Глава 3
Утро на берегу реки
1
По утрам мы с Юрой ходили на рыбалку. Брали Ольку – Юра тихонько уносил её в кухню-комнатку, бережно пеленал, клал в люльку и выносил на крыльцо, рядом с которым стояли шасси от неё. Я отвечал за удочки и завтрак: брал сумку с приготовленными с вечера снастями, вытаскивал из холодильника крынку с молоком и переливал его в термос, клал в рюкзак, туда же опускал четвертинку хлеба, успевая отрезать горбушку и сунуть её в рот.
– Сядь и позавтракай нормально! – говорил Юра, если оказывался рядом.
Я мотал головой, наливал себе в чашку молока, залпом выпивал его и – был готов.
Молоком нас снабжала старушка-соседка, которая держала корову. В то утро, когда появилась на свет наша Олька, бабушка долго стучала в дверь, а когда я открыл – очень удивилась, увидев не Наташу, а меня. Я сказал, что Наташа занята, и стал смотреть на молоко: его вид меня завораживал. Белое, с пенкой, похожей на растаявшее мороженое, с удивительным запахом… Она протянула банку мне, кивнув: «Пей на здоровьечко!» – и ушла, а я не успел даже поблагодарить её. Растерянно смотрел в окно, как бабушка, чуть сгорбившись, ковыляла к соседнему дому между картофельными грядками, потом охнул: молоко-то ещё тёплое! Решил, что лучшей благодарностью будет, если я его попробую, а на словах – поблагодарю завтра.
Попробовал я так, что от принесённого бабушкой молока осталась половина банки – я перелил его в красивый кувшин на столе, а банку помыл. Вечером мы с Юрой нажарили картошки и допили остатки, а весь следующий день… я провалялся на диванчике в кухне: ну кто же знал, что мой живот, привыкший к магазинному продукту, откажется принимать натуральное коровье молоко? Юра бегал от Наташи ко мне, попутно объясняя, что парного молока лучше не пить, а дать ему отстояться хотя бы до вечера в холодильнике, что в нём много каких-то коровьих белков, которые не все человеки могут переварить, а выросшие в цивилизации – то есть он и я – и подавно.
– Но у тебя же ж не болит! – простонал я в подушку.
– Ну ты сравни, Мишка, сколько я выпил и сколько ты… – он присел на минутку и погладил меня по спине. – На-ка чаю, я ромашку заварил. Балда, не доглядел я! – отругал он себя.
Фельдшер, Настасья Семёновна, заглянувшая посмотреть Наташу и малышку, пощупала и мой бедный живот, успокоила Юру, что всё пройдёт и пообещала принести каких-то трав. Обещание сдержала, принесла моментально, и Юра весь остаток дня поил меня горьковатой ароматной жидкостью. К вечеру мне полегчало. Я поел варёной картошки и даже заглянул к Наташе в комнату, присел на корточки и долго смотрел на мою маленькую сестрёнку.
Она оказалась невероятно крохотной! Носик торчал, будто на него нажали пальцем, она смешно морщила его и иногда чихала. Из-под пелёнки высовывались тонкие тёмные волосики. А бровей у неё и не было – лишь намёк, что когда-то будут эти брови. Иногда она чуть хмурилась и постанывала, а иногда – улыбалась, прямо во сне! У меня на душе потеплело, и я тоже улыбнулся. Надо же! Такая кроха, а умеет поднимать настроение!
– Как мы её назовём? – спросил я у Наташи, которая тоже любовалась малышкой.
– Сашенька, Пелагея, Оля… Выбирай, – ответила она вполголоса.
Я подумал.
– Оля, наверное. У Юры ведь старшего брата Олегом звали… Будет немножко похоже.
Наташа чуть улыбнулась.
– Мне тоже нравится Оля… Да и память равноапостольной Ольги через неделю…
– Это которая первая на Руси приняла Крещение?
Она кивнула.
– Первая из князей… Миш, как твой живот? Как вы вчера добрались? – спросила она шёпотом.
– Живот – хорошо. Добрались – тоже.
– Партизаны вы с Юркой, – снова улыбнулась она. – Ни один ничего не рассказывает.
Я покачал головой. Раз Юра не рассказывает – значит, не надо.
– Как ты тут одна без нас справлялась?
Важно получилось с моей стороны. Она тихонько засмеялась и взлохматила мои волосы. И тут я понял, что ужасно соскучился по Наташе! Что вот этого вот мне не хватало для полного счастья. Чтоб она так улыбалась и легко лохматила меня. Всего-то навсего. Ерунда какая! А жизнь как-то сразу приобрела новые оттенки… Не, нам с Юрой замечательно было вдвоём! А сейчас… Как бы это объяснить? Лето, солнышко, тепло, ты гуляешь… И вдруг – лёгкий ветерок, тёплый такой, будто обнимает тебя… И ты, как маленький, скачешь от радости, потому что – лето! Или вот идёшь ты домой, радуешься, что возвращаешься именно домой, что хорошо погулял и жизнь – она, вообще-то, прекрасна… И тут видишь свет в твоём окошке и на душе сразу – радуга. Потому что тебя ждут, ты нужен! Один штрих, маленькое движение, и… жизнь – как чудо.
