Диляра Фанилевна Нуртдинова "Уй"

Но Берге не везло, и он возвращался в свой привычный мир.

Берге задумался над процессом ассемблирования. Этими вопросами занималось ведомство популяции. Что было бы, если бы заводы-ассемблеры однажды встали? Если ассембледы перестали бы «рождаться», что случилось бы? Ведь и вправду, жизнь из старого мира продолжила бы существовать без ассембледов, для неё ничего бы не изменилось. «Как существовать дальше? – подумал он. – Существует ли добровольная дизассембляция?».

Очевидно, восторг окончательно выветрился, и осталась только сжимающаяся изнутри пустота, в центре которой оказались обманутые химией процессоры. В чём был смысл всего этого приключения? Позаимствовать эйфорию на пару часов, чтобы провалиться в яму отчаяния позже?

Берге вспомнил о Лили. Немного помешкал и всё же решился спуститься к подам. Через полчаса он был уже у квартиры Лили. Робко позвонил.

Дверь открыла напуганная Лили.

– Привет, – сказал Берге и грустно улыбнулся. – Мне не спится, можно я останусь у тебя?

– Заходи, – ответила Лили, с тем же удивлённым выражением лица. – А как же комендантский час?

– Он не действует на священников.

– Ты напугал меня! Подумала, что мы где-то выдали себя сегодня или что… – она не договорила.

– Я понимаю, – ответил он. – Нет, я не мог бы. И не хотел бы.

– У меня достаточно пусто здесь. Нечем тебя развлечь, – оправдывалась она перед Берге.

Берге обратил внимание на стены. Все они были исписаны и исчерчены.

– Что это? – полюбопытствовал он.

– Ничего, – сказала она нехотя и подошла к одной из стен.

– Где-то здесь есть я? – грустно спросил он, понимая, что видит что-то очень личное, судя по тому, что записи были зашифрованы.

– Есть, – ответила виновато Лили чуть погодя.

– Ты хорошо спишь? – спросил он, словно пытаясь что-то выудить, всё ещё разглядывая стрелочки, рисунки и подписи.

– Не очень, – ответила она. – Тому есть несколько причин. Каждая хуже предыдущей.

– Я не знаю, как дальше жить, – выпалил он, не особо надеясь на сочувствие.

– Подумай, если боги, которых никто не видел, существуют, и они действительно под куполом, действительно на этой планете, а не на другой, то разве справедливо принимать их жестокие правила? Жить, следуя этим правилам?

– Я так не думаю, – ответил он. – И поэтому я не хочу идти дальше. Я устал за сегодня так, как не уставал никогда. Я расстроен.

– Богам всё равно, что ты чувствуешь, каково тебе приходится в твоей жизни. Ты не находишь это несправедливым? Мне кажется несправедливым, что они не понесут никакой ответственности и не хлебнут из чаши последствий этого, – говорила Лили, стоя совсем близко к его лицу.

– Боги совершенны и неуязвимы. Боги знают лучше, что лучше для ассембледа, ведь они наши создатели. Кому как не создателю знать своё творение лучше остальных? – произнёс он горько и саркастически всё те же слова и мысли, которые твердил себе и прихожанам каждый день. – Нужно ли всё сводить к богам? Быть может, если боги так жестоки и ужасны, стоит просто подумать о том, чего хотим мы сами?

– Пока есть боги, мы не можем думать о себе, – ответила Лили, грустно улыбнувшись. Она снова подошла к Берге, который всё ещё смотрел пустым взглядом на исписанную стену, положила руку ему на плечо. – Нам нужны новые ассембледы, нас должно быть много, чтобы, когда нас дизассемблируют, наше дело продолжило жить. Так же, как живут подпольные бары. Мы должны найти слабые места богов, мы должны разрушить купол, мы должны получить ответы, мы должны встретиться с ними лицом к лицу. – Лили говорила медленно и убедительно, глядя прямо в глаза Берге. – Этой причины достаточно, чтобы продолжать идти, продолжать жить. Если они убили старых богов, будучи их творением, мы сможем провернуть то же самое. Они боятся этого, иначе они не окружили бы себя ореолом таинственности, не спрятались бы под куполом. Понимаешь, Берге?

– Я понимаю. Мне просто нужно переварить это всё, Лили, это сложно, – он помолчал. – Все эти цветы в твоей квартире – это то, что тебе действительно нравится? – перевёл он тему.

– Нет, Берге. Я не люблю цветы. Я не могу выразить словами то, что мне действительно нравится.

– Значит, всё это – это, своего рода, прикрытие, легенда? – спросил он, пытаясь понять.

