Не говори, что всё пропало
Николай Иванович Липницкий
После гибели мужа, Ирка в одночасье, она лишается всего: дома, машины и положения в обществе. Бывшие друзья отвернулись, работы нет, а оставшихся денег хватает только на убитую двушку. Двое детей – единственное, что удерживает её от падения в самую пучину отчаяния. Да, ещё и верная подруга Галка – единственная, кто не оставил Ирину в трудную минуту. Собрав свою волю в кулак, Ирка, ценой неимоверных усилий выбивается наверх, из обычной инфантильной девушки превратившись в сильную и волевую бизнес-вумен.
Николай Липницкий
Не говори, что всё пропало
Идти на работу не хотелось. Три месяца, как Ирка вышла с декрета и никак не могла подстроиться под бешенный ритм школы с её хамоватыми учениками, бестактными коллегами–учителями и наглым, порой безосновательно-требовательным, начальством. Но, идти надо. Муж остался без работы, и, сейчас, надежда была только на её зарплату. А зарплаты той – крохи. Ну, сколько там молодой учитель получает? Ещё бы платили, а то она, ещё, ни одной получки не видела. Только, обещания. Нет, Игорь, конечно, не пролёживает днями диван, предаваясь безделью. Он, и с Сёмкой погуляет, и покормит его, и, даже, пелёнки с подгузниками состирнёт.
Но, когда их базу ещё не закрыли, зарплата у него была неплохой. Да, ещё и так приносил из всяких усушек и утрусок. У них база была от облпотребсоюза, поэтому, через неё, чего только не проходило, начиная от вещей и мебели, заканчивая продуктами.Так, что, жили хорошо. Не жаловались. Они и на ребёнка решились, потому, что выдели, что вполне тянут. А, сейчас – всё. Капитализм наступил, и централизованное снабжение отменили. Теперь, торговля перешла в частные руки, и база стала совершенно не нужной. Весь персонал сократили, на ворота навесили замок, а, потом, вообще, распродали территорию по частям новоявленным нуворишам.
Игоря такое положение вещей угнетало, он пытался найти работу, только всё безуспешно. Таких молодых, здоровых и голодных много, а работы – мало. Безработица. С тех пор, как, вначале, развалился Союз, а, потом, пошла полным ходом приватизация, предприятия стали закрываться одно за другим, вместо них начали появляться, как грибы после дождя, мелкие торговые точки, обеспечивающие население дешёвым китайским ширпотребом вместо кондового, но основательного и качественного, товара, выпущенного государством. Да и, где, сейчас, это государство? В парламенте драки сплошные. Всё делят что-то. Стыдно телевизор смотреть. Работы нет. На барахолках не протолкнуться от желающих продать свои вещи, хоть за, какую, копейку. А на улицах реклама сплошная. Можно подумать, что у народа денег полные карманы.
Наскоро позавтракали хлебом с салом, запивая всё это жидким чаем. Хоть, сало есть. Спасибо родителям Игоря. Подбрасывают продукты со своего хозяйства. Если бы не они, с голоду ноги протянули бы. У Ирки мать далеко живёт, и с неё взять тоже нечего. Одинокая городская женщина. Сама выживает. А тут, хоть какая помощь. Вообще, родителей мужа Ирка недолюбливала в ответ на их отношение к ней. Слишком прижимистые были. Даже, жадные. Всё себе в кулак, да запазуху. Но, салом и сметанкой делились. Даже, пару раз курицу передавали. Свининку бы ещё. Какой бы борщ можно было бы заделать! Но, и за это поклон в пояс.
