– Вот что, Ева Ранг. Не скрою, я и раньше был о вас не слишком хорошего мнения, но сейчас вы опустили себя ниже плинтуса и вряд ли уже подниметесь в моих глазах. Если вы даже не можете запомнить героев книги, которую называют детской, то я просто умываю руки. И если вы таким образом решили продемонстрировать своё остроумие – то грош цена вам и вашему остроумию, Ева Ранг. Я даже не знаю, какими словами выразить глубину своего презрения к вашей амбициозной, ленивой, скудоумной и пошлой персоне. Я редко говорю такие слова студентам, но вам я их скажу. Я не хотел бы видеть вас на своих занятиях. Всем спасибо за работу, все свободны.
Он нервным шагом вышел вон за десять минут до звонка. Секунд пятнадцать тишины – и группа взбесновалась.
– Совершенно ненормальный какой-то! – заявила Лиля, видимо, наконец-то сложив о Владе Вячеславовиче мнение.
И я, кажется, готова была с ней согласиться. Да, я была неправа – мне следовало лучше штудировать «Алису» или, по крайней мере, молчать со своими дикими ответами.
Но и он не имел права вызывать меня на лекции. Так никто не делает. До какой же степени должна быть сильной неприязнь у человека, чтобы использовать каждую возможность её продемонстрировать?
– Гнев, богиня, воспой Влада Вячеславовича, чёрной вороны! Грозный, который группе двенадцать множество бедствий содеял и Еве Ранг больше всех, – с издёвкой пропел Паша Ушаков, поглядывая на меня.
Что теперь делать? Не ходить на мировую литературу? А я так хотела, чтобы в академии «Согинея» у меня все складывалось хорошо…
Наверное, не окажись Влад хорошим другом дядюшки, так оно бы и было…
Тем же вечером я сидела за библиотечной кафедрой, положив подбородок на скрещенные руки. Читателей не было и не предвиделось, и в пустой библиотеке стояла полная тишина. Посмотрела на часы, висящие над тёмным коридорчиком выхода.
Лампочка там постоянно перегорала.
Полдевятого. Через полчаса надо идти домой.
Может быть, подступиться к Владу Вячеславовичу без посторонних? Попытаться наладить отношения, призвать к нейтралитету…
Пообещать выучить «Алису в стране чудес» наизусть… Но и так яно, что он сочтёт это за попытку подлизаться, полебезить перед ним.
И, в сущности, правильно сочтёт.
Нет, разговаривать с ним тщетно – не только потому, что он из тех людей, которые бьют лежачих, но и потому, что я не смогла бы себя пересилить и прийти с повинной головой.
Так идти или не идти в четверг на семинар по мировой литературе?
Я отвела задумчивый взгляд от окна, в котором виднелись корявые ветки дерева, серая дорога и глухие бока частных домов.
Внезапно осознала, какая тишина стоит в огромном помещении библиотеки. На мгновенье показалось, что тишина сменилась шепотом множества голосов, будто книги, стоящие на полках, заговорили все разом.
– Привет, Ева…
– Ева, здравствуй…
– А что ты здесь делаешь, Ева?
– Как дела, Ева?
– Зачем ты убежала, Ева?
– Тебе не страшно одной, Ева?
– Ева?
– Ева!
– Ева…
Я вскочила. Звенящая тишина, точно бритва, полоснула по ушам. Зелёная штора на окне чуть-чуть шевельнулась, будто от дуновения легчайшего сквозняка. Но все окна были закрыты.
Мне показалось, что в библиотеке я не одна, и кто-то наблюдает из тёмного коридора. Свет строжайше следовало экономить, но я повключала лампочки во всём помещении, и не успокоилась, пока каждый тёмный угол не оказался освещён.
Эти вопросы я могла задать себе и сама. Так же, как могла сама задеть шторку, когда поднималась. Никогда я не верила в страшные сказки и спокойно жила одна, но за всю жизнь, наверное, впервые мне стало не по себе.
Стоя на зелёном линолеуме в центре абонемента, я смотрела на уходящие в перспективу ряды стеллажей, и все казалось, что за ними кто-то прячется.