– Чего задумался? – спросила Наташа.
Я мотнул головой. Малышка закряхтела. Сморщила носик-кнопку.
– Кушать хочет, – шепнула Наташа. И я тихонько ушёл.
Хотел лечь: сил после целого дня страданий оставалось мало, хватило ровно на то, чтоб поесть и поболтать с Наташей. Упасть бы где-нибудь, хоть на коврике. Я донёс себя до дивана. И обнаружил, что на нём уже спит Юра.
И куда мне теперь? С минуту я стоял, прислонившись к стене и глядя, как забавно он уснул: подложив ладони под голову, и приоткрыв рот, и подогнув колени – маловат диванчик оказался. На столе стояли маслёнка, стакан молока и две тарелки: моя, почти пустая, и, очевидно, Юрина – с картошкой. Вилка лежала рядом, интересная такая – с белой пластмассовой ручкой и длинными зубцами. Чистая вилка…
Я ещё раз посмотрел на Юру. Вчера полдня он ездил за вещами и подгузниками для малышки, покупал еду и что-то ещё по списку, который написала Наташа; оставшиеся полдня стирал, а ночью, вероятно, поспать ему тоже не удалось: проснувшись от детского плача, я слышал в комнате его шаги и негромкий голос. Он что-то спрашивал у Наташи, а может, качал малышку – не знаю… А сегодня – лечил меня, гладил пелёнки, разбирал наши вещи, готовил обед, снова ездил в магазин…
Когда я это всё понял, когда вспомнил, что до этого он всю ночь рулил, – почувствовал, как краска заливает мне щёки. Олух несчастный! Стою тут и посмеиваюсь и даже не догадываюсь, что надо одеяло принести!
Сил прибавилось. Я заглянул в маленькую комнатку за печкой и обнаружил там кровать, накрытую красивым розовым покрывалом: снаружи оно было атласное, а внутри – хлопковое, я снял его и очень осторожно укрыл Юру. Он даже не шевельнулся. Потом запер входную дверь на крючок, отыскал в рюкзаке мою книжку, накрыл миской картошку, выключил везде свет и улёгся на кровать в той комнатке. Да, ещё заглянул к Наташе и принёс ей бутылку с водой и шоколадку – она попросила.
Забыл рассказать о домике, в котором мы обосновались. Это был самый настоящий деревенский домик с печкой. Она, эта печка – большая, солидная, – стояла в центре таким образом, что каждая её стена была частью какой-нибудь комнаты. Комнат было три, даже четыре, не очень большие, а одна – совсем маленькая: в ней помещались только кровать, тумбочка с зеркалом и два стула. Во всех комнатах были окна, прикрытые белыми занавесками и шторами. Убранство домика было нехитрое: в одной, крайней, комнате – большая кровать, стулья и бак с мёдом, в другой – в ней разместилась Наташа с малышкой – угловой диван, большой шкаф, стол и кресло-качалка, в третьей – в неё выходило печное окошко, устье, – односпальная кровать, несколько стульев, комод с телефоном и раковина с водой, про четвёртую я уже рассказал. На полу везде были коврики. Кухня и ванная были устроены в сенях за дверью, той самой, которую я всё не решался открыть, когда мы приехали. В кухне
стол, старинный шкаф со стеклянными дверцами и небольшой диван. А за столом стояли новые кухонные шкафчики, отгораживающие газовую плиту и ванну с туалетом.
Юра объяснил мне, что так раньше строили дома: печь была в середине для того, чтобы обогревать дом. А туалет в доме – недавнее изобретение, на улице был ещё один туалет, без удобств. И водопровода тоже раньше не было, и стиральной машинки… Как люди без них обходились – для меня осталось загадкой.
Через пару дней жизнь наладилась. Юра выспался, съездил в город, раздобыл там муки и решил попробовать испечь хлеб в деревенской печке, под чутким Наташиным руководством. Наташа стала понемногу хозяйничать. Оля перестала плакать по ночам и теперь хорошо спала даже днём – наверное, от маминого молока. Вообще она много спала и подолгу, а просыпаясь, немножко смотрела на всех вокруг, ела и снова – на боковую. Сплюха такая оказалась моя маленькая сестрёнка! Наташа объяснила мне, что это нормально, что, когда она наберётся сил, – будет больше «гулять». Но я пока в это слабо верил.
Печка – белая, солидная, она словно воплотилась из детской сказки. Прежде чем печь в ней хлеб, нужно было её заранее растопить. Юра решил это сделать вечером. Он принёс из сарайчика берёзовых поленьев и сложил их возле печи. И пошёл спрашивать у Наташи, в каком именно отверстии нужно разводить огонь. Отверстий было три: маленькое, квадратное – на левой стороне печки, внизу, а другое – большое, полукруглое – на уровне моей груди; под ним же располагалось ещё одно, занавешенное белой салфеткой. В большом я бы и сам поместился. Помните: «Печка-матушка, спрячь меня…»? Теперь я понимаю, почему Маша решила там спрятаться от гусей-лебедей… Именно в нём, как оказалось, можно печь хлеб, готовить еду, и именно в нём мы развели огонь. Но прежде этого Юра отодвинул заслонку, которая была вверху – над отверстием слева.