Сполоснув чашки, прошла в прихожую, подошла к зеркалу, посмотрела на себя и покрутилась. Выглядит неплохо. Среднего роста, в меру худощавая, в меру фигуристая, с круглым симпатичным лицом, большими зелёными глазами, почти незаметными веснушками на маленьком аккуратненьком носике и волнистыми русыми волосами, свободно спадающими на плечи. Ещё бы одежду соответствующую, вообще бы красавица была. Пальто бы, как у англичанки Василисы. Бешеных денег стоит. Ей проще. У неё любовник богатый. Из новоявленных бизнесменов. А у Ирки – муж неработающий. Тяжело вздохнув, быстро поправила макияж, обулась и, чмокнув своих родных, вышла на улицу.
Школа встретила привычной сутолокой. Дети, помладше, носились по двору, старшеклассники, или стремились быстрее пройти в вестибюль, или, сразу, скрывались за углом, торопясь выкурить сигаретку перед уроками. Подъехала белая восьмёрка, оглашающая окрестности махровым блатняком из динамиков. Из неё выпорхнула десятиклассница в ультракороткой юбочке, послала парню, сидевшему за рулём, воздушный поцелуй и зацокала каблучками к вестибюлю. Завуч стояла на верхней ступеньке крыльца и контролировала прибытие учителей вовремя. Ирка надвинула капюшон плаща поглубже на голову и попыталась проскочить незаметно.
– Ирина Евгеньевна! – раздалось за спиной. – Хочу вам напомнить, что педегог должен быть на рабочем месте не за пять минут до звонка, а, как минимум, за полчаса. Вы уже к уроку должны готовиться.
– Да, Калерия Викторовна. Простите.
Вот, грымза! Вечно со своими придирками. Мимо, вообще, пройти нельзя, чтобы замечание не получить. Быстрым шагом пересекла вестибюль, поднялась по лестнице на второй этаж, прошла по коридору и вошла в учительскую. А там шёл спор. Спорили все, и каждый доказывал свою правду с пеной у рта. Шум голосов, даже, поначалу оглушил. Протиснувшись мимо, брызжущей слюной, химички, она подошла к Таньке, учительнице истории и наклонилась к её уху.
– Что за шум, а драки нет, – прокричала Ирка на ухо подруге.
– Вон, смотри, – Танька сунула ей в руки рекламный буклет. – Торговый дом «Селенга».
– И?
– Типа, если туда деньги положить, навар конкретный получается. Вот и спорят, насколько это так в действительности.
– Понятно. У меня урок сейчас.
– У меня «окно».
– А у меня пятый «Б». А потом девятый «Г».
– Этот девятый «Г», – поморщилась Танька. – Я туда всегда, как на расстрел иду.
Ирка согласно кивнула, потянулась, взяла с полки нужный журнал и поспешила на урок. Дети уже были в классе и, как обычно, ходили, образно говоря, на голове. Пришлось наводить порядок, потом отправлять дежурного мочить тряпку, чтобы стереть каракули, которыми сорванцы успели расписать доску. Всё, как всегда. Даже с закрытыми глазами она может предсказать то, что будет дальше. Вон, Федякин, сейчас, достанет «Сникерс» и сразу откусив половину, будет довольно смачно жевать. Ага. Так и есть. А, вон Яночка Халимова принялась за печенье «Орео». И откуда у людей столько денег? Хоть бы попробовать разок! В желудке противно заурчало. Да. Живёт же кто-то! Сыну уже полтора года. Скоро, тоже, просить будет что-нибудь такое же вкусненькое. А на что?
После третьего урока выпало «окно», и Ирка просмотрела, наконец, буклет. Ничего особенного. Таких фондов сейчас развелось превеликое множество. Вон, Лёня Голубков с экранов не вылезает, всё «МММ» рекламирует. «Властелина» та же ещё. И все предлагают немыслимые деньги. Хотя, может и верно всё это? Говорят, кто-то вложился, и теперь каждую неделю проценты снимает. Можно было бы рискнуть, если бы свободные деньги были. Если бы были. Тут не знаешь, в чём зимой ходить. Сапоги, того и гляди, развалятся. В последний раз сапожник долго молчал и качал головой, но, потом, всё же решился взять на починку.
– Чего задумалась? – присела на соседний стул Танька.
– Да всё об одном и том же, – вздохнула Ирина. – О деньгах.
– А, что о них думать? Тут, думай – не думай, в кармане не прибавится.
– Тебе, Тань, хорошо говорить. Ты не замужем, детей нет, живёшь с папой и мамой. А у меня семья, сын, муж не работает. Как выживать – ума не приложу.
– Может, стоит в эту «Селенгу» вложить? Говорят, что откат неплохой получается.
– Да, было бы что вложить! Тут не знаешь, что на завтра приготовить!
– Расслабься. Хочешь, обрадую?
– Чем же?
– После обеда зарплату давать будут.
– Да ты что? Всю?
– Разогналась. Только за сентябрь.
– А за октябрь?
– Потом, как-нибудь. Говорят, может, недели через две.
– Да через две недели уже за ноябрь пора получать.
– Ты это не мне говори. Ну, что? Может, в забегаловку после уроков? Посидим, по палочке шашлычка под кружечку пива перехватим.
Ирке так захотелось шашлык, что, даже, запах его ощутила, а рот наполнился слюной. Пришлось собрать всю свою волю в кулак.
– Нет, Танюша, не могу. Я, раз зарплату дадут, сразу в магазин. Надо что-то домой купить.
– Да не жмись ты! Сказали же, что через две недели ещё дадут!
– Нам сентябрьскую сколько времени обещали? Тоже, ведь, говорили, то через неделю, то через две. А дали только сейчас. Мне ещё долги раздать, так, вообще, что останется?
– Вот-вот, – наливая из электрического чайника себе в чашку кипяток, согласился физрук Миша. – Я, тоже, не верю, что следующую получку так быстро дадут. Хорошо, если к Новому Году за октябрь получим.
– Было бы, куда уйти, давно бы уволилась, – безапеляционно заявила математичка Ольга Петровна.
– Ой, Олечка Петровночка, – засмеялась трудовичка Леночка, симпатичная девушка с чересчур броским макияжем. – Вам бы, хоть, тут до пенсии доработать. Куда ещё увольняться?
– И как тебе не стыдно такое говорить? – покачала головой математичка.
– Ну а что? Я не права, что ли?
– А я думаю, что никуда из школы уходить нельзя, – авторитетно заявил Миша.
– Почему? – удивилась географичка Инга Савельевна, как раз, зашедшая в учительскую и поймавшая конец разговора. – Откуда такая преданность педагогике?
– А дело не в преданности. Вот, смотрите, кто раньше в шоколаде жил?
– Кто?
– Сварщики, каменщики, столяры, бетонщики, токари. Ну, ещё конструкторы, там, разные, изобретатели. Верно?
– Может быть.
– А сейчас, кому они нужны? Производства позакрывались, заводы стоят, строительство не ведётся. Сейчас в фаворе торгаши, финансисты и юристы. Вот, кто-нибудь из вас, сможет так радикально поменять профессию?
– Ну, – закатила красивые глазки Леночка. – У меня соседка денег подзаняла и в Китай за шмотками махнула. Сейчас на базаре стоит, торгует.
– А ты чего не торгуешь?
– Откуда у меня такие деньги? Да и не займёт мне никто. И, потом, ты представляешь меня возле шмоток на базаре?
– Вот, видишь! Да я не о том. А, если, завтра опять всё переменится, торгаши, финансисты и юристы окажутся даром никому не нужны, и на первый план выйдет что-то другое?
– К чему ты клонишь? – поинтересовалась Танька забирая у Мишки чашку с чаем и делая глоток.
– А, к тому, что такие профессии, как учитель и врач никогда не станут ненужными. При любом строе, при любых изменениях учить и лечить будет актуальным.
– Ещё бы платили хорошо, – фыркнула Ольга Петровна.
– Наверное, когда-нибудь, и зарплата будет хорошей.