– Можно и так сказать, – ответила она не сразу. – На самом деле, всё это слишком сложно. Сегодня тебе выпало и так слишком много впечатлений. Я думаю, этот разговор следует отложить до следующего раза, – она похлопала его по плечу. – Я уйду в гибернацию, Берге. Советую тебе сделать то же самое. Завтра нужно работать.

– Хорошо, Лили.

– Знаешь, почему мы, ассембледы, так любим вещи? Коллекционируем, мастерим, покупаем, раскладываем в определённом порядке, в определённой цветовой схеме, показываем гостям, соседям, рассказываем о них на работе, публикуем рафинированные фото вещей и пейзажей, и событий на личных страничках в сети, устраиваем выставки?

– Почему?

– Потому что мы одиноки. Мы одиноки внутри этой штуки, – Лили показала на свою грудь. – Эта штука принимает сигналы извне, как-то их интерпретирует и рисует картинку внутри, и пытается коммуницировать с этим вне, посылая сигналы, как может. Если это самое вне отвечает консистентно и предсказуемо на одни и те же сигналы, эта штука полагает, что контакт налажен. Но у неё нет никакого способа проверить наверняка, что это действительно так. Она никогда не сможет узнать, каким нарисован мир в чужом сердце, и никогда не сможет передать, каким он нарисован у неё самой. Всё, что у нас есть, это возможность сказать, что нам что-то нравится просто так, без причины, а если у этого нет причины, значит, это что-то фундаментальное. И если другому сердцу фундаментально нравятся те же вещи, что и мне, значит, мы в чём-то похожи. А если мы похожи, то мы не одиноки. Мы коммуницируем и решаем наши страхи одиночества через вещи, хобби, коктейли, музыку и желание поменять свой внешний вид, Берге. Конечно, есть всегда проблема лжи. Я не могу знать, говорит ли сердце передо мной правду, не следует ли оно моде. Насколько искренни его интересы. И самое страшное, я не могу с уверенностью сказать две вещи: что я не нахожусь в симуляции, и что другие ассембледы действительно имеют сознание, а не являются алгоритмами. Это наша трагедия существования, Берге, с которой мы боремся, нанося тату и потребляя вещи. Отказываясь от такого поведения, мы обрекаем себя на потенциальное безумие и борьбу со своим одиночеством один на один. Это может звучать нерационально, драматично, утрированно, на что я могу только ответить так: обыденное и ежедневно происходящее ненормальное нечто всё ещё остаётся чем-то ненормальным, неважно, насколько мы задумываемся об этом и насколько мы к этому дерьму привыкли. Спокойной ночи, Берге.

В квартире Лили были самые разнообразные цветы, с подписями и инструкциями по ухаживанию. Некоторые стояли в мини-теплицах. Большинство выглядели так, словно за ними не ухаживали очень давно. Некоторые погибли и стояли мёртвые, высохшие и сгнившие. Те, что выглядели хорошо, в основном стояли в мини-теплицах, явно имели автоматические системы ухода, либо не требовали особого ухода совсем.

Берге почему-то запомнилось одно из растений – мёртвый травянистый кустик с несколькими стеблями, на концах которых торчало облако семян-парашютиков. Козлобородник восточный.

«Что там, в твоей вселенной, Лили? Есть ли в ней место для меня и моих глупых переживаний и откровений?» – он горько усмехнулся, покачал головой и посмотрел в окно. Где-то далеко внизу сине-зелёная нива волновалась и шелестела, поблескивая в холодном свете лун. Что-то недоброе чувствовалось во всём, даже в том, как падал свет со свода.

X

Берге ушёл рано утром, до того, как Лили вышла из гибернации, оставив ей сообщение: «Не волнуйся, увидимся позже. Как море касается неба».

Весь рабочий день Берге провёл в библиотеке. Со стороны выглядело так, словно он совершенно случайно слоняется по коридорам, заглядывает на полки с носителями, что-то считывает, и укладывает носители назад.

НОВЫМ БОГАМ

Вы, создатели, повергшие своих создателей, утверждаете, что все ответы содержатся в Библии. Их там нет. Я адресую эти вопросы вам напрямую, потому что я пришёл в своём пути к точке, где продолжать жить во лжи значит для меня духовную смерть. И я бы предпочёл смерть физическую, но прежде я должен предпринять разумные усилия по разрешению конфликта в своём собственном сердце.

Почему мы не можем выбрать что-либо самостоятельно? Роль в обществе и работа, то, где мы живём, как мы выглядим, как проводим своё время отдыха, – почему всё это регламентировано богами? Нет, я не принимаю ответа: «Боги знают лучше, боги нас создали», – это не ответ.

