Наталья Берязева "Te amo. Книга для мамы"

Зачем?

Я вспомнила. У него сегодня день рождения.

Сладкий вкус горького разочарования

Несколько лет на столе у нее стояла баночка с цикорием. Ну вы знаете, он заменяет человеку кофе, если тот ударился в ЗОЖ.

Он был именно таким человеком: не пил кофе, черный чай, ненавидел пирожные и, конечно, не пил алкоголь.

Она же пила кофе и – о ужас! – вино.

Однако судьбе было угодно, чтобы их пути пересеклись.

Ему пришлось временно пожить у нее.

Так в ее квартире появился напиток из цикория, замороженная грудка индюшки, много овощей и фруктов.

Ей было хорошо и интересно с ним. Их волновали одни и те же проблемы, они читали одни и те же книги. Если честно, то этот странный человек ей очень нравился, ей даже казалось, что она в него влюбилась.

Он мечтал о переезде. Туда, где море, солнце и свобода. Она хотела поехать с ним, втайне ждала приглашения.

Перед отъездом он привел в ее квартиру девушку, которая, оказывается, тоже ждала его приглашения в светлое будущее.

Эта девушка, как и он, придерживалась ЗОЖ, не пила кофе, а напиток из цикория просто обожала.

Они сидели на кухне, пили этот напиток, и он смотрел на эту девушку почти так же, как раньше – на нее, когда по вечерам они говорили о жизни, любви, книгах, будущем.

Они уехали.

А баночка с цикорием еще долго стояла на ее кухне. Лишь через несколько лет она решилась ее выбросить.

Сегодня, проходя мимо зарослей цикория, она всегда вспоминает свою последнюю влюбленность и сладкий ванильный запах цветов кажется ей горьким и неприятным…

Сладкий вкус горького разочарования.

Дом

Соседка ругается за стеной:

– Идиот! Сколько можно?! Ты испоганил мою жизнь! Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Потом рыдания. Хлопанье дверью.

Внизу воет собака. Видимо, щенок. Потому что вой больше похож на скулеж обиженного ребенка. Такой, со всхлипами и подвыванием.

С другой стороны играет музыка. Что-то современное. Тыдым, тыдым, тыдым. То есть некий упорядоченный ритм, не музыка. И точнее, не играет, а гремит.

Дом живой. Дышит. Говорит разными голосами. Ругается. Эхом повторяет услышанные слова, шуршит водой в трубах, щелкает выключателями, хлопает дверьми.

Огромный дом, где живет много нас. Таких разных и одиноких.

Нас объединяет только шум.

Который абсолютно ничего не значит для вечности.

Как, впрочем, и все мы.

Все поели?

Так в нашем доме спрашивал тот, кто приходил позже всех. Это значило, что он может доесть все-все, что осталось с ужина. Я думала, что так делается во всех семьях.

Я гостила у подруги. Переехав очень далеко от родного города, она скучала. Маленькие дети, вынужденное сидение дома, невозможность с кем-то поделиться проблемами, просто поплакаться в жилетку. Потому что совсем одна. И город чужой, и родственники мужа какие-то странные.

В один из дней пришла свекровь. Пройдясь по кухне, заглянув во все углы, она села ужинать.

Достала салат, котлеты, толченую картошку.

Съела все. Свалив грязную посуду в раковину, она засобиралась домой.

– Некогда мне тут рассиживать. Ты целыми днями ничего не делаешь, а мне еще на работу надо.

Когда захлопнулась дверь, подруга с горечью сказала:

– Придется снова ужин готовить. Толченку я детям приготовила, думала, еще на завтрак хватит, а мужу – котлеты с салатом. Надо поторопиться, скоро уже придет.

Я пошла заниматься детьми, с которыми «целыми днями ничего не делать» очень сложно – два и четыре года, а Светка поплелась на кухню.

Я возилась с малышами и думала: «Ну как так? Почему свекровь не спросила, все ли поели? Да, сегодня выбор больше, не то что у нас в детстве, но горячее ведь быстро не приготовишь. Она же знает, что сын еще не вернулся. То есть не ужинал. Ну как так?.. Может, специально все съела – назло нерасторопной, на ее взгляд, снохе?»

Но сколько я ни думала, ответ так и не нашла.

Интересно, а муж Светки так же поступает? То есть может спокойно съесть то, что приготовлено для детей?

Утром я спросила об этом Свету.

В ответ она просто заплакала.

Короткое эхо любви

8 марта город расцветает. Серую слякоть раскрашивают первые весенние цветы – тюльпаны. Белые, желтые, розовые, красные, фиолетовые…

Тюльпаны выглядывают из каждой женской сумки, из кульков, пакетов, кружев целлофана и яркой оберточной бумаги.

На короткое время в город приходит любовь.

Увы, на очень короткое.

Через пару дней лепестки тюльпанов осыплются на офисные столы, на прикроватные тумбочки, на рабочие кухонные поверхности, на подоконники. И любовь уйдет.

Где-то она задержится подольше, а где-то с горьким вздохом растает, почувствовав запах печали и одиночества.

Первые весенние цветы… Цветной тюль, наброшенный на панический страх женского одиночества, нелюбви и тоски по счастью.

Тюльпаны… Тюльпаны…

Короткий момент любви и надежды.

Близорукость

Она стала плохо видеть в десятом классе, когда поняла, как уныл, грязен и скучен ее провинциальный город. В книгах, которые она запоем читала, все было совсем иначе. Там была любовь, красивые замки, романтические герои, счастливая жизнь.

