Милиционер робко подошёл к рэкетирам и очень вежливо попросил предъявить документы. Крепкие ребята небрежно протянули ему какие-то корочки и рявкнули на бабок:
– По полтиннику с каждой! Живо!
Пока милиционерик рассматривал документы рэкетиров, бабки трясущимися руками отсчитали им дань. Милиционер, извинившись, отдал рекетирам документы и те удалились вальяжной походкой. Весь свой гнев на рэкетиров, бабки обрушили на милиционера:
– Ты почему их не арестовал!!? – орали они, – Ты власть, или что!!? От воров и рэкетиров прохода нет!!! Довели страну!!!
Милиционер, виновато улыбаясь, поспешил ретироваться. А бабки, перейдя уже от частного случая к общему, продолжили ругать молодёжь в целом.
– Сейчас молодые только – воруют! – возмущалась торговка – мясокомбинатовская воровка.
– Такие наглые! И старых, и больных обижают, – вторила ей работница столовой дурдома.
– Ни хрена не работают, только на базаре всякой дрянью торгуют! Довели страну! – подвела итог обсуждению Огромная бабка.
Поругав молодёжь, бабки развернули прихваченную из дому жратву и, уплетая за обе щёки, перешли на критику продовольственного снабжения.
– В магазинах всё мясо попало, – отметила результаты своей расхитительской деятельности работница мясокомбината.
– Уже больные наши говорят: нас голодом морят! – то ли возмущалась, то ли восхищалась результатами своего труда работница столовой дурдома.
– Просто нечего жрать стало, – резюмировала Огромная бабка, аппетитно пожирая куриную ногу.
– Вы видели по ящику, какое платье Райка напялила? – пере менила тему работница дурдомовского пищеблока.
– Какая Райка? – уточнила мясокомбинатовская воровка, – Горбачева, что ли?
Физиономии бабок дружно искривились.
– Ой, фу! Не порть аппетит! – воскликнула Огромная бабка, – я тут про неё такое слышала….
Пообсуждать жену Генерального секретаря ЦК КПСС, сбежались бабки со всего базара. Покупатели недоуменно стояли в очередях у прилавков, а базарные торговки, бросив свои торговые места, сгрудились вокруг Огромной бабки, обсуждая свежую сплетню про Раису Максимовну.
– Она от какого-то инопланетянина родилась, – сообщила потрясённым торговкам Огромная бабка, – загулял этот инопланетянин, его хотели из партии исключить…
…и вдруг бабки заметили, что содержание их беседы внимательно слушает и записывает в блокнот молодой человек.
– Это кто? – испуганно зашептались бабки, – КГБ?
Молодой человек, увидев, что его внимание оказалось в центре внимания, поспешно удалился. Но я успел заметить, что это корреспондент Костя, сделавший из меня «буревестника сексуальной революции». Видимо, таким образом он собирал материал для своей газеты. Но базарные бабки этого не знали и поспешили разбрестись по торговым местам и заняться торговлей.
А торговля у Огромной бабки не шла. После того, как я доложил ей почём цветы у армян, она определила цену собранным мною на могилах цветам второй свежести на рубль дороже, чем у армян. Чтобы доходу было не меньше, чем у армян. Но, редкие покупатели, спросивши цену, разочарованно шли дальше. Бабка только шипела им вслед «Козлы…». После десятого такого покупателя она зашипела на меня:
– Засранец, что ты за цветы насобирал.
– А на могилах только такие лежат, – пытался оправдаться я.
– И на твоей такие будут лежать, – пообещала бабка.
Торговые проблемы огромной бабки заметила и мясокомбинатовская воровка, которая сообщила весьма интересную информацию:
– А не берут у тебя, потому, что у кооператора дешевле.
– Что-о-о? – физиономия у огромной бабки искри вилась больше, чем от сообщения о жене Горбачёва, – Он чё, охренел, что ли!
Бабки дружно посмотрели в сторону, где стоял свежевыкрашенный киоск с надписью Кооператив «Цветочек» и немаленькой очередью за цветами.
– «Цветочек» вонючий, – процедила Огромная бабка сквозь зубы.
– Он, точно, где-то по чёрному ворует – высказала версию мясокомбинатовская воровка, – Потому и задёшево продаёт.
– Или дураков обирает, – эту версию высказала обиравшая дураков работница дурдомовской столовой, – у них за копейки что хочешь можно купить. Дураки они, одним словом.
– Одним, словом, он козёл, – вынесла приговор кооператору Огромная бабка.
