Диляра Фанилевна Нуртдинова "Уй"

– Любопытно, – произнёс Кемдер с оттенком недоверия. – Значит, это не ты к ней на приём пришёл, а она к тебе? Психотерапевт что ли?

– Лили весьма интересная личность, трудно ускользнуть от такого обаяния и остаться равнодушным, не находите? – Берге извивался, но лгать ему раньше не приходилось, и это было заметно.

– Точно не разведчик, – заключил Кемдер. – Ладно, мистер секретность, не будем тебя теребить, не сдавай только наш бар властям, он слишком хорош.

– Что ж, у меня теперь завышенные ожидания от этого заведения, – улыбнулась Алинук.

Подовая магистраль в какой-то момент изменилась внешне. Она всё ещё прекрасно работала, но навигатор местами переставал показывать расположение, некоторые метрики на дисплее перестали отображаться или показывали неверные значения. От конечной станции нужно было пройти ещё некоторое расстояние по весьма интересным местам.

– Давно не ходил на своих двоих, – посетовал хирург. – Непривычно без асфальта и без возможности использовать колеса.

Расположение бара было неплохим: незаметный вход с охраной и пропуском по паролю скрывался у основания заброшенного жилого дома-дерева в полупустынном районе купольного города и не был заметен со стороны. Дерево выглядело очень депрессивным: ветви кое-где пообломались и попадали вместе с листьями-квартирами, а где-то продолжали висеть на растянутых коммуникациях – трубах и проводах, готовые вот-вот упасть со ствола, упирающегося в небо, в самую скорлупу. Осколки и россыпи строительного материала, обрывки коммуникаций валялись повсюду. Всё поросло пушистой сизой травой, даже сами дома-деревья были заселены растениями. Кое-где росли небольшие рощицы деревьев и кустарников. Трава была выше роста ассембледов. Порхали бабочки, в траве рыскали мелкие животные. По сломанной ветке пробежала кошка.

– Как ты узнал про это место, Кемдер? –поинтересовалась Лили.

– Скажем так, оно само меня нашло, – ответил Кемдер уклончиво.

–Как вы думаете, сколько этому зданию лет? – спросила Алинук, медленно поднимая глаза по стволу к самой верхушке.

– Я бы сказал, что не меньше двух сотен, – предположил Кемдер. – Судя по форме листьев, окон, ветвей. Я видел фото и видео тех времён. Ассембледы тогда выглядели иначе, с тех пор их тела сильно изменились.

– Думаю, было как минимум две-три версии, – подтвердила Алинук.

– Да, – продолжил Кемдер. – Так вот, требования к жилищу были несколько иные тогда.

– Интересно, как выглядела тогда жизнь в целом, – задумчиво произнёс Берге.

Они помолчали.

– Почему чиновники не утилизировали это всё и не переиспользовали? Неужели обновление коммуникаций и подовой магистрали оказалось сложнее, чем сооружение абсолютно новых зданий с нуля? – Лили надеялась, что кто-то из их компании уже интересовался этим вопросом и знал ответ.

– Вероятно, ты права насчёт стоимости обновления. Скорее всего мы это уже не узнаем. Возможно, старые версии домов не подлежали обновлению вовсе, ассембледов старого поколения дизассемблировали по истечению срока службы, а дома к этому моменту уже разрушились частично без поддержки? – рассуждал вслух Кемдер.

– Почему тогда магистраль в таком хорошем состоянии?

– Хм, возможно, потому что она сделана по другой технологии, лежит под землёй и не подвержена борьбе с собственным весом, устремлённым в высоту, и возможно, потому что её всё ещё поддерживают. Я не знаю, куда ведёт эта магистраль, она старая, но отнюдь не заброшенная, – продолжил рассуждения Кемдер.

– Есть ли способ узнать про всё это как-то более подробно? Всё это очень любопытно, – добавила Алинук.

– Нужно иметь знакомого архитектора. Такие данные не являются открытыми, и их нельзя отыскать в библиотеке, к сожалению, – ответил Кемдер.

