– Да ладно, не переживай, какая разница на какой полке спать, просто я привык всегда спать с правой стороны, а сегодня я никак не мог уснуть, видимо, сказывается привычка спать на одном и том же месте.
Я ошарашенно смотрел на него не в силах сообразить кто же он такой.
– А ты кто такой?
– На наблюдателя ты не похож? – спросил я.
Он засмеялся.
– Когда-то ещё до войны был американцем, а сейчас даже не знаю, кто я по национальности, у них на станции нет национальностей, у наблюдателей даже нет такого понятия, что такое национальность. Только мы земляне, на нашем уровне развития ещё делимся по национальностям.
На вид ему можно было дать лет 25—27 от силы.
– А как ты сюда попал? – спросил я.
Он надолго задумался.
– Это произошло со мной ещё в 45-м году в войну, – наконец сказал он. – Я тогда летал на четырёх моторном бомбардировщике, и в апреле 1945 года мы летали бомбить Германию. Я в войну был пилотом, поэтому мне приходилось летать на разных самолётах и даже на бомбардировщиках. Так вот, – продолжил он, – отбомбившись по Берлину, мы возвращались на базу, которая находилась за Ла-Маншем. Я немного отстал от своей пятёрки, потому что в правый мотор попал осколок, поэтому мотор плохо тянул, он немного дымил, но на наше счастье ещё не горел. И я надеялся перелететь хотя бы через пролив Ла-Манш, чтобы не прыгать в воду, потому что она была ещё холодной, так как шёл только апрель. И в этот момент из тучи наш самолёт атаковали четыре немецких истребителя. Они обстреляли из пулемётов самолёт и быстро скрылись в туче. Видимо, это был их последний боезапас, поэтому они и бросили меня, т.е. не стали добивать.
Но одна из последних пуль попала мне в плечо, а вот вторая, срикошетив от обшивки самолёта, попала прямо в живот. Это как по закону подлости последние пули попали не куда-нибудь в самолёт, а в живот и правую руку. Я передал по переговорному устройству штурману и стрелку-радисту, чтобы они прыгали с парашютами, не дожидаясь меня. А сам решил остаться в самолёте, потому что у меня не было даже сил встать с кресла. Да и с пулей в животе падая на парашюте в воду пролива, вряд ли долго протянешь в холодной воде.
Но зайдя в кабину самолёта и увидев на моём животе кровавое пятно, штурман всё понял, он даже не стал осматривать меня, потому что до войны он работал хирургом. А ещё он понял, что даже если они помогут мне выпрыгнуть вместе с ними на парашюте, то с такими ранениями, а особенно с пулей в животе, в холодной воде Ла-Манша я долго не протяну, а вместе со мной утонут и они. А ещё он понял, что если они протянут резину, решая, что со мной делать, а я в это время потеряю сознание, то самолёт свалится в штопор и они, не успев выпрыгнуть из падающего самолёта, сгорят вместе со мной. И открыв бомболюк, штурман пожал на прощание мою левую руку, и, неумело перекрестившись, шагнул в открытый бомболюк, прихватив с собой стрелка-радиста, совсем ещё мальчишку, который ни разу не прыгал с парашютом. «Вот и всё, – подумал тогда я, – даже девушку не успел завести себе перед войной, всё некогда было».
Я уже терял сознание, как вдруг справой стороны самолета появился огромный диск внешне похожий на перевёрнутое вверх дном блюдо. Нет, он даже не появился, он как бы проявился из воздуха, из какой-то странной пустоты, которая внутри огромного светящегося кольца открылась в этот момент с правой стороны самолёта. И в этот момент в корпусе диска открылась огромная дверь, состоявшая из двух половин, которые относительно друг друга медленно разъехались в разные стороны. И вместо двери в проёме появилось прозрачное вибрирующее поле, и меня вместе с самолётом затянуло через это поле в диск. Но перед тем как самолёт затянуло в диск, я обратил внимание на то, что он уменьшился в размере в несколько раз, а вместе с ним и я тоже стал ростом с пятилетнего ребёнка. Но в этот момент я уже терял сознание, поэтому подумал, что мне это только кажется, а затем и вовсе провалился в темноту. И только потом уже здесь, на станции я узнал, что они наблюдали за мной из другого параллельного пространства и времени. А ещё я узнал, что они могут любой предмет уменьшить в размерах, а затем вернуть его в прежнее состояние. Но такое изменение произойдёт с ним только с помощью другой физики. Они отслеживали весь ход войны до последнего момента, и даже на подписание капитуляции присутствовал их человек. Потом, чуть позже, я расскажу, почему они это делали, и каким был их интерес в этом деле.
