9785006085787
ISBN :Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 24.11.2023
Желчь резко подступает к горлу, и Павел отворачивает голову, выташнивая из себя едкую горечь. В ушах звенит, снова накатывает волна удушающей слабости, и сквозь неё он слышит, как с лязгом закручивается крышка банки. Дыхание учащается, сердце пускается в галоп. Он слышит её шаги, вдруг становится страшно, и сразу страх отпускает, ведь Марьяна, похоже, направилась не к нему. Павел дышит громко и тяжело, сдерживая рвущийся наружу истошный дикий крик.
Дверь снова распахивается с резким толчком. Помещение наполняет свет, и Павел видит, что высокие стены упираются в округлый купол, как в церкви, только где нет икон, росписи и святости, а лишь словно опалённое огнём дерево и порочная темнота вокруг, таящая скрытый греховный умысел.
Нет сил повернуться, от пола тянет холодом, а с улицы – удушливой пылью. Павел кашляет и слышит мужские голоса, сиплые и испуганные, словно говорящие криком повредили связки.
– За что? Я ни в чём не виноват, я всегда делал, что велено! – истерично, с надрывом хрипит мужчина.
Голос знаком Павлу. Неужели это водитель?
Топот шагов по полу в тишине. Затем голос Марьяны:
– Костя, ты ни в чём не виноват. В своей участи можешь винить Павла, который испортил сосуды.
«Сосуды? Какие ещё сосуды?» – задумался над словами Марьяны Павел и вдруг инстинктивно, с холодком, прошедшим по коже, понял, что это и есть те сопящие худые мужики у стены. Как и те, все разом напавшие на него слабоумные, когда пытался сбежать из деревни. И вздрогнул, с ужасом вспомнив, как во время драки держал оторванные по локоть мужские руки и мерзкий фиолетовый гной вытекал из них на снег.
– Нет! Не надо! Остановитесь! Умоляю! Пощадите!
– Раздеть его! – приказывает Марьяна.
Павел не хочет ничего знать, как и видеть, но его поднимают с пола, насильно усаживают к стене. Женщина, что возится с ним, – это Божена. Бледная и решительная, с зашитыми тёмной грубой ниткой губами. В выцветших разом глазах нет узнавания, в них пусто.
Водителя раздевают догола, надрезают кожу под коленями и у локтей, а затем Марьяна лично достаёт из банки длинное слизкое фиолетовое нечто, делит на части по сочленениям и прикладывает каждое к надрезам. Фиолетовые части проворно забираются под кожу. Водитель кричит, затем бьется в судорогах и успокаивается. Павел, поскуливая, смотрит – Божена не даёт ему отвернуться, затем поит солоноватой жидкостью из фляги. По вкусу – аналогичное грибу, что давала ему раньше.
Павел пьёт жадно, пока не сводит живот и его не выворачивает только что выпитым. Божена равнодушно гладит его по голове, как какое животное, и снова даёт пригубить из фляги. Другие женщины вместе с Марьяной расправляются с телами остальных мужчин, вытягивая из них фиолетовых нитевидных червяков и закрывая их в банки. Затем они ловко вытаскивают наружу тела, с виду очень лёгкие, ссохшиеся, словно мумифицированные. И Павел думает, что они стали такими от паразитов червей.
Его кожа чешется от холода и омерзения, а ещё пугает тишина и грядущая неизвестность, ведь женщины и Марьяна всё делали молча.
Наконец они ушли и закрыли дверь. От выпитого из фляжки клонило в сон. И, хоть глаза слипались, Павел не мог избавиться от мыслей о том, что увидел и что, судя по всему, ожидает и его. Или его участь гораздо хуже? Иначе почему они не заразили его сразу? А еще почему за дверью не было видно снега, только сероватый свет, как в дождливую погоду? Неужели его отвезли на другой край света, где сейчас не зима?.. С такими мыслями он заснул.
… – Не спишь! Вставай, паскуда! – разбудил злой шипящий голос. – Убить тебя мало! Зачем покалечил заражённых?! Зачем вообще приехал в деревню?
В темноте спросонья Павел ничего не видел и молчал, не понимая, что происходит и кто его зовёт. А потом почувствовал чужую руку на своём теле и чуть не заорал, но рот ему вовремя закрыли.
– Совсем дурак. Молчи! Выбираться надо. Поможешь мне. А я тебя развяжу, идёт?
