– Да как вам сказать. Тут вчера сын тетрадку мне показал, вы давеча, как я понимаю, новую тему изучали. Вот он, похоже, не совсем понял про эту вашу… гиперболу.
Лидия Степановна стёрла с губ улыбку.
– Да вы присаживайтесь, Егор Матвеевич.
Оба сели за стол.
– Да, вчера я рассказывала ребятам про гиперболу. Что Серёже не понятно?
Чеботарёв, кажется, уже пожалел, что зашёл к математичке. Но природная настырность взяла своё.
– Они, эти ваши гиперболы – кривые? Я правильно понял?
– Да, верно.
– Вот! Значит, каждая из них стремится к своей оси, приближается к ней с каждым сантиметром?
– Правильно,– Лидия Степановна начала немного волноваться.
– И что это значит?– уже увереннее продолжал Чеботарёв.
– Что?
– А это значит, что рано или поздно – ну, пусть где-то там, далеко-далеко, что аж глазу не видать, они сойдутся! Это ж не два ровных бревна, верно?
Лидия Степановна встала, подошла к окну. На улице сгущались сумерки.
– Егор Матвеевич, а Серёжа говорил вам про бесконечность?
Плотник досадливо крякнул.
– А как же, говорил. Термин, мол, такой. В математике.
– Это не просто термин. Это…
И тут Лидия Степановна вдруг поняла, что у неё не хватает слов, чтобы объяснить этому взрослому, сильному, по-своему сообразительному и неглупому мужику тему урока.
– В общем, это такая величина, которая не поддаётся исчислению.
– Как это?– искренне удивился Чеботарёв. – А на что же тогда она, эта ваша математика? Ну, есть же тысячи, миллионы, что там дальше идёт?..
– Миллиард, триллион, квадриллион…– машинально отвечала учительница, глядя в окно.
– Вот! А ещё дальше?
– Дальше квинтиллион, секстиллион… Да поймите, не в этом дело! Насколько велики не были бы все эти числа, бесконечность – она… ну, не то чтобы больше всех их, даже вместе взятых. Она… в общем, она неизмерима. Потому и называется бесконечностью.
Чеботарёв помолчал с минуту, тоже глядя в тёмное уже окно, потом решительно встал.
– Ну, ладно. Неизмерима так неизмерима. Чего уж тут.
Неловко улыбнулся:
– Вы уж извините меня, если чего недопонимаю. У меня ж всего семь классов да коридор. Где уж нам гиперболы-то осилить.
Уже у порога он обернулся.
– А вы, Лидия Степановна, знаете, что такое «ласточкин хвост»?
– Простите, что?
– Ну, «ласточкин хвост» – это такой способ, чтоб брёвна между собой скреплять.
Математичка растерялась.
– Нет, не знаю. А к чему вы это?
Чеботарёв опять улыбнулся, только теперь уже широко, уверенно.
– А, да это я так, к слову. Не берите в голову. Если что, заходите – я покажу, как это делается. Без всякой бесконечности. До свидания!
Дома у него всё шло своим чередом.
– Свиньям дала?– спросил он жену.
– Дала,– ответила та, стоя у плиты. – Нюшка скоро пороситься будет.
Он кивнул:
– Ну, и ладно. Серёга-то где?
– Да где-то на дворе был.
Чеботарёв-старший вышел во двор. Сын возле сарая чинил велосипед. Увидев отца, вопросительно взглянул на него:
– Ты, бать, к математичке ходил, что ли?
Тот присел на корточки рядом.
– Ну, заходил.
– И чего она?
– А чего она? Ничего. Хороший, говорит, у вас сын растет, Егор Матвеевич. Твёрдый хорошист.
Он встал, сладко потянулся всем телом.
– Ты вот что, Серёга, давай-ка, в воскресенье на рыбаловку налаживайся. Сидор, конюх наш, говорит, на Фёдоровском пруду карась знатный пошёл, до килограмма. На красного червя. Надо будет прикорм сварить. Завтра у меня дельце одно есть, а в воскресенье порыбачим.