– Это зачем?
– Там идёт труба. Через неё будет поступать кислород для огня и выходить углекислый и угарный газы.
– То есть там печка соединяется с трубой, которая на крыше?
– Вроде того.
После наших долгих стараний печка ожила. Загудел огонь. А я уселся на стул возле неё и всё смотрел, смотрел, и так мне было уютно и хорошо! Несмотря на то, что возле печи остались следы нашей деятельности – дрова, бумага, щепки.
– Юр, она как будто поёт, да? – спросил я
Юра сгрёб щепки в совок, выпрямился.
– Поёт… – задумчиво ответил он и улыбнулся, глядя на рыжевато-красное пламя. – Один мудрец сказал, что на свете есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как течёт вода, как горит огонь и как работают другие…
– Четыре, – поправила его проходившая мимо Наташа с малышкой: – Как работает робот-пылесос.
Юра засмеялся, выпрямился и подошёл к Наташе. Взял у неё Ольку. А я вскочил, схватил веник.
– Ой, Мишка, это я случайно про мудреца вспомнил, – спохватился Юра. – Я сам подмету. Ты давай-ка лучше чаю согрей. Попьём и будем ложиться.
В деревне спать хорошо. Особенно когда потрескивают в печке дрова. Кругом тишина, только маленькая Олька кряхтит за стенкой… И больше никаких звуков: ни шума машин, ни соседей. Словно мы одни в целом мире… Воздух, свежий, прохладный, чуть колышет занавески на окне. В этот раз я, как обычно, заснул быстро. Но под утро мне стало жарковато, да вдобавок какой-то одинокий петух стал продирать горло. Кричал он хрипло, надрывно, словно никак ему не нравился его голос. Сон пропал.
– Сходи водички попей, – проворчал я и уселся на кровати.
За окном было уже светло. Кто-то ходил в соседней комнате: поскрипывали половицы. Удивительно, но петух замолчал. Услышал, что ли, мой совет? Во даёт! Я надел штаны и рубашку и выбрался из своей комнатки.
Возле печки копошился Юра.
– Ты чего соскочил? – удивился он.
– Жарко.
– Ну да, есть немного: перестарались вчера, – он был в майке, лохматый, взъерошенный.
От наших «стараний» остались чёрные, подмигивающие красными огоньками головёшки. Юра кочергой разбросал их по поду – так называется низ печи – и пошёл месить тесто. Чтоб оно быстрее взошло – поставил его на печку: там было тепло, даже горячо. Я вспомнил, как читал в книгах, что в старину на печке даже спали. Ещё бы! Зимой – так вообще хорошо, наверное, не замёрзнешь! У нас, правда, лежачок был не очень большим, но я бы поместился. Юра взял в углу моей комнаты веник с длинной ручкой, сунул его в печь и, собрав все угольки в кучу, сгрёб их под трубу. В печи стало пусто.
– И как ты собираешься там печь? Без огня? – я подошёл к печи вплотную и тут же отодвинулся: дыхнуло на меня жаром.
Юра задвинул устье большим заслоном и пошёл катать колобки. Я пару раз видел, как забавно он это делает – легко, быстро, не нажимая, а словно бы поглаживая, – и получается из рыхлого, вздутого теста ровный, гладенький шарик. На этот раз он сделал два и стал искать лопату.
– Зачем?
– Хлеб сажать. Это ведь не в духовку досочкой. И вынимать как? Сам видел, что горячо.
– Откуда ты про всё знаешь?
– Наташа рассказала. И в интернете смотрел, давно ещё. Мужик-пекарь выкладывал. Хорошее видео, спасибо ему.
Лопату – деревянную, с длинной ручкой – Юра нашёл на кухне. Поставил в уголок. Потом позвал меня пить чай. Пока мы пили чай, пришла бабушка с молоком, мы отдали ей банку с конфетами. Юра с Наташей не возвращали банки пустыми. Обычно клали в них какие-нибудь сладости… Потом мы начистили картошки – на обед. А потом Юра взял лопату, присыпал её мукой, ладонью сдвинул со стола подошедший хлебушек – большой, с мелкими серыми трещинками, проступавшими сквозь муку. Открыл заслон и отправил хлеб вглубь печки. Также поступил и со вторым:
– С Богом!
Задвинул заслон, оставив маленькую щёлочку, вытер лоб, поставил лопату в уголок и стал загружать стиральную машинку.
– Дела… – пробормотал я.
Дома за духовкой нужно было всё время поглядывать, убавлять температуру, прикрывать хлеб листом, чтоб сильно корка не чернела. А здесь регулятора температуры нет – сколько градусов не узнаешь, но и следить не нужно. Прошло около получаса, и Юра снова взял лопату и осторожно вынул оттуда два каравая – потемневших, кругленьких, ароматных.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69975604&lfrom=174836202) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