Павел закивал, ибо все вспомнил и понял, кто говорит с ним.
– Меня к удаче, не иначе, ведьмы связать забыли. Видимо, думали, когда заразили: раз вырубился, значит, организм слабый и в веревке нет нужды. В общем, их промах. А мне жить охота. К тому же эпилептик я, вот и судороги взяли, – хмыкнул водитель, продолжая шустро возиться с узлами на руках Павла.
Дверь здесь, к удивлению обоих, оказалась незапертой.
– Боже мой! Где это мы? – не сдержал удивлённого возгласа Павел, забыв разом и о холоде, и о том, что голый.
Снаружи виднелась расчищенная поляна с начатыми постройками, вон и грузовики с бульдозерами стоят в сторонке. А дальше хорошо просматривается практически готовый крепкий домище из камня. Такой – в три этажа, размером с настоящий дворец, с пристройками рядом. За ним вплотную подступает лес, но какие в нём деревья! Даже отсюда видно – огромные, исполинские. Таких деревьев Павел в жизни не видел.
– Чего как столб замер? Нам арку найти надо, только через неё можно домой вернуться.
– А где это мы? – разглядывая широкое каменное крыльцо с длинными ступеньками вниз, спросил Павел.
– Честно, я сам и не знаю. Но догадываюсь, что это место то ли спрятано в параллельном мире, то ли в самой что ни на есть преисподней, – хмыкнул водитель.
В другой ситуации на такой ответ Павел бы как минимум рассмеялся и покрутил пальцем у виска, но сейчас…
– Идём осторожно и тихо, главное – этим мохнатым тварям на глаза не попасться, – показал пальцем в сторону пристроек водитель.
Сердце Павла ушло в пятки. Он смотрел и не мог поверить своим глазам. Быть такого не могло. Но вот оно, а как его иначе обозначить: мохнатое, взъерошенное угольно-чёрное существо на тонких, длинных куриных ножках с крепкими лапами, словно пришитыми к круглому туловищу от другого существа, проворно рыскало, прыгая вокруг построек.
– Пошли, нам нельзя терять время. Ну, и делай всё, как я тебе скажу.
Павел вздохнул. Некогда было спрашивать, почему водитель помогает ему, как и то, что он вообще о здешнем месте знает. А что надо торопиться – так и он сам это чувствовал, ибо ушедшие ведьмы могли внезапно вскорости вернутся.
Земля под ногами была истрескавшейся и сухой, цвета пыльного чернозёма с примесью красной глины. В воздухе тоже пахло пылью и чем-то горьковатым, сродни полыни, только очень неприятно – горько-маслянистым. Странный стоял запах, если учесть близкое расположение леса.
С водителем они ступали только по протоптанным тропинкам, как понял Павел. Местная нехоженая земля сильно и неестественно скрипела под ногами. А в небесах словно висела тёмно-серая и низкая плёнка хмари. Небо тоже было непривычно взгляду, и Павел осознал, что не может без нарастающего в груди ужаса долго на него смотреть.
Куроногие существа занимались чем-то своим и непонятным, а то и надолго замирали на месте без всякого движения, тогда они с водителем тоже останавливались и ждали. А двигались, когда существа прыгали на своих куриных лапах и кряхтели. Как оказалось, они были слепы, но принюхивались и прислушивались, слегка пофыркивая при этом. Голова их находилась прямо на туловище, её особенностью были острые подвижные уши и пасть, широкая, как у жабы, с тонкими и мелкими чёрными зубками внутри. Ещё у существ за спинами проглядывал тонкий и гибкий хвост с острыми иглами-наростами.
На существ Павел смотрел с заходящимся в ужасе, часто бьющимся сердцем и, вероятно, бледнел, ибо водитель, замечая это, крепко хватал Павла за руку и сжимал.
Удивительно, но снаружи без одежды было не так холодно, как в помещении, где их держали. Помещение, к слову (Павел мельком, уходя, осмотрел его), снаружи оказалось похожим на деревянную, черную, будто дерево специально опалили огнём, высокую церковь, без единого окна – с каменным широким крыльцом и массивными крепкими дверями, с примитивным запором из доски в перекладинах на внешней стороне двери.
Существа часто рылись в земле, что-то оттуда доставая, посвистывая при этом, затем либо выбрасывали найденное, либо клали в рот, как в какой мешок, ибо Павел не видел, как существа жуют или проглатывают то, что взяли.