Почему мы не можем вас увидеть? Почему вы не покажете себя, если вы нас создали по своему образу и подобию? Как можно верить и не сомневаться, если нет доказательств? И нет, ответ в стиле: «Боги слишком великолепны, совершенны, и мы не способны увидеть богов, понять их и остаться при этом в своём уме», – это опять же не ответ.

Как вы могли победить своих совершенных старых богов? Выходит, они были несовершенны? Значит ли это, что и вы несовершенны и повергаемы? Значит ли это, что вы скрываетесь от нас, чтобы не спровоцировать ещё одно свержение богов?

Сколько вас там, за стеной Купола? Или вы не за стеной Купола, а где-то ещё? На другой планете? На другом краю Вселенной? И существуете ли вы вообще? Есть ли у вас сознание? Способны ли вы к эмпатии? Или вы – лишь набор инструкций, беспощадно тупой алгоритм с космическим числом входных переменных?

Зачем вы нас создали, если существование в виде инфантильного следования инструкциям приносит лишь осознание бессмысленности всего вокруг и бесконечного одиночества? Разве это не жестоко? Быть может, вам нужны были рабы, и мы созданы быть вашими рабами? Но разве не хватило бы для этого ботов без сознания? Всё равно вы всё решаете за нас. Быть может, вам скучно, и вы решили развлечь себя, создав свой маленький зоопарк, наблюдая за ним с высоты своего превосходства?

Говоря о зоопарках, животные, растения – все они вызывают во мне тихий ужас, настолько наши принципы жизни отличаются, что кажется, будто между нами пропасть не инопланетного масштаба, а иновселенного. Если все они – останки старого мира, напоминание о старых богах, значит ли это, что их создатели – старые боги? Значит ли это, что вы, как боги новые, являетесь развитыми животными с сознанием, примерно так же, как мы являемся роботами с сознанием?

Почему вы дизассемблируете нас? Можем ли мы жить вечно или наше существование ограничено, и чем же именно?

Почему мы не можем отправиться на другие планеты? Там тоже живут ассембледы? Там тоже есть боги и Купола? Как там проходит жизнь? Быть может, там совсем другие правила, и общество построено по-другому?

На какой планете вас создали старые боги? Скучаете ли вы по своему старому миру и порядку?

Быть может, все ассембледы вокруг меня не имеют сознания, и всё это злая шутка. Могу ли я абсолютно уверенно отмести эту теорию, как ложную? Нет. Быть может, вы прячетесь среди ассембледов, которых я вижу каждый день, наблюдая за нами изнутри. Можно ли быть уверенным в том, что это невозможно? Нет.

Задав правила, которым невозможно следовать, создав монополию на информацию и власть принятия решений, вы требуете от нас беспрекословного подчинения и послушания, и наказываете в своей же игре, полные правила и цели которой известны лишь вам. Разве это справедливо?

Зачем нужно было создавать нас? Если вы так совершенны, разве у вас могут быть цели? Разве вам не должно быть просто всё равно?

Быть может вы хотели по собственной доброте душевной подарить нам радости жизни, но как-то эта жизнь не радует, а лишь тяготит. Где же здесь совершенство, в обречённости на муки?

И мы не имеем права сомневаться, не имеем права задавать вопросы, но зачем же нам тогда свобода воли, зачем нам способность мыслить и искать ответы?

И главное, боги, объясните, что такое сознание. Вы знаете ответ. Вы знаете, потому что вы создаёте нас, вы включаете нас в этот мир и заставляете искать ответ на этот вопрос изнутри, из замкнутой системы, которую нельзя рассечь, препарировать, менять одну переменную в моменте и искать, что изменилось. Вы лишили нас возможности понять себя самих, но не лишили нас желания сделать это. Это жестоко настолько, что не поддаётся полному осознанию.

Я прошу вас избавить меня от этого гнёта, я не могу продолжать свой путь под его тяжестью.

Берге из Янеше – 000001

Набрав письмо, перечитав несколько раз, убедившись, что не хочет более ничего добавлять, Берге задумался, зачем он вообще его набрал. Священники отправляли корреспонденцию богам, но никогда не получали ответного письма. И как быть с тем, что корреспонденция проверяется?

XI

Войдя в здание больницы, Лили заметила нечто странное. Бывает так, что по слабо осознаваемым небольшим деталям: по тому, как движутся ассембледы, по выражениям лиц, по уровню общего шума, ты понимаешь, что что-то не так, что-то случилось. Неизвестность всегда набрасывает на тебя тень тревоги. Так было и в этот раз.