– Используют ли такие магистрали курьеры? – задумался вслух Берге, разглядывая сизовато-фиолетовые волоски ковыля в траве.

Бар был освещён мягким холодным светом. Освещение было проложено вдоль коммуникационных труб, идущих вдоль стен, а затем завешено светлым полотном. Ассембледы сидели группами в центре большого помещения, словно на проповеди. Мебели не было.

– Дамы и господа, занимайте свои места, поторопитесь заказать ампулы у бармена и запустить их в действие! – прозвучало из динамиков. – Шоу скоро начинётся!

Ребята прошли к бармену-ассембледу и заказали привычные ампулы.

– Нужно показать нашему другу прекрасное, но не переусердствовать: он новичок, – обратилась к бармену Лили по поводу Берге, говоря на пониженных частотах, чтобы её было лучше слышно. Бармен кивнул и протянул капсулу.

– То, что вам нужно. Не волнуйтесь, будет мягко и приятно. До комендантского часа вас отпустит, и вы успеете вернуться, как ни в чём не бывало, – по манере общения казалось, что бармен всегда находился под воздействием своих коктейлей, будто это было его образом жизни и настроением. Видя такое, не хотелось оставаться в стороне.

– Не думала, что ты поедешь с нами, – сказала Лили, отойдя вместе с Берге в сторону, попутно заменяя ампулу с техлимфой у него в руке на ампулу с коктейлем. – Вот так, – сказала она, закрывая крышку отсека, – теперь ты сделаешь то же самое с моей ампулой.

Берге не стал отпираться и повторил действия по замене ампулы в руке Лили.

– Откуда мне было знать, куда ты меня зовёшь, – оправдывался он. – Я не знаю, чего ожидать от сегодняшнего вечера, Лили.

– Теперь, что важно знать о работе данного коктейля, – заговорила Лили, игнорируя опасения Берге. – Под его воздействием восприятие визуальной информации приводит к невероятному удовольствию, по этой причине ты поневоле начинаешь воспринимать и обрабатывать информацию со всех своих камер, даже запасных, как в случае критической ситуации. Происходит это всё в цвете, обработка изображений идёт с колоссальной скоростью и проходит дополнительные лишние этапы. Всё это, как ты понимаешь, вызывает гигантское потребление топлива, поэтому в желудочный отсек нужно подсоединить дополнительное питание через шланг. Что мы сейчас и сделаем. Отсек отходов нужно опорожнить заранее, так что идём в уборную.

– Боги, почему так сложно? – вздохнул Берге, нервничая.

– Спокойно, у тебя есть я, я прослежу, – улыбнулась Лили. – Вставать, как ты понимаешь, во время действия ампулы, нельзя. Да тебе и не захочется.

– Как долго всё это длится? – поинтересовался Берге.

– Тебе покажется, будто прошла вечность, а на деле пройдёт всего пятнадцать минут. Да, в отличие от многих других коктейлей, после данного опыта ты будешь чувствовать себя очень бодрым. Такого типа смеси наиболее популярны, так как на работе все устают, очевидно. Будешь свежим, как после гибернации, – Лили похлопала Берге по плечу, пытаясь уловить в нём любые следы негативных эмоций: паники, страха. Быть может, Берге мог это скрывать. Внешне никаких признаков страха заметно не было.

– Знаешь, Берге, я хотела так же добавить, и это очень серьёзно: если после сегодняшнего приключения ты не пожелаешь более со мной общаться, то я прошу – просто забудь обо всём, что было. Мы все живём этой жизнью, даже полиция посещает эти заведения.

– Лили, я никогда даже не подумаю об этом, – сказал Берге нетерпеливо. – Только меня ошеломляет всё это, и я должен всё это переварить, знаешь, слишком много противоречий, давай мы поговорим обо всём этом позже?

– Хорошо, Берге, идём, нужно найти место в зале.

В зале все ожидали, на кого-то уже начало действовать, но шоу ещё не началось. Кемдер и Алинук сидели неподалёку. Берге с удивлением рассматривал ассембледов: все они имели интересные съёмные модификации, многие имели удаляемые узоры, которые назывались «тату». Съёмные пластинки-маски на лицо, съёмные пластины на руки и плечи, цепи, кольца, всё звенело и сверкало. Он слышал о таком, и он читал проповеди о том, что всё это неправильно, что боги одарили ассембледов самым правильным и функционирующим телом, а потому его не нужно осквернять.

– Почему они пытаются поменять свой облик? – спросил тихо Берге. – В чём причина?

– Потому что они не хотят быть одинаковыми. Они хотят сами что-то решить для себя, хотя бы то, как они выглядят, хотя бы здесь и сейчас. Хотят выделиться и быть своеобразными, не быть определёнными какими-то богами, которых они никогда не видели, не быть определёнными своей ролью и работой в обществе, которую точно так же выбирали не они сами. Поэтому существует целый подпольный рынок всего этого барахла.

– Ты тоже чувствуешь себя, как они? – удивлённо спросил Берге.

– Возможно, Берге, но я надеюсь выделиться своими действиями и тем, что находится вот здесь, – Лили показала на свою грудь, где прятались процессоры. – Поэтому я сомневаюсь и задаю вопросы. Мне не нужны доспехи из керамики с краской поверх, будь она сколь угодно ценной, чтобы чувствовать себя в чём-то выше и лучше остальных. Ты можешь говорить что угодно на своих проповедях, но именно желание быть выше и лучше остальных движет нашей жизнью. Лучше и выше хоть в чём-то, главное найти это что-то. Кто-то действительно любит свою работу и делает её хорошо, и гордится этим, и видит цветные сны в спокойной гибернации. Кто-то ненавидит соседей за то, что окна их квартиры выходят на закат, а не восток, и эта мелочь, в которой нет абсолютно никакой логики, позволяет им со спокойным процессором уходить в сон. Кто-то верит в то, что все вокруг лгут и ненавидят друг друга, и только он единственный честен со всеми и любит всех, и живёт по канонам богов несмотря ни на что, и в этом он лучше всех, и это позволяет ему продолжать жить и работать.

Лили вдруг замолкла, и сказала приятным изменившимся голосом:

– Оно уже действует!

Берге заметил внезапное приятное чувство, разливающееся по телу. Он чувствовал, будто каждый датчик в организме ликовал, камеры начали сходить с ума. И вдруг началось шоу: гигантские клубы дыма заполнили помещение, их пронзали световые узоры, сменяющиеся ритмично под музыку. И музыка была непохожей на всё, что он ранее слышал.

– Мы угадали по времени! – воскликнула Лили, но за музыкой и другими восклицающими голосами он еле расслышал её.

Отчего-то её присутствие рядом делало всё то, что чувствовал сейчас Берге, в разы прекраснее, но сконструированное в его мозгу изображение Лили очень отличалось от того, что он видел каждый день. «Быть может, это и есть реальность, быть может, она такая же каждый день, но мы видим лишь то, что нам позволено. Быть может наш процессор служит не нам, он служит богам, позволяя нам совсем немногое», – эта длинная мысль пронеслась в его мозгу так быстро, что он тут же отпустил её, посчитав слишком серьёзной для текущего момента.

Лили взяла его за руку, улыбаясь:

– Всё хорошо? – спросила она.

– Да, – ответил Берге, тоже улыбаясь.

В чьём-то зеркальном нарукавнике справа от себя Берге заметил своё отражение: из отражения на него смотрело существо, обитающее внутри. Впервые Берге не ассоциировал своё тело с собой. Скорее, ему казалось, что он своего рода наездник, существо в экзоскелете. Ощущение было странным, необычным, но абсолютно при этом понятным и логичным.

Берге осознал в какой-то момент, что мир сузился до него самого и узоров в дыму рядом с ним. Мерцающие огни были всем, что его интересовало на текущий момент, более ничего не представлялось важным. Нет, всё остальное просто перестало существовать.

Откуда-то из глубины до него донёсся голос Лили, и оказалось, что она совсем рядом:

– Знаешь, я подумала, что у всех есть цвет. Только не унылый кодированный оттенок, а знаешь, цвет заката, цвет морской воды, цвет утренней травы, полуденного неба и воздуха, – говорила она. – Знаешь, какого ты цвета?

– Какого?

– Неба и моря, – ответила она, рассмеялась и отвернулась. – А какого цвета я? – спросила она у него с надеждой в глазах.

– Дай подумать. Цвета космоса на дисплеях в библиотеке.

– Это скучно, – обиделась она.

– Нет, ты видела их, дисплеи эти? Они усыпаны звёздами, пронизаны вуалями газов… Кажется, для тебя не хватает всех цветов во вселенной.

– Но я просила выбрать один цвет, – перебила Лили.

– А зачем ограничиваться? – возразил Берге.

Лили снова улыбнулась и отвернулась.

Берге забыл про все свои внутренние терзания, и казалось, он мог быть собой сейчас, этаким недавно появившимся на свет ассембледом, которого ещё радовало восприятие мира вокруг.

– Зачем ты отворачиваешься, если твои камеры видят все 360 градусов вокруг? Какой смысл прятать от меня лицо? – удивился Берге, схватив её за плечо.

– Я не знаю Берге, мне кажется, что моё тело живёт сейчас своей отдельной жизнью, – ответила она, повернувшись к нему вновь.

Туман снова окутал Берге, выметая из головы диалог, который произошёл только что. Казалось, что туман был живым и с ним можно было поговорить при помощи движений рук. Процессор Берге пытался расшифровать язык за освещением и слоями спиралей в дыму. Интересно, мир вокруг всегда был так прекрасен, и он намеренно не видел этого? Так продолжалось до тех пор, пока Берге не понял, что все камеры-глаза, кроме основных рабочих, закрыли веки, и в сознание протекла беспощадная реальность.

Лили не было рядом. Берге отыскал её глазами спустя мгновение. Она вышла из уборной и подошла к барной стойке. Поговорила о чём-то с барменом, и ему показалось, что он уловил фразу из её динамиков: «Сеть пополнилась новичком».

– Ну что, ты снова здесь? – спросила Лили, вернувшись, явно намекая на присутствие в обыденной реальности.

– Да, – ответил Берге. – Я здесь.

В мире для Берге что-то изменилось, трудно было это выразить словами, его захватывали противоречивые чувства – хотелось этим поделиться и в то же время скрыть и никому не показывать. Что-то действительно изменилось.

– Отлично, – невозмутимо сказала Лили, явно не понимая, насколько непривычно себя чувствовал сейчас Берге, не в состоянии до конца осознать произошедшее. – Тогда отсоединяй свою пустую колбу от питания, пойдём в уборную и перейдём в другой зал, большинство уже там.

Музыка переместилась в другой зал вместе со светом и ассембледами. Кто-то танцевал, кто-то просто сидел у стенки, явно под воздействием более лёгких коктейлей, заказанных у того же бармена.

Стоя у дверей уборной и дожидаясь Берге, Лили не заметила, как к ней подошёл Озен. Он кивнул, улыбаясь, и прошёл мимо. Гравировка шести солнц была умело прикрыта доспехами из узорных плиток.

Завтра Озен наверняка уже не пришлёт электронное письмо. Он просто придёт, и им не нужно будет говорить, чтобы понять друг друга.

Лили потащила Берге за барную стойку.

– Два лёгких! – попросила она, протягивая запястье для оплаты.

– Серьёзно? – усмехнулся бармен, взглянул на Берге, понимающе кивнул и снял оплату.

Получив ампулы, она вставила одну себе и потянулась за рукой Берге. Заметив его замешательство, она объяснила:

– Это не то же самое, просто так будет веселее танцевать. Ты вообще танцевал когда-нибудь?

Берге отрицательно покачал головой и протянул свою руку.

На этот раз мир вокруг приобрёл какой-то тёплый ярко-жёлтый оттенок. Ощущалось беспричинное счастье и хотелось двигаться. Музыка была кстати. Рядом так же двигалась Лили, явно счастливая, забывшая о своих вопросах и сомнениях.

Когда восхищение всем тем, что сегодня произошло, развеется, Берге ждёт много работы по осмыслению всего произошедшего. Но именно сейчас можно было не думать об этом. Не хотелось думать о будущем. Хотелось просто жить в моменте и наслаждаться им. Наслаждаться тем восхищением, которое вызывала у него Лили. Казалось, Лили знала об этом мире куда больше, чем все вокруг. Казалось, что внутри неё клокотали недостижимые мысли, целая вселенная. И он знает её. Ему повезло. Она пришла однажды в его жизнь, и она изменила эту жизнь, перевернула её с ног на голову, расшатала заборы представлений в его голове. Он чувствовал себя так, будто он только-только был ассемблирован, наивный, ничего не знающий о мире и о себе, и она, восхитительная и всезнающая, взяла его за руку и привела его в этот удивительный мир, в котором так много красок и ощущений.

Музыка всегда была оружием пропаганды в руках священников, и потому священники использовали соответствующую музыку, стремясь направить ассембледов по пути возвышенного. Здесь музыка была абсолютно противоположной всему, что звучало в церкви.

Он танцевал впервые. Раньше казалось, что в этих ритмичных движениях не было никакого смысла, но сейчас, двигаясь, он, существо-наездник своего тела, говорил окружающему миру, что существует. Существует в моменте, существует среди таких же, как он, одиноких внутри своих экзоскелетов, не способных точно передать свои чувства и ощущения и разделить их. Но способных танцевать, двигаться, говорить, видеть, слышать. Способных и выбирающих по своей воле посылать сигналы за пределы своего тела. И получать консистентный ответ.

– Нам пора, – прервал их Кемдер, найдя в толпе. – Если мы хотим успеть до комендантского часа. Ехать довольно далеко.

– Идём, – позвала Лили, и они стали пробираться к выходу.

Прекрасный вечер закончился, под развёз всех по домам. В поде все молчали. Берге предусмотрительно сошёл из общего пода в одном из пригородов, пересел в другой под и поехал в центр, в свою резиденцию, которую делил с другими священниками.

Когда Лили и Кемдер остались одни в поде, Кемдер сказал ей:

– Лили, тебе не стоит показывать всем вокруг, что ты умеешь думать и рассуждать. Особенно там, где голосовой помощник с радостью скостит тебе твою карму. Мы все балансируем на этих чиселках, живя от всплеска до всплеска, вычисляя, что можно себе позволить и что нельзя.

Кемдер был прав. Но что побудило его так высказаться?

IX

Берге знал, что сегодня не сможет уйти в гибернацию. Поглощённый сладковатой меланхолией, он горько усмехнулся.

За окном всходили шесть лун. Их холодный свет осторожно касался города и опорных стволов, купола, растений, животных, водоёмов. Это немного успокаивало.

Растения и животные были странными и не давали Берге покоя – их способы размножения, их поведение отличались от ассембледов кардинально.. Некоторые ассембледы заводили дома растения и животных и верили, что они имеют ограниченное сознание, но просто не способны коммуницировать.

Берге любил птиц. Они казались ему своего рода одноголовыми ангелами из мира старых богов, так как умели летать. Он часто наблюдал за ними в свободную минуту. Некоторые были очень умны. А некоторые, напротив, очень примитивны в своём поведении. Но все они словно кричали каждым своим движением: «Это мы – жизнь, саморегулирующаяся, настоящая, самовоспроизводящаяся. Это вы не имеете воли и сознания. Это вы – жалкая имитация».

Иногда Берге выходил посреди ночи и направлялся в ближайший парк. Он стоял между настоящих деревьев и кустов и смотрел вверх сквозь ветви и листву. Ему казалось, что в этом что-то есть. Казалось, что в этот момент мир вокруг переставал быть таким, каким Берге его знает. Мир за пределами видимости Берге становился суперпозицией всех возможных состояний. И если повезёт, можно было выбраться из парка в новый мир, совсем иной, захватывающий своей неординарностью.