– И что, такое действительно возможно? – спросил удивленно я.
– Да, Алексей, они могут сделать то, о чём мы даже представления не имеем, и в дальнейшем я расскажу тебе о том, о чём ты не знал на Земле, – сказал он. – Проснулся я совершенно здоровым и не смог сразу сообразить, то ли мне приснилось, что мой самолёт сбили немцы, а я был ранен, то ли на самом деле всё так и было. Я встал с полки и оглядел себя, рост мой был таким же, как и прежде. Я походил по комнате, а как выйти из комнаты, не знаю, на стенах комнаты не было ни дверей, ни ручек. И вдруг в комнате раздался голос, я даже не понял сначала, откуда он шёл.
– И поэтому мне показалось, что он шёл со всех сторон, как эхо, – сказал Джек. – «Успокойтесь, сейчас к вам придут», – сказал голос. Меня как будто током ударило, и я подумал: «А не на том ли свете я нахожусь?» И в этот момент стена разъехалась на две половины, и в комнату вошел человек, но внешне он не был похож на нас. Ну, да ты сам их видел. В общем, привыкать мне к ним пришлось довольно долго.
– Ну и сколько тебе лет сейчас? – спросил я.
Я ни грамма не поверил ему в том, что он воевал в войну, уж слишком молодо он выглядел, но решил, что не стоит торопиться с выводом, ведь мы не на Земле, и что могут эти наблюдатели, я пока не знал.
– А как ты думаешь?
– Ну, на вид тебе можно дать лет 25—27, не больше, но такого не может быть, – ответил удивленно я.
– Правильно, 27 лет, а если быть ещё точнее, то 27 лет и 41 день.
– А ты что, здесь даже дни считаешь? – удивился я.
– Сейчас нет, а поначалу считал, но потом как-то привык, – сказал смущенно он.
Я удивлённо смотрел на него.
«Врет, наверное, – подумал я. – Столько здесь прожить и нисколько за это время не измениться, а главное, нисколько не постареть».
– А сколько тебе было тогда, в 45-м году? – спросил я.
Он засмеялся.
– Что, не веришь, а столько же и было. Да ты не смотри на меня как на идиота. Здесь время идет не так, как у нас на Земле, и понять нам это очень сложно. Я до сих пор еще сам многого не могу понять, оно не укладывается в моей голове. И чуть позже я объясню тебе многое из того, что я сам знаю и из того, что мне разрешают знать, – сказал он.
– Даже так? – удивился я.
– Ты же сам видел, какие у них головы, а какие у нас, – добавил он, потрогав свою голову рукой. – Да и здесь есть такие уровни, куда вход мне пока запрещён, хотя я и живу здесь уже довольно долго. Мы с тобой еще не познакомились, – и он протянул мне руку. – Меня зовут Джек, – сказал он.
«Странно, какое-то собачье имя, у меня собаку так звали в Казахстане, – подумал я. – Ну да ладно, это уже его дело как себя называть».
– Алексей, – сказал я и, пожав его руку, чуть не отдёрнул её назад, потому что его рука была холодной как лёд.
– Странно, а почему у тебя такие холодные руки? – удивился я.
– А это потому, что у меня температура тела 35 градусов, на полтора градуса меньше, чем у тебя, и пульс 45—50 ударов в минуту.
– Странно, но почему у тебя температура тела ниже, чем у меня, и от чего это зависит? – спросил я.
– Наблюдатели сказали, что это зависит от деления клеток, – сказал Джек. – Сейчас твоя клетка делится пополам, то есть от материнской клетки отделяется дочерняя клетка, которая при делении забирает часть хромосом материнской клетки, то есть хромосомы укорачиваются. А затем уже эти половинки клеток начнут делиться еще раз пополам, укорачивая уже эти хромосомы, и так будет продолжаться до тех пор, пока хромосомы, а с ними и цепочки ДНК клеток не уменьшаться до минимума.