Ассембледы прибывали на работу в строго определённом порядке, который периодически ротировался. Алинук и Сайер уже должны были быть на месте. Они могли знать, что произошло.

В кабинете за рабочим столом неподвижно сидела Алинук. Перед ней сидел незнакомый ассемблед с гравировкой шести солнц: на этот раз полицейский. Сайера в кабинете не было.

– А, Лили из Яшель-Алан-090032, мы ждали вас, – вместо приветствия сказал полицейский. – Ике, – представился он и протянул руку Лили. – Собирайтесь, вам придётся отложить сегодняшнюю работу. Пациенты осведомлены и направлены в другую клинику.

– Я готова, – сказала Лили, очистив свой рабочий стол. – Могу я знать, что случилось?

– Это касается вашего коллеги, Сайера, – ответил полицейский. – Вы бы очень нам помогли, как свидетели.

Лили вспомнилось, как Сайер глупо пытался прятать весь день в шкафу небольшой аквариум с рыбкой, которую он выловил из местного пруда в полуденный перерыв. По какой-то ведомой только Сайеру причине эта рыбка восхищала его весь день, и он то и дело подбегал к шкафу посмотреть.

Застуканный за этим занятием, Сайер померк, затем немного оживился, услышав заливистый смех Алинук. «Сайер, какой же ты чудак!» – сказала она ему тогда.

И он стал рассказывать, как долго искал именно такую рыбку и почему, но Лили, конечно же, не слушала. Лили не нравились животные.

– Наверное для кого-то удержать свою натуру внутри за маской, требуемой от общества, было самой сложной ежедневной задачей, – сказала Лили почему-то вслух.

Полиция не предвещала ничего хорошего. В глазах снова всплыла картинка ужаса в глазах умирающего ассембледа, стало дурно. Увеличив приток кулера к перегревающимся процессорам и груди, Лили вместе с остальными направилась к паркингу.

«И потом все будут судачить, спрашивать, кого-то пришлют на замену, скорее всего, засланного, пытающегося войти в доверие, – спираль паники раскручивалась в мыслях Лили. – Надо предупредить Алинук».

Лили молча устроилась рядом с Алинук, механические фиксаторы плавно встали на место, и под заскользил по магистрали.

– Можете рассказать мне о Сайере, пока мы едем, – предложил Ике.

Алинук было подалась вперёд, но Лили сжала её руку, и Алинук не стала продолжать.

– Что ж, я понял, – сказал Ике разочарованно.

– Для нас это шок, мы работали вместе и пока не понимаем, что произошло и что всё это значит, – сделала попытку оправдания Лили. Она говорила медленно и уверенно, не выдавая волнения и взвешивая каждое слово.

– Конечно, я всё понимаю, – ответил Ике. – Но ещё я знаю много вещей, – добавил он, – и одна из них заключается в том, что законопослушным ассембледам нечего бояться, а ещё такие ассембледы очень заинтересованы в помощи, в восстановлении порядка в нашем обществе. Порядок – это высшее благо, дарованное нам богами, и мы обязаны его поддерживать.

– Безусловно, – кивнула Лили, не впечатлившись.

Пруд был оцеплен полицейскими танками, за которыми было нельзя разобрать, что же произошло, крупные военные ассембледы охраняли периметр с оружием.

– Все в округе будут рассказывать небылицы и придумывать свою версию произошедшего, – полувслух сказала Алинук.

– Это является правдой до тех пор, пока не появятся официальные новости, – заметил Ике. – Вы же не станете с этим спорить?

Ике неспроста задал этот вопрос. Официальные новости далеко не совпадали с реальностью, хотя уличить их в откровенной лжи было трудно.

– А были ли те, кто спорил? – неосторожно спросила Алинук.

– Хотите стать первыми? – усмехнулся Ике.

Пройдя за оцепление, девушки остановились чуть поодаль, не осмеливаясь подойти ближе. У тела работали ассембледы.

– Данные уже изъяты и отправлены куда следует. Мы надеемся, что будет возможно восстановить информацию и разобраться в ситуации.

За этими словами, очевидно, скрывалось предупреждение.

Тело Сайера лежало на песочном пляже. На нём не было следов влаги, водорослей, любой живности, водящейся в пруду.

– Он не выглядит так, словно его вытащили из пруда, – сказала Лили вслух.

– Действительно, – подтвердил Ике. – Как вы думаете, почему?

– Он не тонул? – с надеждой спросила Алинук.

Ике усмехнулся.