Иль вод живых, словами только мёртвых,
Ночей там нет и не бывает дня,
Но как там много правд, больных и черствых.
Открытое мгновенье
Есть неприятие открытий… мир суров,
Рядится в тоги пурпурных надежд,
И затмевает день мираж воров,
Которым по сердцу заношенность одежд.
И первый вор, – наивная судьба,
Как под копирку писаная вязь,
Там к месту и приходы и мольба,
И не претит пути земная грязь.
Второй всегда на заданной тропе
Готов и подстеречь и обмануть,
Там бестолку изведывать толпе,
И очень сильно там сжимает грудь.
Вор третий… очень горек, нелюдим,
Частенько бьёт тебя исподтишка,
Он будто бы не женщиной родим,
И сразу с сердцем получил грешка.
Но есть и хуже… горя бытия,
Там где-то падший ангел побывал,
Прозрения собачьего чутья,
Который человеком изнывал.
Какой он, дух… не тронут, не избыт,
Пока не обратится в откровенье,
Пока не будет временем забыт,
И не отверзнется в открытое мгновенье.
Матрешкин грех
Я себя ли не знаю наветом,
Я тебя ли не выдумал сном,
Всё проходит зимою и летом,
Терпких лет неиспитым вином.
Ты дотронешься губы смакуя,
Я сниму этот грех языком,
Чтобы с музой о вечном воркуя
Вновь сказать, – я с тобой ли знаком.
Чтобы вновь потерять не жалея,
Чтобы вновь обрести не тая,
Одиночеств глухая аллея
Пусть поплачет слезой янтаря.
Но не рощам же богу молиться,
Человечнее будет печаль,
Если насмерть бедой не убиться,
Паутиной не станет вуаль
Неприученных прегрешений,
Незабытых со временем слов,
Этих новых любви подношений,
У которой юродивый кров.
Ей ли быть до слащавости верной,
Ей ли слыть проматрешкою клятв,
В полуистинах дурой манерной,
В полулжи искусителем яств.
Тебя нет… ты далёко так близко,
Я стараюсь уже не дышать,
Разве так превозносятся низко,
Разве так на судьбе не решать.
Разве это земное виденье,
Разве тронуть рукой божество,
Кто не камень, брось грехопаденье,
Кто живой, во плоти естество.
Утренний рулетик
Я не люблю слащавость мужиков,
И женская претит мне благоверность,
В которых бес безнравственных коров
Гоняет как свою закономерность.
И перезрелость «качества» любви
Томит таких присяжным отреченьем,
Вареное полезней, а печеньем
И черт без чувств утопится в крови.
Ну, где же ты, златая серединка,
И пониманий и судьбы сурдинка.
Тебя ведь не злословием сыскать.
Ты льдина дней или смешная льдинка,
На языке моем не расплескать
Твоих касаний, скользкая невинка.
Раз битый час
Из неосознанных невед
Слагаю быль скоромных лет,
И бдению дней отрывных
Бросаю пепел чувств срамных,
Освобождаю не мораль
От слов, закрученных в спираль,
И оживаю не живя
В себе двуличное давя,
Преисполняюсь не беря
Вчерашний писк календаря,
А на сегодняшний гляжу,
И в общем, смысл не нахожу
Закономерный, не пустой,
В котором замер на постой,
Не потому и не подчас,
А просто он не ноль, а раз
Пока ещё, но этот счёт
Не нищета и не почет…
И вновь молчу и не молчу
Как будто бедную свечу
Своим не зрением свечу,
А под сердечьем палачу
Необезвременьем плачу,
Ведь время мне не по плечу,
На голос «облно» не рычу,
Не потому, что не хочу
И не терпение точу,
А сам себя скорей лечу,
Когда в себя же и мечу
Что размышленьем корочу
Для не себя…
Иной ли счёт
Растянет жизнь на не сейчас,
Когда сверхзолотистый мёд
Прольется на пчелиный пляс,
Когда необнаженность губ
Сорвет с цветка гудящий хмель,
И ерихонских звучных труб
Заглушит гулом тучный шмель.
Когда падет на лист рука,
Зелёный разметая шум,
И все прошедшие века
Затмит испепеленный ум,
Когда скользнет не в облаках
Весь мир любовью донных глаз,
И на раскинутых руках
Вновь оживёт раз битый час.
Под-апрелье
Мне приснилась любовь, без неё как без рук,
Сладких нежностей полуистома,
Удивительный вкус удивительных мук,
И не где-то в раю, прямо дома.
Ну за что наказанье, за что мазохизм
Лицезренья ночного блаженства,
А затем не поэзия, а поэтизм
Полусказочного полуженства.
Ну-ка, ну-ка, наяды, богини мои,
Я приду к вам, оборванный слухом,
Прекращу на мгновенья земные бои,
Притворившись невинным не пухом.
Я присяду у вашего у камелька,
Помолчу безъязык и безгласен,
Чтоб уже от любовного не уголька
Был не образен и не образен.
Что с того, что я знаю и некогда знал
Путеводных скрижалей рулады,
Что как жерло вулкана был огненно ал,
Изливая кипенья баллады.
Что лекарство богинь, поцелуй не за грош,
Ветра след на щеке обгорелой,
Или сна не весна разрезающий нож
По бесчувственной коже дебелой.
Что смеётесь, подружки, и мне ведь смешно,
Ну-ка, ближе давайте, я грешен,
Человек, ведь, без чудный, без временный, но
Под-апрельем как котик утешен.