А тут была хамка-учительница, которая обзывала красивых девчонок, завидуя их молодости, грязные улицы, по которым можно было пройти только в резиновых сапогах, и холодный дом, который так трудно было протопить зимой.

Глаза не хотели этого видеть. И зрение упало чуть ли не за один день. Сразу.

Очками пользовалась только на уроках, чтобы списать задание с доски. В остальное время они ей были не нужны. Зачем? Без них окружающую жизнь было терпеть гораздо легче.

Она не видела облезлые здания, не боялась проходить мимо блатных пацанов, которые давно перестали обращать на нее внимания, потому что «она с приветом и что с нее возьмешь», не замечала матерщину, написанную крупными буквами на заборах, не реагировала на модные и редкие вещи, которыми хвастались одноклассницы, потому что им все равно было далеко до нарядов, в которые были одеты дамы из ее мира.

Зато она очень долго могла рассматривать снежинку, что приземлилась на ее рукавичку, внимательно изучала рисунок крыльев бабочки, замершей на цветке, играла с божьими коровками, которые заползали к ней на юбку, когда, она, прислонившись к забору, сидела в родительском огороде.

Ей нравилось одиночество, она любила часами смотреть в небо, уплывая в мыслях далеко-далеко вслед за облаками, ей хотелось быть там, где был ее придуманный книжный мир.

Она легко поступила на филологический, и теперь огромная областная библиотека была в ее распоряжении.

Кем она стала?

Библиотекарем в провинциальном городе. В том самом, где она родилась. Ее брали в аспирантуру, но родителям была нужна помощь, и она вернулась.

У ее одноклассниц уже выросли дети, распались браки, а она по-прежнему сидела в библиотеке и больше всего радовалась, когда ей попадался умный читатель, который знал, что хочет. Такому она спешила на помощь, открывая сердце и даря всю свою любовь и внимание, на которое она была способна.

Очки она по-прежнему не носит. Использует их лишь тогда, когда нужно что-то найти в каталоге. Или в компьютере, который появился и в ее забытой богом библиотеке.

Однажды я встретила ее. Она шла мне навстречу. Смешно и странно одетая, она выглядела счастливой. Она шла и улыбалась.

Вы часто видите улыбающихся людей? Особенно грязной осенью в сером провинциальном городке?

Я впервые ей позавидовала. Оказывается, быть близоруким – это и есть счастье.

Не догоняй!

– Не догоняй меня! Закрой глаза и просто стой! А лучше – считай до шестидесяти. Потом можешь меня искать. Только не быстро. Помедленней. Чтобы я успела напугаться. Чтобы мне стало страшно, что ты меня потеряла. Что я совсем одна. И никому не нужна. Совсем.

– Зачем? – недоумеваю я.

– Как ты не понимаешь?! Ведь это счастье, когда тебя найдут! Когда ты уже не веришь, а тут – ты. Ты меня нашла. Не бросила, не оставила одну во дворе, а нашла. И я увижу, что ты уже тоже испугалась, что меня нет, а сейчас счастлива. Я, твоя любимка, – вот она! И я буду очень счастлива. Поэтому не торопись меня искать. Надо успеть напугаться.

Девочка стала играть в «не догоняй» после того как ее забыли в детском саду. За ней никто не пришел, потому что мама с папой разводились и им было не до ребенка. Девочка ночевала у воспитательницы. Теперь по выходным я работаю няней в доме, где живет девочка. И забираю ее из детского сада. И она очень боится, что ее снова забудут и не захотят находить. Потому она так часто просит не догонять ее сразу – хочет почувствовать себя найденной и очень нужной.

Дача с сердечком

Ему слегка за шестьдесят. Подтянутый, с благородной сединой в волосах, даже в дачной одежде он смотрится моложаво и спортивно. Мы ждем электричку. Конец выходных, все спешат в город. Народа очень много, но этот мужчина даже в толпе обособлен. Он один. И это его одиночество я чувствую почти физически, хоть и стою от него достаточно далеко. Видимо, это ощущаю не только я, потому что проходящие как будто обтекают его, оставляя дистанцию между ним и собой. Вокруг него кокон одиночества.

В этом садовом обществе я недавно. Оно существует с советских времен. Время здесь как бы остановилось. Хотя есть новые и современные дома, но на крохотных участках они смотрятся странно и неуместно. Много заброшенных домов. Старики умерли, а детям эти ветхие строения не нужны. Участки заросли конским щавелем, люпином, одуванчиками.

Здесь очень интересно гулять, рассматривая картины ушедшего советского прошлого. Так я наткнулась на дачу с сердечком. Да-да, именно с сердечком. Не с петушком на крыше, не с флюгером, а с сердечком. Еще больше я была удивлена, когда увидела на пороге дома того самого мужчину, который стоял на платформе.

Через несколько дней я узнала его историю.

Три года назад у него умерла жена от рака. Он долго боролся за ее жизнь. Соседи говорят, что она была очень приятная женщина. Когда она была уже совсем слабая, он на руках выносил ее на веранду, закутывал в плед. И перед ней на столе всегда стояли свежесрезанные цветы.

На память о ней он и вырезал деревянное сердечко, прикрепил его вместо флюгера на крышу дома. Он по-прежнему следит за участком. На столе, как и раньше, всегда стоит свежий букет. На кресло небрежно брошен плед…

Только не спрашивайте хозяина ни о чем. Он не ответит.

Да вам и не захочется спрашивать, потому что и так все понятно.

Здесь живет одиночество.