– Вот тогда с возрастом тело человека начинает дряхлеть, а клетки постепенно начинают отмирать, так как они уже сильно поизносились и не смогут делиться, – сказал Джек. – А вот дочерние клетки идентичны материнским клеткам, и генетический материал от материнской клетки они получают уже уменьшенный в два раза, то есть с каждым разом его становится всё меньше и меньше. И только здесь, на станции, с помощью компьютеров я узнал, что клетки делятся от 50 до 100 раз, так как срок жизни человека запрограммирован до 100 лет. А ещё я узнал, что клетки мозга тоже делятся, и даже быстрее, чем остальные клетки. Но тебе сейчас будет сложно понять, как всё это происходит, я потом объясню тебе наглядно на экране, как происходит деление клеток.
– А как делятся твои клетки? – спросил я.
– А у меня наблюдатели удалили из цепочки ДНК клетки ген смерти – это такой ген, который через определённое время, а у каждого это время своё, запускает механизм старения клеток. Но мне вместо гена смерти наблюдатели вставили в генетическую цепочку ДНК клетки другой ген, который сдерживает старение клеток. В этом случае моя клетка перестает делиться и начинает клонировать себе подобную, но уже в зеркальном отражении клетку. Вот поэтому при клонировании клетки температура тела понижается до 35, а временами и до 33 градусов. А при делении клеток температура тела, наоборот, повышается и становится 36,6 градуса.
– А почему такая разница? – спросил я.
– Да потому что при делении клеток она затрачивает на эту работу больше энергии, поэтому температура тела повышается только при делении клеток, – сказал Джек.
– А в чем разница между делением и клонированием клеток? – спросил я.
– При делении клеток пополам, а затем и этих половин ещё раз пополам и так далее, происходит растягивание содержимого клетки по площади новой клетки, а если выразиться ещё точнее, то клетка со временем теряет свои первоначальные свойства. Вот поэтому она не может воспроизвести саму себя на 100%. А при клонировании клетки клетка клонирует себе подобную в зеркальном отражении клетку, не нарушая строения клетки.
– Странно, тогда выходит, что твоя клетка воспроизводит саму себя в виде фотокопии, – сказал я.
– Да ты правильно это понял, выходит, что я в тебе не ошибся. – Но чтобы это понять, нужно знать строение клетки, и в дальнейшем я покажу тебе ее строение, если нам позволит время, отведённое тебе наблюдателями, – ответил Джек.
– Ну и сколько же они мне его отвели? – спросил я.
– Пять, максимум шесть дней и ни днём больше, – сказал Джек.
– А вот за это спасибо, – сказал обрадованно я. – Я переживал за собак, поэтому я был бы рад вернуться на Землю хоть сейчас, но и 5—6 дней они тоже подождут.
«А в худшем случае половят мышей», – подумал я.
Но наблюдатели почему-то не торопились с изъятием имплантата из моей головы, и меня это сильно беспокоило. Я боялся, что они по какой-нибудь причине изменят своё решение вернуть меня в залив.
– А что происходит в дальнейшем с клетками? – спросил я только для того, чтобы отвлечься от этих мыслей.
– А в дальнейшем к концу жизни при делении количество клеток на один квадратный миллиметр тела начинает сокращаться. И в течение жизни из пяти клеток отмирает сначала одна клетка, – это тогда, когда ты ещё молодой, а затем уже из четырех клеток две клетки, но это тогда, когда ты становишься уже значительно старше. Вот поэтому человеческое лицо и тело, но в первую очередь лицо, потому что оно больше всего подвержено солнечному облучению, постепенно начинает видоизменяться.
– И к концу жизни становится неузнаваемым от первоначального вида лица и в дополнение покрывается глубокими морщинами, – сказал Джек. Но клетки стареют и отмирают ещё и потому, что клетки печени вырабатывают вредный холестерин, который после 35 лет жизни начинает откладываться на стенках сосудов, которые питают клетки кровью. И поэтому стенки сосудов забиваются холестерином, и, проницаемость сосудов ухудшается, поэтому клеткам не хватает питательных веществ, и они начинают отмирать.
– А что происходит при клонировании клетки? – спросил я.
А при клонировании клеток, клетки лица и тела остаются прежними, то есть они само восстанавливаются, вот поэтому за 71 год я нисколько внешне не изменился.