Когда существа были заняты копанием, тогда они с водителем спешно двигались в сторону арки, благо она высокая и оттого хорошо видна. А недостройки вокруг: разрытая в горках бульдозерами земля да массивные кучи песка, щебня и оставленные простаивать трактора, фургоны и грузовики – давали хорошую возможность спрятаться.
Так и шли, пока не добрались до высокого каменного забора вокруг того самого трёхэтажного дома, похожего на самый настоящий замок с недоделанными башнями. От него до арки, как прикинул Павел, считай, что рукой подать, только жаль – укрытия отсутствовали, а забор у дома возвели лишь по одну сторону. Возле него они и передохнули. Лёгкий ветерок обдал запахом пыли, но всё было спокойно и тихо.
– Ну, это. С Богом! Побежали! – с видимым облегчением на выдохе сказал водитель и рванул первым.
– Стой! – крик застрял в горле Павла, когда он заметил, как от перекопанной земли со стороны дома отделилась обнаженная, перепачканная до черноты, оттого незаметная женская фигура. Её отличали спутанные длинные седые волосы, тощее, но жилистое тело с отвислыми мешочками грудей и, как оказалось, вопреки старости, по-звериному быстрая и проворная реакция.
Она бросилась за водителем и мгновенно догнала, повалила на землю, оседлав того, стала душить, игнорируя всякое сопротивление, словно не чувствовала боли. Водитель же орал: «Помоги!», чередуя крик с ядрёным матом, и при этом сопротивлялся изо всех сил, отчаянно лупил напавшую руками и ногами.
Павел зажмурился, борясь с тошнотой и страхом. Сердце в груди заколотилось с неимоверной силой. «Я не могу, прости», – прошептал он, понимая, что вот он, вероятно, его единственный шанс, другого не будет и упустить его никак нельзя. Выжить сейчас хотелось сильнее, чем возникшие угрызения совести, упрекающие в трусости. Павел сжал кулаки и изо всех сил, побежал к арке, пока напавшая была занята водителем. Оглянулся он у самой арки, услышав хриплые, звериные стоны. Старуха оседлала водителя и теперь совокуплялась с ним, порыкивая, ритмично ехала на нём, как на коне, держа свои руки у того на горле.
Водитель, вероятно заколдованный, не сопротивлялся. Павла снова затошнило, и, отвернувшись от непристойного, мерзкого зрелища, он вошёл в арку.
Холод дохнул в лицо морозом. Ноги ступили в снег, и сразу чувство такое, что будто бы их кипятком обожгло. Вокруг белое поле. За спиной арка. А небо родное, тёмно-синее, с уходящим за горизонт красным заревом солнца.
– Твою ж мать! – выкрикнул Павел.
От отчаяния, холода и собственного бедственного положения, хотелось выть волком. «Прочь, мысли!» Сейчас он стиснул зубы и побежал, а там лучше замёрзнуть насмерть вот так, пытаясь выжить, но ведьмам не достаться.
Вскоре он обессиленно упал в снег, на дороге на подступе к деревне. Тело онемело, и возникло приятное чувство умиротворения. Только подумал, что вот она, пришла его смерть, как услышал шум – тарахтенье, похожее на приближение трактора, и отключился.
Его легонько хлопали по щекам, и Павел очнулся. Вокруг полки с соленьями, пахнет землёй сыростью и подвалом, а рядом знакомое, запавшее от худобы мужское лицо, но как зовут мужчину, Павел не помнит. Мужчина что-то мычит, показывает себе на рот. Что означает его действие – непонятно. Возможно, говорить не может? Сам Павел в тёплых одеялах закутан, как капуста, и весь потный. Свет яркой дневной лампочки на потолке режет глаза, руками пошевелить трудно от слабости. Почему он здесь находится и где это «здесь», Павел не знает. Вот только сильно хочется пить. Он облизнул пересохшие губы и тихо произнёс:
– Жора Константинович, – вспомнив имя мужчины, и просит воды, а затем внезапно возвращается память, и Павел заходится криком.