Он вернулся в дом.
– Завтра в райцентр поеду,– сказал жене,– может, купить что, ты скажи.
– А чего едешь-то?
– Так это… за комбикормом.
– Да ведь ещё два мешка в сарае.
Чеботарёв досадливо хмыкнул.
– Ну да, ты ещё дождей дождись. Поеду, пока вёдро.
Утром он завёл свой старенький верный «Урал» и поехал в райцентр. Там была церковь. Заглушив мотоцикл, он, преодолевая робость, вошёл в храм. Шла служба. Пахло ладаном, певчие тянули тонко и протяжно.
Чеботарёв подошёл к церковной лавке, за которой стояла дородная женщина в тёмном платке.
– Здравствуйте. А когда служба заканчивается?
– Первая в полдевятого.
– Скажите, а я могу со священником поговорить после службы?
– С батюшкой? Да подходите, он примет. Он всех принимает.
Чеботарёв поехал на рынок, купил два мешка комбикорма, уложил в коляску «Урала», аккуратно прикрыл чехлом. Не спеша походил по знакомым узким улочкам райцентра, съел два мороженых. Чтобы скоротать время, зашёл в рыбацкий магазин, выбрал два приглянувшихся поплавка и десяток крючков.
В половине девятого подъехал к храму. Священник вышел из церкви последним, после прихожан. Лет ему было под сорок, небольшое, аккуратное брюшко, борода красиво пострижена. И добрые, ласковые глаза.
– Здравствуйте!– остановил его Чеботарёв.
– Здравствуйте,– кивнул в ответ батюшка.
Видя, что собеседник немного робеет, приветливо улыбнулся:
– У вас ко мне какой-то вопрос?
И тут Чеботарёву как-то сразу сделалось легко.
– Да, есть вопрос. Вы простите, не знаю вашего имени-отчества, не знаю, как обращаться к вам.
– Да просто батюшкой зовите,– опять улыбнулся священник.
– А, хорошо. Знаете… я, в общем, не про религию… ну, не про веру и не про Бога. У меня немного другое. Ничего?
– Ничего-ничего. Слушаю.
Тут Чеботарёв окончательно осмелел.
– Вот скажите… батюшка. Что такое, по-вашему, ну, по-церковному, бесконечность?
Священник пристально, теперь уже без улыбки, оглядел Чеботарёва.
– А зачем вам это? Извините, я что-то не припомню – вы не из моих прихожан?
Тот замялся.
– Нет, я в церковь не хожу. Некогда. Всё дела, заботы… Я тут, недалеко, в Кустово живу.
Батюшка опять слегка заметно улыбнулся.
– А бесконечность вам зачем?
Чеботарёв тоже разулыбался.
– Да, понимаете, сын это сейчас в школе проходит. Есть там такая – гипербола. Не совсем понятно.
Священник предложил присесть на лавочку возле храма.
– Это когда две оси и две кривые, которые никогда с ними не пересекаются?
Чеботарёв просиял:
– О, вы знаете? Ну, да, про них речь. Ну, согласитесь, так же не бывает! Если они стремятся друг к другу, значит и пересекутся рано или поздно. Так ведь?
Священник помолчал.
– Про бесконечность, конечно, тоже в школе вашему сыну рассказывали?
– А то! Понятие такое есть в математике.
Чеботарёв про себя удивился – священник, а, глянь, соображает.
Его собеседник о чём-то задумался, долго смотрел на стоящие рядом берёзки, на храм, на небо.
– Говорите, в Кустово живёте?
– Да. Семь километров отсюда.
– А работаете кем?
– Да я и столяр, и плотник. Много чего могу.
Священник опять тепло, по-доброму улыбнулся.
– Знаете, я сейчас буду говорить про другую бесконечность. Не про математическую. Вот смотрите. Человек рождается, живёт – кому сколько отпущено – а потом умирает. Так?
– Так.