– Ну а если сказать ещё точнее, то при клонировании клетки одна и та же клетка делится пополам всего один раз и создает себе подобную в зеркальном отражении полноценную клетку, и такое будет продолжаться с ней до бесконечности, – сказал Джек.
– Странно, но насколько я знаю, такие клетки, беспорядочно делясь, создадут новообразования, то есть создадут опухоль из клеток, – сказал я.
– Нет, такого произойти с ними не может, потому что наблюдатели внедряют в цепочку ДНК клетки вместо гена смерти другой ген, который не дает клеткам беспорядочно делиться, то есть клонироваться. Он сдерживает и даже ограничивает клонирование, и рост клеток во времени.
– Вот поэтому новая клетка клонируется одновременно с отмиранием старой клетки, – сказал Джек.
– Но это же так просто, – сказал я, – а наши учёные бьются над эликсиром бессмертия, пытаясь что-то изобрести, но всё безуспешно.
– Выходит, что они зря его ищут, и дело здесь не в эликсире, а в генах и холестерине, – сказал я.
– Да, в этом ты прав, для этого нужен ген, выполняющий такую миссию, и метод его доставки в цепочку ДНК клетки.
– И сколько лет ты можешь прожить? – спросил я.
– Я не знаю, сколько лет проживу, но наблюдатели сказали, что я проживу долго, наверное, тысячу лет, пока не надоест.
– А разве жить может надоесть? – удивился я.
– Да, Алексей, как ни странно это прозвучит, но жить может надоесть, и в дальнейшем я расскажу тебе об этом и поподробнее, если нам хватит на это времени.
– А почему моё пребывание на станции ограничено таким коротким сроком? – спросил я.
– Не знаю, возможно, что это связано с магнитным полем станции, потому что оно здесь искусственно занижено и, поэтому наблюдатели дали нам всего 5—6 дней и, за эти дни я должен тебе много чего показать и рассказать.
– Ну а мне-то такой ген, как у тебя, могут встроить, раз я здесь оказался? – спросил я.
– Наверное, нет, – сказал Джек.
– Это почему же? – удивился я.
– А потому что ты не хочешь остаться на станции и хочешь вернуться домой на Землю. – И твои эмоции по этому поводу даже зашкаливают, но наблюдатели насильно никого здесь не держат, – сказал Джек.
– А ты-то, откуда знаешь про мои эмоции? – спросил я.
– Наблюдатели прослушивают твои мысли, у тебя ещё стоит имплантат, – сказал Джек.
«Вот тебе и раз, – подумал я. – Даже думать уже нельзя ни о чём свободно, то-то я думаю, как это они меня подслушивают. А они, оказывается, прослушивают мой имплантат, а я и забыл о том, что он у меня ещё стоит.
– Да, надо быть осторожнее с такими мыслями, ещё и не выпустят меня отсюда? – подумал я, – да и, не дай бог, сотрут мне память, а это уже совсем ни куда не годится, как я буду жить без прошлого на Земле, я даже собак своих не узнаю. Фу ты черт, даже об этом думать нельзя», – подумал я.
– Да и не все так просто, как ты думаешь, – немного помолчав, сказал Джек, – это дело частично связано с магнитным полем планеты, а на Земле оно в два раза мощнее, чем здесь, на станции. И внедрить в твою клетку другой ген будет гораздо сложнее. Здесь, на станции, магнитное поле искусственное, со своей частотой и мощностью и они настраиваются по нему. А для тебя одного они исключения делать не будут, это тоже сложно.
– То-то я почти не ощущаю веса своего тела, мне кажется, что ноги сами поднимаются от пола, – сказал я.
– У наблюдателей много способов продлить свою жизнь, даже не удаляя ген смерти, но о них я расскажу тебе чуть позже, хотя, – Джек задумался, – пожалуй, об одном способе я расскажу тебе уже сейчас. Иначе многое понять тебе будет сложно. Дело в том, что наша планета излучает два поля, первое поле – это низкочастотное электромагнитное поле, которое образуется в земной коре за счет вращения коры планеты вокруг внешнего ядра планеты.
– Это похоже на ротор и статор, – сказал я.
– Да, ты прав, небольшое сходство в этом есть, – сказал Джек. – А второе поле – это сверхвысокочастотное гравитационное поле, это вы его так называете сейчас – гравитационным полем, но вы только предполагаете, что оно есть.