Жора Константинович быстро затыкает ему рот ладонью и шипит, качая головой. Дожидаясь, пока Павел успокоится, после, пристально глядя ему в глаза, убирает ладонь и достаёт из кармана стёганой жилетки, надетой поверх фланелевой рубашки, сложенный лист бумаги и ручку. Павел тяжело дышит спёртым воздухом подвала, дёргается, пытаясь сбросить одеяла, но не получается. А Жора Константинович, прислонив листок к стенке полки, быстро что-то пишет на нём, затем показывает Павлу и ждёт, пока тот читает: «Я тебя спас и спрятал. На тракторе ехал, дорогу перед приездом городских богатеев чистил. Не бойся. Буду писать, говорить не могу, если понимаешь, кивни». Павел кивнул.
Жора Геннадьевич принёс ему воды, затем еды. Освободил от части одеял и, пока Павел жадно пил, а потом ел, снова торопливо писал. «Важные люди из города приезжали и увезли с собой Марьяну и Роксолану. Остальные ведьмы сейчас заняты. В деревне пусто и безопасно. Никто не знает, что ты у меня», – прочитав Павел и сразу попросил помочь уехать. Жора Геннадьевич покачал головой и, забрав лист бумаги, снова начал писать: «Я заколдован и не могу покинуть деревню. А тебя быстро поймают. Есть другой вариант – отвлечь их и сбежать, и мне заодно поможешь». Дал прочитать Павлу и снова забрал листок, чтобы писать дальше. «Я, считай, уже покойник. Внутри червяк-паразит. Лечения нет. Да и воля связана, ведьмам сам навредить ничем не могу, но ты можешь. Я тебе всё покажу и напишу, как и что сделать», – протянул листок и с мольбой посмотрел на Павла. Честно сказать, с последней их встречи Жора Геннадьевич сильно сдал и теперь напоминал живой, едва способный передвигаться скелет, как те мужики из постройки, из которых ведьмы на живую вытянули паразита, а они даже не стонали, настолько сильно ослабели. Павел вздохнул. Жору Геннадьевича было искренне жаль, а вот сбежать Павел уже пытался – не получилось. «Видимо, придётся ему довериться», – решил Павел.
– Я помогу. Что будем делать?
Жора Геннадьевич улыбнулся, и эта улыбка выглядела по-настоящему страшной на его измученном, похожем на череп лице. Зато в глазах мужчины появился решительный блеск. Он написал, что сейчас принесёт Павлу одежду, затем поднялся по ступенькам к выходу из погреба, откинул люк и вышел.
От еды у Павла прибавилось сил, но всё равно руки дрожали, пока одевался. Бельё, кальсоны, толстовка, джинсы – всё было велико как по размеру, так и по росту, длинное, приходилось подворачивать. А ещё то и дело кружилась голова, и Павел почувствовал, что от усердия вспотел. Что и сказать, по лестнице из погреба он практически полз, а тощий, как скелет, Жора Константинович как мог, помогал ему, подталкивая в спину.
Погреб, где Павла спрятали, располагался на кухне. И, закрыв его, отчим Марьяны решительно повёл Павла в комнату падчерицы. Идти быстро, к собственному сожалению, не получалось. Оттого он взгрустнул, ибо не знал, какую помощь рассчитывает от него получить Жора Константинович. Видит же, в каком Павел сейчас слабом состоянии. Тут же вспомнилось про телефон, и сердце ёкнуло: можно ведь друзьям позвонить и отцу, помощи попросить. Или это плохая идея? И лучше звонить в полицию – или вообще никому не звонить.
Словно чувствуя его нерешительность, Жора Константинович буквально толкал Павла идти побыстрее, затем, уже в комнате Марьяны, увидев, что Павел пристально смотрит на радиотелефон, отрицательно покачал головой, замычал и жестом дал понять, чтобы Павел открыл одну из жестяных банок на книжной полке. Он и открыл, обнаружив среди разной мелочи, вроде пуговиц и камушков в ней, ключ. Тогда Жора Константинович снова потянул его за собой, указывая на лестницу, ведущую на чердак, и, как вспомнил Павел рассказ Марьяны, наверху была её мастерская. Снова замычав, Жора Константинович вытащил из кармана свой смятый лист бумаги и написал: «Иди, там в бутылочках на столе (метка – красные крестики) есть укрепляющее лечебное средство. Принеси. Выпьем и вернутся силы. Я смогу говорить».
– Понял, – ответил Павел и медленно стал подниматься наверх.