Бабки ещё долго обсуждали кооператора, высказывая также версии, что он ест маленьких детей, пьёт ночами кровь у летучих мышей и т. п., и т. д… Ну а такого маньяка и вампира бабки возненавидели больше, чем жену Горбачева.
– Спалил бы кто-нибудь его – мечтали они.
– Кто-нибудь спалит… – пообещала Огромная бабка.
Пока бабки перемывали косточки кооператору, закончился базарный день. Ни один цветок у Огромной бабки не купили, поэтому все пришлось отправить в помойку(не оставлять же другим, чтобы те продавали этот хлам!). По такому случаю Огромная бабка долго ругала кооператора, армян, милиционера, в конце концов перешла на меня и поставила условие:
– Спалишь сегодня ночью киоск кооператора – завтра получишь свои документы.
Я пытался робко возразить, на что Огромная бабка предложила другой вариант:
– Тогда сдам в психушку.
Ночью с канистрой керосина я пошёл жечь ненавистный бабкам киоск.
Фонари не горели, в кустах кто-то шевелился и повизгивал: то ли собаки, то ли парочки. Сердце поёкивало, в животе покручивало … Возле рынка я чуть не наступил на лежавшее на дороге какое-то большое рычащее животное. Я даже вскрикнул и разбудил животное, которое пробурчало:
– Ну чё спать не даёшь…
В животе начинало крутить по-настоящему.
На базаре стояла тьма тьмущая, из которой доносилось позвякивание стаканов.
– Эй, Сёма, это ты? – донеслось из темноты, – первача принёс?
Из мрака сначала донёсся ужасающий запах перегара и только потом вырисовалась шатающаяся фигура со стаканом.
– Ого! Целая канистра! – воскликнула фигура, и из темноты сразу вылезли ещё две разящие перегаром фигуры, протягивая перед собой стаканы.
– Давай, разливай! – заорали дружно они.
У меня от такого оборота событий язык отнялся и я не рискнул объяснять что у меня в канистре. Открыв трясущимися руками канистру, я разлил им в стаканы керосин. Грешная троица чокнулась стаканами и вмиг опустошила их.
– Ох и крепкий первач!!! – воскликнул кто-то из них.
– Да, клёвый, – оценил керосин другой.
– А ты, Сёма, чё не пьёшь? – вдруг обратил внимание третий.
– Да я сейчас в сортир сбегаю, – на полном серьёзе пытался объяснять я, ибо в животе от всех переживаний явно назревала революция.
– Да чё ты, Сёма, стесняешься, – воскликнул кто то из грешной троицы, – садись прям здесь, здесь все свои.
– Ты чё, сдурел! – воскликнул другой, – тута не свинюшник, тута все культурные люди и срут, где положено срать культурным людям!
Между двумя завязалась перепалка, а третий, тем временем, со скукой глядел на них, покуривая сигаретку.
Перепалка быстро переросла в потасовку, приведшая к тому, что канистра, грохнулась наземь, и керосин полился во все стороны. А через мгновенье сцепившиеся собутыльники уронили наземь и третьего с его сигаретой, от которой керосин вспыхнул до небес…
…Сортир я уже не успел найти, сил хватило добежать до ближайших кустов, из которых я наблюдал как полыхает базар. На улице сразу стало светло и не страшно и я с чувством честно выполненного долга пошёл домой к Огромной бабке, но та, увидев полыхающее на пол-неба зарево уже сама бежала навстречу.
– Я тебе только киоск спалить сказала! На хрена ты весь базар подпалил! – набросилась она на меня.
– Я старался как лучше, чтоб с гарантией было, – пытался оправдаться я.
– Ах ты засранец! А ну марш тушить! – и бабка, схватив меня за шиворот, поволокла к базару.
Возле пылающего базара собралась толпа зевак, на которую Огромная бабка рявкнула ещё громче, чем на меня:
– Вы что стоите, рты раззявили!!! Общественное добро горит, а вы палец о палец не ударили, бездельники!!! А ну, марш тушить!!!
Кого-то из толпы баба пыталась схватить за шиворот, дабы направить на тушение пожара, но после таких её речей зеваки и бездельники поспешили от огня подальше, оставив на месте происшествия робко стоящего с тощей папочкой не менее тощего милиционера, на которого Огромная бабка обрушила весь свой гнев:
– Ты что стоишь как истукан!!! Ты милиция, или что!!! Ты почему мер не принимаешь, дармоед!!!