– Ага. Мечтатель. Ты и за этот мизер неплохо справляешься и никуда уходить не думаешь. Зачем же тебе повышать тогда?
Вечером, придушив недрогнувшей рукой жабу в душе, Ирка купила лишний окорочок и бутылочку дешёвенького вина. Всё-таки, первая зарплата. Да и, давненько они с мужем не отдыхали вот так. Один окорочок сразу пошёл в суп, а второй – на сковородку. Конечно, безумная расточительность, но побаловать себя захотелось. Вопреки ожиданиям, Игорь не обрадовался, а помрачнел ещё больше. Уложив Сёмку, они собрались на кухне и, вдыхая аппетитный запах, доносящийся из сковородки, посмотрели друг на друга.
– Ты, вроде, не рад, – наконец, нарушила молчание Ирина.
– Да нет, рад, – Игорь открыл форточку и закурил.
Вобще-то, они давно, ещё, когда родился Сёмка, договорились, что муж курит на балконе. Но, тут, она решила не заострять на этом внимания, чувствуя, что Игоря что-то гложет.
– Откуда, тогда, такое кислое выражение на лице?
– Не люблю жить за чужой счёт.
– И за чей же счёт ты живёшь?
– За твой.
– А, с каких пор, я тебе чужой стала?
– Не цепляйся к словам. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя сложилось так, что ты остался без работы? Бывает. Но, мы же одна семья. И, всё равно, мы бы не смогли работать вдвоём. Куда бы мы Сёмку дели бы? Твои родители за городом живут. Отвозить его туда – не вариант. А моя мама, вообще, далеко. Я сидела дома, пока у тебя была возможность зарабатывать. Сейчас есть возможность зарабатывать у меня. Немного, но, хоть, что-то. Появится у тебя возможность обеспечивать сеимью – уволюсь и буду сидеть с ребёнком. Не понимаю, в чём трагедия? Мы не побираемся, живём и выживаем. Спасибо твоим, тоже помогают. Так живут многие. Не надо отчаиваться.
– Всё равно обидно.
– Ну, обиду к делу не пришьёшь. Главное, что ты не запил, как Генка с пятого этажа. Да и, не только, он. По двору вечером пройти страшно от алкашей. А, ведь, это были нормальные мужики совсем недавно. Просто, они потеряли смысл жизни. А у нас он есть. Это наша семья и наш сын.
– Наверное, ты права.
– А, раз, права, тогда, открывай бутылку и наливай. Первую зарплату отметить нужно.
Обстановка, вроде, разрядилась, но Ирка чувствовала, что это не последний разговор. Чем больше Игорь сидел без работы, тем больше он замыкался в себе. Оно и понятно. Муж – кормилец в семье. Это было всегда так. А тут – домохозяин. Сидит целыми днями дома и ребёнку сопли вытирает. Тут, любой мужик сбесится. Недалёк тот день, когда он выйдет во двор и присоединится к остальным. Ирина этого боялась, но понимала, что так будет рано или поздно. А, что делать? И выхода никакого не предвидится.
Как ни странно, положение изменилось после того, как они вечером выгуливали во дворе сына. Сёмка ковылял по дорожке, Ирка хлопотала вокруг него, а Игорь шёл поодаль, чтобы не коптить своё семейство вонючим дымом дешёвой «Примы». Девятка, обвешанная люстрой ксеноновых фар, влетела во двор, оглашая окресности блатными куплетами из динамиков. Водительская дверь резко распахнулась, и, задетый дверью Семка, плюхнулся на попку и заплакал. Ирина подбежала к сыну и подхватила его на руки, пытаясь успокоить.
– Чё под ногами путаешься, шалава? – процедил вылезший из машины крепкий бритый парень откровенно бандитского вида.
– Оставь её, – с пассажирского сиденья вылез такой же. – Терпила ждать не будет.
– Эй! – окрикнул их Игорь. – А извиниться не судьба?