За спиной, в коридорчике, тяжело хлопнула дверь, и я круто обернулась.
В помещение вошел пожилой мужчина добродушного вида с пакетиком в руках.
Подойдя к кафедре, он начал выкладывать детективы.
– Работайте? – с сомнением поинтересовался.
– Да-да, конечно, – я так обрадовалась его появлению, что никак не могла найти формуляр.
– У вас перепуганный вид, девушка.
– Вам показалось, – натянуто улыбнулась я.
Минут двадцать он выбирал книги, а когда я их записала, то настала пора закрывать библиотеку и уходить.
Выключила везде свет, и помещение стало казаться откровенно враждебным. Вместе с мужчиной мы вышли на улицу.
– Не страшно вам одной там сидеть? – поинтересовался он. – Закрываетесь поздно, а читателей с гулькин нос, наверное… Мало ли что…
– Да нет, все в порядке, – соврала я, закрывая библиотеку на два ключа.
Дома все как-то забылось. Дядюшка в очередной раз был чем-то недоволен и заставил меня натирать столовые приборы чистым полотенцем, чтобы блестели.
Провозилась я допоздна и, как ни странно, быстро уснула.
Следующие дни ничего плохого или хорошего не принесли. Влад Вячеславович не назвал мою фамилию на перекличке в четверг, как будто меня вообще не существовало.
На работе все было спокойно, и я не вспоминала о том странном ощущении тревоги, посетившем меня в библиотеке в понедельник. Скорее всего, почудилось или просто нервы сдали. К тому же я получила зарплату, хоть и крошечную, но она была очень кстати, учитывая, что на момент её получения на карточке у меня было триста рублей.
На выходных Амина пригласила меня и еще пару человек из группы к себе. Хотелось развеяться и поболтать о чём-нибудь несерьёзном с ребятами. Да и вообще просто хотелось сходить в гости.
Амина жила в квартире, которая сразу меня ослепила яркими коврами и обоями, обилием искусственных цветов в аляповатых вазах, большой блестящей люстрой в коридоре и другими изысками интерьера в стиле «цыганское барокко».
В зале на столе, обклеенном зелёной пленкой «под малахит», лежала колода карт чёрными рубашками вверх.
Амина небрежно смахнула их в стол.
Мы устроились на небесно-синей на кухне, которая изобиловала всякой навороченной бытовой техникой. Даже ковёр под ногами был синим с большими ярко-красными розами. Хозяйка разливала чай и делала бутерброды, а мы тем временем пытались разрезать принесённый торт.
В итоге это чрезвычайно важное дело доверили мне. Неожиданно подоспел Макс, ещё один парень из нашей группы, которого не ждали, но которому все обрадовались.
Открыли принесённую им бутылку белого сухого вина.
Мне было уютно сидеть на этой кухне, от которой консервативный дядюшка пришел бы в шок, потягивать вино, болтать с ребятами, смеяться.
До тех пор, пока не заговорили о первых впечатлениях от учебы в «Согинее». Наверное, все ждали от меня негативных слов в адрес Влада.
Высказаться хотелось, но почему-то я промолчала. Ну, что это все в сотый раз перемалывать?
– Может, лекции Змейского и хороши, – заявила Амина, – но он по-настоящему странный. Зачем надо так настраивать нас против себя, если можно с нами дружить?
– Он жизнью обиженный, – с издевкой сказала красавица Аня. – Ему лет тридцать, а не целовался, наверное, ни разу. Может, вообще девственник?
– А ты никак хочешь проверить? – тут же среагировал Паша Ушаков.
– Смеёшься, что ли? – презрительно фыркнула Анька. – Он же бедный!
– Наш Вячеславыч под гота косит. Или под вампира. Он думает, что так больше девушка нравиться будет, – с самым серьёзным видом заметил Макс. – А как ты считаешь, Ева, почему он прицепился именно к тебе?
– Хватит уже про него, – перебила Эльвира недовольно. – Нашли о ком говорить!
Я её поддержала. Про себя я могла ругать его сколько угодно, но повторять это вслух почему-то было противно.
Пашка, которому бы только съязвить, пытался вынудить меня ответить, но для разговора действительно нашлась тема интереснее.