Милиционер робко пытался что-то объяснить, но бабка продолжала орать на него:
– Куда ты смотрел, олух!!! Бардак кругом, а ты со своей папочкой носишься, как дурень с писаной торбой!!! Довели страну!!!
В это время с большим опозданием подъехала пожарная машина и бабка переключила весь гнев на пожарных:
– Сколько вас, дармоедов, ждать можно!!? Дрыхните днями, бездельники!!!
… и получила в рыло струю из брандспойта, отлетев на приличное расстояние.
После того, как пожарники залили догоравший базар, стало видно, что сгорели почти все имевшиеся на нём халупы, строения и сооружения. Так что, торговать Огромной бабке и сотоварищам стало негде и, главное – негде собираться, чтобы перемыть косточки жене Горбачёва. Вот это ужасно! Но еще более ужасно, даже кошмарно то, что невредимым из всех сооружений, строений и халуп остался только киоск кооператора, спалить который поручила мне бабка!
Огромная бабка пинками гнала меня до дома, где заперла меня в чулан.
– Ну бестолочь, ну баран, ну засранец! – орала она на меня, – Ни хрена хорошего не умеешь делать! Киоск паршивый по-человечески не мог сжечь! Даже продать тебя нельзя: кто за такого идиота заплатит!
И вдруг её посетила идея …
– Слышь ты, у тебя родители есть то?
– Да: папа, мама…
– Чем они работают?
– Учителями.
– Это хорошо! Пока я в школе училась, её директор дом себе построил только на то, что мои родители ему натаскали. А ну пиши родителям письмо!
Бабка извлекла меня из чулана, дала ручку и бумагу и заставила писать маме и папе слёзное письмо о том, что меня похитили рэкетиры и требуют выкуп. И я стал писать и даже написал, помимо того, что требовала бабка, что согласен отказаться от маминого наследства, только, пускай, заберут меня поскорей отсюда. Потом бабка снова заперла меня в чулан и закончила начатое письмо, дописав сколько должны были папа с мамой за меня заплатить. Сколько она потребовала, по сей день не знаю, но что-то очень много, если за идеал взяла директора своей школы.
– Теперь ты у меня заложник, – объявила она, – пока за тебя родители не заплатят, из чулана не выйдешь.
Я безвылазно сидел в чулане, где я днями спал и жрал то, что подкидывала мне бабка из своего, как она считала, скудного рациона: кусок сала, кусок курицы, кусок жареного сома. Делать я ничего не делал. Собирать полузавявшие цветы бабка меня больше не посылала. Даже горшок, предоставляемый мне, выносила сама. Наверное, боялась, что надежда на энную сумму денег в моём лице может сбежать, но таким заложником мне даже понравилось быть: жрать да спать – так, наверное, только министры живут, да другие большие начальники. Разве что, не в чулане. И скучновато немного.
Через некоторое время бабка получила от моих родителей письмо и страшно возмутилась:
– Твои родители дураки, что-ли? Ни машины, ни дома своего! Что они, не умеют ничего с родителей брать?
– Да родители у учеников бедные, – пришло мне на ум, – у них денег мало.
– Ну страну довели! – возмутилась Огромная бабка, – Для взяток денег не хватает!
Бабка написала новое письмо, в котором, по – её словам, предложила выкупить меня за дефицитные товары: гречневую крупу, сгущенное молоко, презервативы, ещё что – то.
Но и предлагаемого ассортимента у папы с мамой не оказалось.
– Что там, в школе, никого из учеников родители на складах не работают?! – возмущалась бабка.
– Работают. Только на складах уже ничего нет: всё разворовали, – вводил я в заблуждение бабку, не зная истинных причин дефицита дефицитных товаров.
Но бабка приняла это за правду.
– Ну, и власть! – возмущалась она, – Довели страну! Уже и воровать нечего стало!
…и продолжила переписку с моими родителями.
Я не брился и оброс бородой. В баню бабка не выводила.
Пребывание в чулане становилось всё более скучным и вонючим.
И тут бабка сообщила потрясающее известие:
– Договорились мы с твоими родителями. За тридцать рулонов туалетной бумаги тебя отдаю!
На какие цели хотела бабка направить туалетную бумагу, для меня осталось тайной. Наверное, продать этот дефицит, ибо её задница, учитывая размеры и соответствующую мощность, использовала бы все эти рулоны чересчур быстро.
Через несколько дней мой сладкий сон в чулане прервал исте – ричный вопль моих родителей:
