было тогда двадцать четыре года. И это было далеко не первое подобное приключение в жизни синеглазой девушки.

Сомнительноеудовольствие – листатьчужиежизни

какстихи

Соватьсвойносвчужиедвериишкафы

Искатьвчужихглазахсебя

Искать,

Икакэтониглупо, ненайти

Чужихлюдейчужиежизнииглаза

Пустьпролетаютмимо, пустьпроходят

Ичтостого, чтоивмоихпустыхглазах

Чужиеотраженьяненаходят

самихсебя…

В глубоком космосе замкнуться и, глядя в пустоту – здесь это просто, забывать, сознательно забывать то, что никак не удается забыть.

Противоречие. В самом корне существа, именуемого Норн. Тоска по полузабытому дому и желание забыть наконец-то. Норн. Родители были шутниками. Самому создавать нить своей жизни.

Простой земной мальчишка, даже не отличник, даже не мечтатель. Драки, любовь к поджиганию и взрывам, крыши, заборы, ободранные коленки, пластырь на щеке. И космос, бесконечный, в звездах, в давно угасших точках, которые слишком поздно донесли свой свет до тех, кто мог бы ответить. Ощущение раздвоенности личности…

Есть вещи, о которых не удается забыть, даже во сне. Из пасторальных картинок, из сентиментальной ностальгии один и тот же сон превращается в кошмар, который преследует даже в пьяном беспамятства

Улица, залитая солнцем, узкая улочка крохотного провинциального городка, забытого богом и цивилизацией. Дворики, двухэтажные домики, здесь ничего не меняется сотни лет. Садики, деревянные заборы. И сирень. Вездесущая пьяная сирень. Весна. Норн идет но тротуару, стараясь не наступать на трещинки и перемычки каменных плит – игра, знакомая с детства каждому земному ребенку. На улице пусто, раннее утро. Сирень свешивается тяжелыми гроздьями цветов прямо над головой, стоит протянуть руку – и все это богатство станет твоим. Можно притащить домой охапку темно-бардовой, сиреневой и даже белой сирени, поставить в вазу и ночью бредить неведомым от одуряющего запаха. Норн идет вдоль кустов сирени, и чувствует запах. И вдруг он понимает, что видит желтую, красную, синюю сирень. Цветки ее из беззащитно-хрупких становятся жадно-манящими, огромными, краски кричат. И вот уже он бежит все быстрее, быстрее, дома и улица незнакомы, хотя он видел из тысячи раз, но дороги домой никак не может вспомнить, все заслоняет сирень. И солнце из мягкого весеннего акварельного становится жгучим, полуденным. А он все бежит, кусты сливаются в линию смазанных пятен, а потом и вовсе в одно грязно-бурое. А потом мир растрескивается, как старый тротуар, и сквозь трещины течет Пустота, становится трудно дышать. И Норн просыпается за мгновение до того, как легкие разорвутся от колючей пустоты безвоздушного пространства. За мгновение до смерти. И тоска, граничащая с сожалением – почему не хватило опять этого последнего мига.

Норн резко

открыл глаза, потому что вспомнил. Вспомнил вчерашний вечер, и стало стыдно, даже страшно.

Потолок был белым, чистым. Норн лежал на мягкой, огромной кровати, на нем легкое теплое одеяло. А рядом – Норн скосил глаза, боясь пошевелиться – рядом, свернувшись калачиком, лежала вчерашняя девушка, капитан Зонкия Ама.

Девушка была совершенно голой. Простынка, которой она укрывалась, сбилась в комом в ногах. Распущенные волосы разбросаны по подушке, ладошки сложены под щекой – Зонкия спала. Норн подумал, что благоразумнее, всего было бы удрать, но как выбраться отсюда, не разбудив девушку? Тем более, голова Норна гудела по-прежнему, и хотя соображать он уже мог, но вовсе не был уверен, что сможет бесшумно передвигаться. А потом… мама!… кажется, кроме одеяла, на нем ничего нет, и в окрестностях кровати ничего похожего на одежду не наблюдается.

Господи, что здесь вчера происходило? И вчера ли?

Может, убежать, пока не поздно? Но как это сделать бесшумно? Второй выход – притвориться спящим и подождать, пока Зонкия проснется, а там видно будет. Но неизвестно, сколько еще ждать, Норн почувствовал, что спина его затекла, во рту пересохло – ужасное положение. Лежать, не двигаясь, рядом с обнаженной женщиной. Мама дорогая, лучше бы он, действительно, не просыпался!

Зонкия пошевелилась. Норн не мог этого видеть, он чувствовал, как она потянулась, немного погодя, спрыгнула с кровати, зашлепала босыми ногами по полу, кажется, ушла. Норн осторожно приоткрыл глаз, Да, комната пуста, самое время смотаться. Вот только нигде не видно одежды. Он попытался заглянуть под кровать, даже спустился на пол. Когда Зонкия вошла, он успел вскочить на ноги.

– День добрый, зайка,– на ней был длинный махровый халат нежно-бежевого цвета. Норн застыл, подумывая, как бы провалиться сквозь землю. Девушка, будто не замечая его состояния, обошла его, набрала код в стене, кровать стала сворачиваться.

– Вещи твои уже высохли, посмотри там, в ванной, в сушилке, – по ее

тону невозможно было понять, что она думает, и никаких намеков на вчерашнее. Норн отправился искать ванную, стараясь вести себя так, будто всю жизнь только и делал, что расхаживал нагишом по номерам люкс дорогих гостиниц на глазах у совершенно незнакомых девушек, будучи абсолютно не в состоянии вспомнить, что же произошло накануне. Ему казалось, будто Зонкия улыбается ему в спину. "Зайка". Вещи действительно высохли. Оказалось, что форма "Зет Абрис" действительно была зеленой, точнее, индиговой, о чем Норн успел позабыть – стиральные машины на корабле никогда не чинили, а в портах было не до того. Поразившись, до чего, однако, приятно одевать чистое, Норн внезапно вспомнил, как Зонкия вчера раздевала его. Как младенца. Он, кажется, сопротивлялся. Господи, что ей нужно?

Выйти из номера незамеченным не удалось. Зонкия стояла, оперевшись спиной на косяк двери, и наблюдала, как он ищет выход.

– Я, это… пойду? – робко спросил он.

– Как хочешь, но завтрак уже на столе. Может, сначала все-таки поешь? – она кивнула в сторону комнаты, из которой действительно раздавались запахи. Норн уже не знал, чего ему делать, скорее всего, проснулось любопытство – правда, чего этой странной девушке нужно от забулдыги штурмана.

В этом кресле нельзя было сидеть робко, на краешке, оно было создано специально, чтобы, расслабившись, наслаждаться покоем, Норн не стал спорить с создателями мебели, откинулся на спинку.

Зонкия протянула стакан с темной жидкостью.

– Сначала это.

Норн недоверчиво покосился на незнакомый с виду напиток, а потом решил – где наша не пропадала. Он слышал о том, что существуют такие женщины, которые весьма интересуются молодыми бесхозными звездолетчиками и готовы тратить свои безмерные капиталы на то, чтобы… Тьфу. Тем особам обычно лет за шестьдесят, и уж наверняка они не носят на груди капитанских значков. К тому же Норн отнюдь не считал себя красавцем – грязный, небритый, костлявый, с кривым носом и бесцветными глазами…

– Голова-то как?– поинтересовалась девушка, когда Норн осушил стакан, напиток оказался на удавление приятным, и голова, действительно почти перестала гудеть – хоть начинай недельное турне заново.

– Ничего, – стало опять неловко.

– Ты что, язык проглотил, или от природы молчун?

– От природы.

– Понятно, – согласилась девушка. Она сидела в своем кресле, край халата сполз к ее ногам, словно нарочно пытаясь дразнить Норна. Ну, нет, такие номера не пройдут.

– "Зет Абрис", торговый флот Зеты. Чего это людей так тянет служишь псоглавым? – спросила она вдруг Зонкия, разглядывая Норна, будто бы он выставлен на продажу.

– Они не умеют пользоваться собственной техникой. Жалко.

– Их жалко или технику? – поинтересовалась девушка, обрадовавшись, что он, наконец, заговорил.

Норн решил не сдаваться.

– Их-то чего жалеть? Головы, как у бульдогов, и характер такой же.

– Разбираешься в породах собак? – она изучала его. Пусть, в конце концов, его еще никто никогда не изучал.

– Да. А что?

– Ничего, интересно. Ну, и как машина?

– Гусеница? Нормально, Если можно считать нормой годовую отсрочку ремонта и прочее и прочее.

– Действительно, жалко, хотя гусеница и с ремонтом долго не живет.

Она болтала. Обычно девушки ее возраста так болтают о тряпках, музыкантах и побрякушках. Хотя, Норну не часто приходилось сталкиваться с девушками, к зеттам девушки не нанимались, из-за запаха.

– Почему? – за корабль было обидно, хотя она и права.

– Так, практика.

– А у тебя что?

– Жучок,– небрежно произнесла она, будто бы жучки прямо так и летают на каждом углу. Норн присвистнул,

– Живой?

– А как же, – все-таки, не совсем железная, своим кораблем не грех и похвастать.

Норну стало не то, чтоб обидно, как-то неприятно. Кто он – нищий бродяга, а она – богатая обладательница "жучка", одного из менее чем трехсот оставшихся живых яхт-буксиров. Какого черта он пьет с ней и болтает о технике, когда вечером вылет – и привет родная Зета с ее вонючими обитателями.

– Послушай, – начал было он с вызовом, но внезапно вспомнил, что так и не выяснил, что же здесь вчера происходило

– Да, зайка.

– Я не зайка, мое имя – Норн.

– Я помню. Норн Виктор, штурман третьего класса. Кстати, почему третьего?

Норн сник. Не раскусить девушку-змею, хотя нет, сейчас она все-таки была кошкой. Была такая сказка, еще там, на Земле, "Кошка, которая гуляла сама по себе".

– Зонкия Ама, Амазонка, женщина-воин, – почему-то сказал он.

– Ого, мы знакомы с земной мифологией? – тут она удивилась по-настоящему, – Ну-ка, подробнее.

– Я – землянин, детка.

– Я не детка. А ты, кажется, умеешь врать.

– Нет, на этот раз – нет, – Норн ждал, что будет дальше. Обычно люди, узнавая о его происхождении либо старались побыстрее куда-нибудь свалить, либо начинали сочувствовать, иногда ставили выпить. И то, и другое осточертело, но именно поэтому Норн иногда проводил подобные эксперименты. Кстати, многие, действительно, не верили, Земля – это миф. Ее не было, нескольким миллиардам ее жителей показалось, что они были. Норну показалось, что он родился и вырос, что у него была семья, дом, родители, любимая девушка, улица с сиренью по краям, померещилось. Стоило оказаться в космосе, как исчезло все, чем жил он. Сейчас, спустя десять лет после исчезновения солнечной системы, мало кто вообще помнил о том, что некогда была такая планета – Земля, и по слухам именно оттуда началось освоение людьми Пустоты. Смешно.

Зонкия Ама смотрела открыто, не пыталась сочувствовать, не пыталась уйти от темы.

– Давно? – только спросила она.

– Десять лет.

– Но ведь все корабли землян…

– Исчезли вместе с планетой, да, Я был на парусе.

Теперь присвистнула Зонкия,

– И как тебя угораздило попасть к парусникам?

– Сбежал из дома, – Норн всегда старался сохранить насмешливый тон, когда говорил о себе, о своем прошлом, насмешка выходила горькой, становилось больно, но иначе об «том» было не сказать, иначе не выдержать ответной реакции.

– Координаты… – осторожно произнесла Зонкия.