Павел долго возился с ключом, вставляя его в замочную скважину. Руки дрожали. Затем с усилием толкнул внутрь дверь и вошёл. Пахло на чердаке травами и знакомой маслянистой горечью. Темно. Но на стене быстро нащупал выключатель. Лампа яркого дневного света на потолке убрала темноту, заставив его на мгновение зажмуриться. Затем, открыв глаза, он осмотрелся. Окон на чердаке не было. Мольберты располагались у стен, прикрытые тёмной тканью. В центре чердака – широкий, обведённый мелом круг, в нём непонятные символы вокруг пентаграммы. А ещё чёрные толстые свечи – точнее, целый ряд свечей и огарков у пустующего алтаря.
Осмотревшись, он обнаружил старинный тёмно-красный деревянный буфет со шкафчиками, находившийся прямо за дверью, словно специально там прятался. Благо буфет был не заперт и за стеклянными, из непрозрачного тёмного стекла шкафчиками, внутри, на полках, размещались тоненькие прямоугольные флакончики с резиновыми пробками. Все с наклейками и меловыми пометками. Пришлось повозиться, пока обнаружил искомые – с красными крестиками. Подумав, Павел взял их все – четыре штуки.
Когда закрывал шкафчик, то заметил небольшую ступку с пестиком, края которой поблескивали от фиолетовой жирной и словно фосфоресцирующей пыли. Сам не понял, почему взял в руки ступку, забыв об осторожности. Фиолетовый цвет внезапно остро напомнил о паразите, вытащенном из мужчин, тут же заставив с омерзением положить ступку на место. Но запах из неё знакомой едкой маслянистой горечи таки шибанул в нос, и Павел чихнул, едва не столкнув на пол временно поставленные на край буфетного стола под шкафчиками флакончики с укрепляющим средством.
Сердце ёкнуло, и вдруг вспомнилась Божена и ее пустые, не узнающие его глаза, и та жуткая седовласая старуха, напавшая на водителя, чтобы совокупиться с ним. Почему-то на мгновение именно та старуха пронеслась перед мысленным взором особенно чётко, и в этом видении она, закончив своё мерзкое занятие, резко подняла голову вверх. Спутанные седые космы волос разлетелись в стороны, и Павел увидел, что вместо лица у старухи чёрная собачья морда. Видение пронеслось пулей и исчезло. Ему стало сильно не по себе, и Павел поспешил покинуть чердак.
Жора Константинович дремал, сидя прямо на полу. Пришлось разбудить его, дотронувшись до плеча. Он осоловело уставился на Павла, словно не узнавал. На что Павел, испугавшись, проговорил:
– Эй, это же я. Вот флаконы.
– Хорошо! Давай сюда, – протянул руку мужчина и взял один флакон. Затем дрожащими пальцами медленно открыл и в один глоток выпил, поморщился, зажмурившись. И, когда снова открыл глаза, Павел готов был поклясться, что кожа на лице Жоры Константиновича резко порозовела, сменив нездоровую бледность, а лицо меньше стало походить на ссохшийся череп.
– Ещё! – сипло, с придыханием внезапно выговорил Жора Константинович, протягивая руку.
Его глаза, мгновение назад выцветшие и тусклые, заблестели. Павел протянул ему ещё один флакон, и тот, больше не морщась, выпил.
– Теперь ты! Пей, не бойся, парень! – нормальным голосом проговорил Жора Константинович, и Павел едва мог поверить своим глазам, ибо тот уже выглядел заметно поздоровевшим.
Жидкость из флакона на вкус оказалась ядрёной и острой, как гремучая смесь из редьки, хрена и перца чили. Она опекла язык, как жгучая лава прошла через гортань и, оказавшись в желудке, разлилась во всём теле приятным теплом. Внезапно стало так хорошо, так здорово и легко, что хотелось смеяться и петь, а ещё при сильном желании, наверное, можно было взлететь. По крайней мере, такое внутри у Павла распирало необъяснимое крепкое чувство. Улыбка сама собой возникла на его лице, затем он рассмеялся.
– Эй, парень, возьми себя в руки. Эффект эйфории скоро пройдёт, а дел много. Чёрт, как же здорово снова слышать собственный голос.
Павлу сейчас захотелось задать много вопросов Жоре Константиновичу, но озвучил он только один, самый важный:
– Так, а почему вы раньше сами не взяли флакон и не выпили?
– Я не мог по собственной воле, как и сейчас не могу, ни навредить, ни ещё чего ведьмам сделать. Не мог и говорить. А ведьмы заразили, сказали, что материал им попортили и срочно нужен новый.
– Хорошо, – ответил Павел. – Я верю. Расскажите, что нужно сделать, чтобы отсюда сбежать?
И Жора Константинович рассказал, торопливо, но со знанием дела, ведь долгие годы вопреки собственной воле служил ведьмам и с того истово больше всего на свете их ненавидел.
Оказалось, только огня боялись тварюги, и, как надеялся, предполагая, отчим Марьяны, уничтожение того паразита, которого ведьмы выращивают в подвалах каждой своей приспешницы, должно было их ослабить и, как минимум, отвлечь. Но и предупредил, когда Павел рассказал, ответив на вопрос Жоры Константиновича, как он смог выбраться из жуткого места в ином мире. Что, мол, старуха та особо опасна, ведь она прабабка Марьяны – Варвара. Она и в собаку умеет превращаться, а ещё Жора Константинович отметил, что ведьмы: Марьяна, Роксолана и Варвара – необъяснимым образом связаны, ибо в дни силы, на шабашах, он замечал, как внезапно из одной ведьмы в образе собаки, словно выходило три, будто бы они могли, благодаря колдовству своему, пребывать в одном теле, а затем растождествляться.
– Как всё сложно, – почесал затылок Павел и вздохнул, чувствуя себя после выпитого зелья очень бодрым и способным на подвиги, а затем добавил: – Итак, Жора Константинович, с чего мы начнём?
В богатом доме Марьяны, в кладовке и в сараях, нашлось всё необходимое. А именно: бензин, керосин, бутылки, банки, рейки, тряпки, поролон – то, что можно использовать для зажигательных смесей и факелов. А ещё острые топоры и молотки разных размеров висели на стене с инструментами в гараже, где размещался трактор. Автомобили, как пояснил Жора Константинович, ведьмы не водили то ли из принципа, то ли современная техника с электронной составляющей их не слушалась то ли еще чего. Оттого автомобили здесь не держали, а когда ведьмам надо было, вызывали личного водителя из города, либо Костя (местный водитель автобуса) на этом автобусе их куда нужно возил.
Жора Константинович сожалел, ведьмы и водителя заразили, не пожалев и позабыв об оказанной им верной службе. И тот дурак. Ведь сам, в отличие от Жоры Константиновича, к ним примкнул. Не отвратило ни знание, что женщины – ведьмы, лишь бы хорошо за услуги развозки большей частью платили. Вздохнув, Жора Константинович добавил: мол, жестокие они. Нет в ведьмах ни сострадания, ни милосердия. Уточнив, что его самого Роксолана насильно к себе любовным приворотом привязала, а потом, как действие зелья слегка ослабело, он уже и сам понял, где и с кем оказался, но ничего поделать не мог. Ведьма к самой земле деревенской с помощью вина намертво приворожила.
– Знаешь, я больше так жить не могу. Как все дома подпалим, то в огонь кинусь, – грустно, но решительно проговорил Жора Константинович.
Тут уж и Павел не знал, что сказать.
Тишина в деревне такая, будто вымерли все. Морозец крепкий. Ясно. Небо голубое, пронзительное, на солнце снег искрится, а Павлу на душе плохо, неспокойно. Не радует его природа. Наоборот кажется, что со всех сторон, из каждой хаты, за ними затаившись, наблюдают.
Хорошо, хоть дорога сейчас старательно прочищена трактором, идти легко. Снег скрипит под ногами, звук этот навевает на Павла жуть, а еще они идут молча, а ему, словно назло, хочется множество вопросов задать. И вот, наконец, подошли к хате – там, где жила продавщица из магазина с матерью. Досадно, но все окна закрыты ставнями, а входная дверь новая и крепкая. Оттого им с Жорой Константиновичем пришлось хату обойти и только с чёрного хода внутрь войти: дверь там неожиданно, к радости обоих, незапертой оказалась.
В хате Павел то и дело возвращался в мыслях к тому паразиту, что довелось увидеть, и теперь он с ужасом и омерзением представлял, что же ожидает его в подполе. Какой он из себя – взрослый паразит? Оттого спросил, не выдержал неизвестности:
– А он точно не нападёт? Может, лучше просто хату поджечь?