Тема, которая будоражит и притягивает людские умы не одну сотню лет.
– Амина, а ты что, гадаешь на картах? – заинтересованно спросила Эльвира.
– Не совсем на картах. Чисто в картах бабуля спец, – хладнокровно сказала Амина. – Я могу раскинуть на серебряном миткале.
Мальчишки сразу приняли скептичный вид и отпустили пару шуток, после чего были на время удалены с синей кухни.
Больше всего на этом настаивала Эльвира, хотя сами они удаляться не хотели.
Наконец мы остались вчетвером – Амина, Анька, Эльвира и я.
– Вообще-то когда гадалка работает, то остаётся с клиентом один на один, – заметила Ами, раскладывая на столе квадратные карты лоснящимися рубашками вверх.
Шесть рядов по шесть карт в каждом.
Мне это казалось развлечением. Игрой. Девчонки любят гадать, и непременно на любовь.
Правды в общих фразах, которые Амина сейчас изречёт каждой из нас, не больше чем в гороскопе, что передают по радио.
Но вслух я ничего говорить не стала.
Подружка достала из маленького кожаного мешочка на тесёмке небольшую невзрачную монету.
– Серебряный миткаль, – сочла нужным пояснить она. – Марокканская монета семнадцатого века.
Она подкинула монетку над разложенными картами. Затем перевернула карту, на которую упала монета.
И хотя у Анны в глазах сверкало любопытство, было видно, что и она не очень серьёзно относится к происходящему.
– Скоро выйдешь замуж за богатого и уедешь, – сказала Амина. – Уедешь навсегда. Далеко. Будешь там счастлива, забудешь и о этом вечере и о нас. Вот и всё.
– Что ж, мне нравится, – заявила Анна, откидывая назад длинные золотистые волосы и усаживаясь на своё место. – Всегда мечтала жить в Европе.
Из всех гостей Амины Эльвира была единственным человеком, который, кажется, относился к гаданиям серьёзно. Она потребовала, чтобы мы с Анной ушли, пока Амина будет ей гадать.
– Да садись уже! – отмахнулась Ами. – Суетится она мне тут!
Монетка упала на карту с изображением пары влюблённых, укрывшихся в беседке, и внимательно за ними наблюдающем мужчины в чёрном.
– Твои хлопоты бессмысленны, Эльвира. Твои переживания пусты. Оставь это. Не злись.
– Есть хоть один шанс? – спросила Эльвира, затаив дыхание и, кажется, напрочь забыв о присутствии посторонних.
Амина задумчиво покрутила карту в руках и сказала «Нет».
И добавила, что Эльвира должна радоваться, потому как в ближайшее время избежит какого-то крупного несчастья.
– Ева?
Я сомневалась. Мне не хотелось садиться перед ней и выслушивать придуманные подробности моей жизни.
Путешествие, ревность, любовь…
Ладно, может, окажется, что я выиграю крупную сумму в лотерее. Тогда первым делом сниму квартиру.
Амина долго сжимала в ладони монету, пристально глядя на меня.
И если бы в эту минуту кто-нибудь спросил, кого я вижу перед собой, я, не задумываясь, ответила, что это совершенно незнакомая мне цыганка, как из какого-то фильма.
– Ну, а мне что предскажете, госпожа Ленорман? – усмехнувшись, поинтересовалась я, пытаясь сбросить непонятное напряжение.
Амина не откликнулась на глупую шутку. С самым сосредоточенным видом она подкинула серебряный миткаль над черным глянцевым полем из квадратиков. Я видела, как монета бешено перекручивается в воздухе.
Мне показалось, что она на мгновение зависла в высшей точке своего полета. Секунда – и серебряный миткаль, тускло сверкнув неровной толстой гранью, встал на ребро между картами, ни на миллиметр ни одной не коснувшись.
– Как это? – озадаченно спросила Анна.
– Ну, вот и здесь у меня не всё как у людей. Не хочет монетка показывать мою судьбу, – ухмыльнулась я.
Амина подкинула миткаль ещё раз. Быстрое вращение – и монета вновь стоит на ребре на тонкой голубой полоске стола между рядами чёрных карт. Уже никто не отпускал комментариев.