– Но так как у вас нет приборов, которые могли бы его обнаружить и измерить, то вы можете только предполагать, что такое поле у планеты есть, – сказал Джек.
– А оно есть? – спросил я.
– Да, Алексей, оно есть. И такое сверхвысокочастотное поле излучается не только центральным, но и внешним ядром планеты, и оно похоже на поле нашего подсознания, но главное, оно является одновременно и материей, и энергией, так как такое поле состоит из мельчайших разно полюсных частиц гравитонов. Так вот, наш диск, то есть наша станция, излучает точно такое же поле. Но поле излучаемое станцией будет уже анти гравитационным полем, то есть полем, имеющим противоположный знак полярности. Но наблюдатели могут управлять таким полем, то есть могут менять, не только его мощность и полярность, но и частоту и за счет гравитации могут передвигаться в пространстве с огромной скоростью и маневренностью. И такие поля называются полями разно частотного и разнонаправленного действия, или анти гравитационными полями. Такое анти поле может раздвигать не только молекулы и атомы, но и сверхвысокочастотные разнонаправленные поля, состоящие из мельчайших разно полюсных частиц. Но наша станция находится в центре этого анти поля, так как это поле излучается из одной точки излучения и только в одном направлении. Такие необычные для нас волны похожи на волны от брошенного в воду камня, которые расходятся только в одном направлении. То есть сама тарелка находиться внутри абсолютной пустоты, в которой не существует даже времени.
– Но так как сама станция автономна от солнечной системы, то она может перемещаться во времени из настоящего в прошлое, а из прошлого в будущее, минуя настоящее время, – сказал Джек.
– Но насколько я понимаю, экипаж станции должен подвергаться облучению сверхвысокочастотным полем станции, – сказал я.
– Нет, Алексей – это исключено, потому что на станции работают другие физические законы, о которых мы абсолютно ничего не знаем. И такое необычное для нас поле излучается только в одном направлении, то есть излучается из одной точки, но в одном направлении, так же, как расходятся круги от брошенного в воду камня. А они, как ты знаешь, расходятся только в одном направлении, то есть из одной точки наружу круга. Позже я расскажу тебе об этом поподробнее.
– Но в таком безвременном пространстве тарелка может находиться вечно, и люди, находясь в ней, не будут стареть, – сказал Джек.
– Но зачем тогда удалять ген смерти и ставить в клетку другой ген, если в тарелке можно жить вечно молодым? – спросил я.
– В тарелке – да, но стоит ее покинуть, выйдя из нее на планету, как ты мгновенно наверстаешь свой возраст и постареешь. И даже вернувшись назад в тарелку, ты останешься таким, каким стал, и так будет повторяться при каждом выходе из тарелки.
– Вот поэтому наблюдатели удаляют из клетки ген смерти и ставят туда другой антиген, – ответил Джек.
– Это похоже на летаргический сон, когда человек проснётся от сна, то он тоже навёрстывает свой возраст, – сказал я.
– Да, в какой-то степени сходство в этом есть, – сказал Джек.
– Но почему наблюдатели удаляют свой ген смерти тоже? – спросил я.
Потому что они такие же люди, как и мы, но только умнее нас в десятки раз и обладают другими способностями, чем мы. Но об этом я расскажу тебе позже. Все процессы, которые происходят в клетке человека, напрямую связаны с частотой и мощностью магнитного поля планеты, на которой ты родился, и даже магнитные бури, периодически повторяющиеся на Солнце, влияют на работу наших клеток. И если частота и мощность магнитного поля возрастают даже незначительно, то процесс деления клеток ускоряется.
– Но происходит и обратное, когда частота и мощность магнитного поля планеты уменьшаются, и тоже незначительно, то деление клеток замедляется, – сказал Джек.
– А если частота и мощность магнитного поля планеты начнут уменьшаться, то в этом случае продолжительность жизни людей на планете возрастёт? – спросил я.
– Да, в этом ты прав, и продолжительность жизни людей на планете уже 20 лет как растёт, а магнитное поле и его частота уже 20 лет как падает. Так же, как все это время уменьшается активность Солнца.
– Я думаю, что ты заметил по старым фотографиям, что люди одного и того же возраста раньше выглядели намного старше, чем люди того же возраста выглядят сейчас, – сказал Джек.
– Да я обращал на это внимание, но я думал, что это зависело от качества старинных фотографий.