– Не дрейфь!.. Вхолостую без толку будет. Нам нужно убедиться, что паразит внутри подвала, прежде чем подпаливать. Я слышал, что тварюга днём спит. Ты, главное, как спустимся, не дрейфь: осмотримся и обольем его, если выйдет, бензином. А нет, так у бутылки с коктейлем Молотова фитиль подпалим и сбросим. И в темпе в другую хату. Чувствую, Пашка, времени у нас в обрез. Как существо загорится, ведьмы наверняка почувствуют, – озвучил свои догадки Жора Константинович.
От них, увы, ни спокойней, ни легче Павлу не стало.
В подвале едко и крепко воняло: звериный мускусный дух, вызывал свербение в носу и желание чихнуть. Лестница скрипела под ногами, старые тонкие деревянные ступеньки грозили в любой момент обрушиться. Света не было. Поэтому Жора Геннадьевич включил фонарик и протянул Павлу, сам же завозился с факелом.
Поначалу о том, что в подвале что-то неладно, сообщал лишь запах, но вскоре за полками, такими же старыми, как и лестница, и большей частью пустыми, они заметили прилипшие к древесине толстые ворсистые нити, похожие на фиолетовую паутину. Нити эти тянулись и облепляли стены. И среди них и скрывалось существо. Оно облепило собой стену, расползлось фиолетовой кляксой со жгутиками, чем-то напоминая паука с толстым брюшком. Брюшко медленно изредка вздымалось и опадало, покрытое мохнатыми щетинками. Крапчатое и словно бы влажное, оно вызывало такую гадливость, что Павла затошнило.
– Давай, – прошептал Жора Константинович, намекая Павлу, чтобы тот расплёскивал бензин.
Сам же тоже снял рюкзак с плеч и достал оттуда небольшую канистру. Павел же еле отвёл взгляд от твари, и хоть та словно бы действительно спала, но ему казалось, что она при этом незримо и пристально смотрит прямо на него. Его пробрало от взгляда твари, и все волоски на теле Павла приподнялись, а по коже рассыпались холодные мурашки. Может, стоило просто бросить в существо одну из бутылок с горючей смесью, как предварительно обсуждали, но высказать свои опасения Павел не успел.
Жора Константинович его опередил и первым стал расплёскивать по стенам бензин из канистры. От паров сразу заслезились глаза. Павел достал свою канистру из рюкзака, и тут существо проснулось, исторгнув из себя тонкий свистящий звук, и открыло единственный тёмный глаз в центре брюшка. Павел ощутил его взгляд костями, всю кровь будто заморозили, и, вместо канистры с бензином, пальцы сомкнулись на рукояти с топором. Он вытащил топор, не спуская глаз с существа. Адреналин в крови зашкаливал, а инстинкт самосохранения требовал бежать прочь. И тут истошно со стороны полок заорал Жора Константинович.
– На помощь! – заверещал он.
Сука! Нельзя им было разделяться, как и вообще стоило всё делать проще и быстрее. Так некстати сейчас накрыло досадой и сожалением. Покачав головой, Павел решительно, доверившись чутью, бросил топор, целясь в глаз существа. И попал. Оно зашипело со свистом. Внутри что-то щёлкнуло, выплескивая фиолетовую жижу, и сразу скукожилось.
Стало тихо, и Павел позвал Жору Константиновича. В ответ раздался стон, который помог сориентироваться среди полок. В свете фонарика Павел обнаружил мужчину на полу, лежащего в позе эмбриона, подтянув ноги к груди.
– Мои руки! – стонал, всхлипывая, Жора Константинович.
И действительно, его руки выше локтей были сильно обожжены.
Павел как мог перевязал ему раны, разорвав свою рубашку, затем помог выйти из подвала. И только после поджёг фитиль и бросил в подвал банку с бензином. Пламя занялось быстро.
Жора Константинович пришел в себя и с горечью приговаривал, что в случившемся он сам виноват и хорошо, что Павел не пострадал. Кряхтя от боли, он стискивал зубы, пытался бодриться, приговаривая, что сейчас бы ещё чего укрепляющего из зелий ведьмовских не помешало бы, но лучше таки было просто водочки выпить.
На улице вовсю поднялся и лютовал ветер, и со всех сторон стягивались, сгущаясь, тёмные тучи. И, хоть по-прежнему стояла тягостная тишина, у Павла появилось стойкое чувство, будто сам сгустившийся воздух вибрирует, а за ними пристально, со злостью наблюдают, и вот-вот произойдёт что-то воистину скверное.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом