…Возвращаясь в свою каптёрку, я нос к носу столкнулся с Гаврилычем. За его спиной маячил сияющий Блатнов, предвкушавший, какие неприятности обрушатся сейчас на того, кому лучше его живётся.
– Аполлон Эдуардович, – строго спросил Гаврилыч, – где тебя хрен в рабочее время носит?
– Хрен, где меня носит?.. – переспросил я Гаврилыча в растерянности.
– Да нет, редька, – уточнил Главный механик.
– Редька?.. – совсем растерялся я.
– Короче, Клизма, – объяснительную на стол, – подытожил беседу Главный механик…
Я растерялся окончательно, но Гаврилыч разъяснил мне:
– Я у тебя в холодильнике бутылочку «Русской» видел…
Ну, такую объяснительную я всегда готов на стол!
…После пары стаканчиков «объяснительной» Главный механик взглянул на стенды с приказами, и, видимо, увидав среди прочих приказ о назначении его наставником молодёжи, решил, что самое время провести со мной наставническую работу.
– Аполлон Эдуардович, – начал Главмех, хрустя огурцом, – то, что тебе присутствовать здесь совсем не нужно, не значит, что ты можешь здесь совсем отсутствовать.
После такого многозначительного вступления Гаврилыч пропустил третий стаканчик, который вызвал у Гаврилыча воспоминания о сочинениях Н.В. Гоголя:
– Пол, ты читал «Мёртвые души»? Ну, не читал, так в школе «проходил», так сказать. Помнишь, какие меры предлагались помещиками в сём бессмертном сочинении для перегона из одной губернии в другую крестьян и недопущения бардака? Не помнишь, конечно. А меры предлагались оригинальные и неординарные: не надо посылать с крестьянами капитан-исправника, достаточно послать только картуз капитан-исправника, чтобы его видели и боялись. Вот и порядок обеспечен! Понимаю, что ты понимаешь: бардак уже имеет место, он был, и будет, но при полном отсутствии всякого начальства (даже такого символического как ты), бардак придёт к логическому завершению в форме окончательного разложения.
– К чему я это говорю, Пол, – подвёл итог своим мудрствованиям Гаврилыч, – ты, хоть, и роль того «картуза капитан-исправника» исполняешь, но не превращайся в шляпу. В общем, в рабочее время, хоть спи, хоть пей, но на рабочем месте присутствуй! За это же бабки платят! Ты что, выседеть просто восемь часов не можешь?..
Окончив политико-воспитательную работу, Гаврилыч удалился. Наверное, за «объяснительными» других работников.
Я был ещё под впечатлением производственных мудростей Главного механика, как кто-то из балдёжной бригады крикнул мне в каптёрку:
– Аполло! Возьми трубку – тебя кто-то по селектору спрашивает.
Я поднял трубку.
– Алё! – услышал я голосок Проси, – куда ты прячешься от меня?
– Привет, – буркнул я, недовольный звонком.
– Алё! Алё! – кричала трубка, было слышно как щёлкали тумблера на селекторе, ибо меня слышно не было, что-то со связью не ладилось и Прося лихорадочно пыталась наладить её. Наконец, мой голос был услышан и Прося проворковала:
– Аполоша, солнышко, целую попку!
– Взаимно, моя звёздочка, – буркнул я и чмокнул микрофон телефонной трубки.
Вдруг сквозь застеклённую дверь каптёрки я увидел, что работяги, копавшиеся в своих колымагах, как по команде, скорчившись, попадали в двигатели, смотровые ямы и прямо на грязнущий пол. Это что ещё? Я высунулся из каптёрки и с ужасом услышал, как из репродукторов громкой связи на всю мастерскую разносилось:
– Пол, куда ты опять пропал? Але!
Прося, пытаясь наладить связь, нечаянно включила на селекторе большущий нижний тумблер, приводящий в действие все матюгальники в шараге, и все рабочие и инженерно-технические работники услышали, как мы обменялись поцелуями в задницы. От такого все работяги попадали со смеху (причём, некоторые от этого и травмы получили), в мастерских стояло дикое ржание.
– Прося! – заорал я в трубку, – Ты зачем нижний тумблер трогала?!
Прося, не подозревавшая, что нашу милую беседу слышат сотни ушей, невинно ответствовала:
– Так ведь все мужчины любят, когда им нижний тумблер трогают…
От истерического хохота уже дрожали стёкла.
– Да не о том тумблере речь идёт!!! – взвопил я.
– А о каком?.. – не понимала Прося.
В это время из матюгальников донеслись трёхступенчатые матюги. Это должностные лица шараги, ворвавшись в радиорубку, разъяснили Просе о каком тумблере речь идёт и прекратили трансляцию развлекательной радиопередачи.
После этого выходить через дверь мне было просто невозможно и я снова улизнул через окно. Теперь уже до конца рабочего дня.
На следующий день я с опаской пробрался в каптерку, озираясь – не маячат ли поблизости Гаврилыч, Блатнов или Филька и, вспоминая вчерашние наставления Гаврилыча. Ну надо же, даже в качестве «картуза капитан-исправника» посидеть на рабочем месте не могу, что теперь Главмех мне скажет?! Да как на грех «объяснительных» в морлавке я не купил…
Но никто мне претензий предъявить не спешил. А балдежники успокоили:
– Да кто там тобой будет интересоваться?! Вон, Негодяя уже неделю чёрт знает где носит, никто не знает. Так тоже никто не интересуется. Ведь не понять – есть он, нет его в шараге: что он есть, что его нет – один хрен!
Как хорошо, что в нашей шарашкиной конторе невозможно понять есть начальство или нет!
Но мои приключения из-за приключения с Просей не закончились. На следующий день я ещё не дошёл до мастерских, как увидел – на меня с перекошенным от злобы лицом, длинной трубой наперевес и воинственным воплем: «Убью засранца!!!» – несётся какой-то мужичок. Прежде, чем мои мозги сообразили, что это за безобразие происходит, ноги сообразили гораздо быстрее, что надо делать ноги и понесли меня от нападающего со страшной скоростью. И бежал я куда глаза глядят, забежав километров за десять от нашей шараги, где с разгону проломил дощатый забор какой-то другой шараги и поднял на ноги всех собак, обитавших за забором. Теперь собаки гнали меня почти до самой родной каптерки, а мужичка с трубой и след простыл.
Отдышавшись, я всё никак не мог сообразить, что это за свирепый мужичок гонялся за мной. Но всё разъяснилось довольно быстро.
За дверью я услышал ехидное резюме кого-то из балдёжной бригады:
– Звёздочка идёт попку нашему солнышку целовать…
«Звёздочка», с трудом протискиваясь своей огромной тушей через дверь, заголосила с порога:
– Аполоша, отпусти моего мужа!
– ?
– Его милиция забрала из-за тебя!
– ??
– Он за тобой с трубой гонялся…
– А-а-а, этот псих, – дошло до меня.
Прося, наконец, полностью протиснулась сквозь дверь и чуть не бросилась мне на шею с возгласом:
– Скажи милиции, чтобы она его отпустила.
– Чтобы он мне трубой заехал? – стал отбиваться я от просьбы.
– Аполлоша, если ты меня любишь… – начала ныть Прося, а я увидел, как через стекло двери скалили зубы члены балдёжной бригады, и понял, что надо заканчивать представление.
– Ладно, схожу, попрошу, – уверил я Просю и вежливо выпроводил из каптерки, с трудом пропихнув через узкую дверь.
Разумеется, я никуда не пошел, хотя милиция долго искала меня как потерпевшего, но найти не могла. Может быть, поэтому, мужа Проси не стали привлекать к уголовной ответственности, а ограничились административным арестом на 10 суток.
Но мои приключения из-за приключения с Просей и на этом не закончились и имели интересное продолжение.
Недели через две от традиционного сна меня подняло настоятельное приглашение по громкой связи пройти на заседание комитета комсомола. Поднять меня подняли, но разбудить не удосужились и, явившись на заседание, я продолжал мирно посапывать в уголке. Тем временем комитет комсомола разбирал поведение некоторых комсомольцев на свадьбе, после которой я проснулся с чужой женой. Проштрафившиеся бормотали слова оправдания, комитет комсомола бубнил слова порицания, а я под эти убаюкивающие мелодии, следуя своему условному рефлексу, мирно дремал.
Но в конце концов ото сна меня привели в чувство официальное обращение: «Клизма, проснитесь!», а также неофициальный пинок в зад: «Хватит дрыхнуть, засранец!». Я продрал глаза, оправдываясь, что, дескать, с работой совсем замотался и не хватает времени выспаться.
– Клизма, – обратился официальным тоном секретарь комитета комсомола, – Вам известно зачем Вас вызвали?
Я начал лепетать, что не буду так на свадьбах вести себя, отчего у комитета комсомола вытянулись в недоумении лица:
– Так ты и на свадьбе отличился? – удивился секретарь комитета и начал рыться в пачке доносов, на основании которых разбирали поведение предыдущих проштрафившихся, – да нет, замечен не был…
Видя, что сам себя могу сдать, я поспешил пояснить свои слова:
– Да я так – на всякий случай…
Видимо, моё пояснение было принято и мне стали объяснять зачем я приглашен, протянув для ознакомления папку с каллиграфической надписью на обложке: «Аморальное поведение Клизмы А. Э.».
Первым документом в сей папке была докладная мужа Проси на имя Негодяевича.
Начальнику
Управления технологического
транспорта № 2 Николаеву Н. Н.
от мастера моторного участка
Дурова Леонида Ильича
ДОКЛАДНАЯ
Довожу до Вашего сведения, что 1 октября сего года, прийдя домой после работы, обнаружил, что моя супруга Дурова Просдоха Емпистадоровна, кладовщица центрального склада находится в ненадлежащем месте.
По оперативной информации соседей и работников центрального склада, а также на основе визуального наблюдения через замочную скважину комнаты № 13 в общежитии № 2, мною было установлено, что Дурова П. Е. находится в интимных отношениях с мастером участка текущего ремонта РММ Клизмой Аполлоном Эдуардовичем, который совершил увод Дуровой от меня посредством соблазнения с целью интимных связей и совместного проживания.
Таким образом, своим поведением Клизма А. Э. разрушил советскую семью, чем нанёс существенный ущерб семейным отношениям советского общества в целом.
На основании вышеизложенного прошу привести в надлежащее состояние семейные отношения меня и Дуровой П. Е. путём принудительного привода Дуровой П. Е. домой и осуществление соответствующих мер воздействия, предусмотренных законом, к Клизме А. Э.
На углу сего документа красовалась резолюция Негодяевича: «Профком-обеспечить привод, Камитет камсамола, женсовет-разобраца»!
Далее в папке лежала объяснительная Леонида Ильича в связи с его арестом милицией
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
Утром 3 октября сего года в районе РММ я обнаружил мастера участка текущего ремонта РММ Клизму А, Э., совершившего два дня до этого увод моей супруги Дурневой П.Е..Находясь в состоянии аффекта, вызванного противозаконным и аморальным поведением Клизмы А.Э., я, вооружась отрезком трубы диаметром 1\2 дюйма длиной около 2 метров, осуществил нападение на Клизму А.Э., с целью нанесения последнему телесных повреждений.
В процессе преследования Клизма А.Э. развил скорость технически недостижимую для меня и оказался вне пределов моей досягаемости. В процессе преследования, развив большую скорость, я не справился со своим управлением и совершил столкновение с патрульной автомашиной районного отделения милиции УАЗ-452, нанеся последнему материальный ущерб. По этому факту по решению районного народного суда я был подвергнут административному аресту сроком на 10 суток, что и стало причиной моего отсутствия на работе.
Резолюция Негодяевича гласила: «ГЛ. инженер-приказы за прогул и ущерб».
Далее шли материалы парткома, на котором Дурневу влепили за «недостойное коммуниста хулиганское поведение на почве ревности» строгий выговор с занесением в учётную карточку. Потом в папке лежал приказ по УТТ об удержании с Леонида Ильича стоимости утерянной при аресте трубы и строгом выговоре с лишением 100 % премии за «хулиганское поведение в рабочее время».
Бедный Леонид Ильич! Надо же было связаться ему со мной, а мне с его женой!
Потом шёл интересный материал заседания женсовета, на котором разбиралось поведение Просдохи Емпистадоровны. Незамужние и разведенные члены женсовета больше возмущались не поведением Проси, а тем, что я не, обращая внимания на незамужних и разведённых, связался с женщиной мне в мамы годящейся. Много интересовались тем, чем же Прося завлекла меня, хотя, по идее, ничем завлечь не могла. Очень интересовались, чем же мы с Просей занимались и как занимались. А Прося твердила, что просто по пьянке спутала меня с законным мужем и ничего не помнит. В итоге Просе за «поведение в быту» было «указано» женсоветом.
Теперь предстояло разбираться со мной и принимать в соответствии с резолюцией Негодяевича «меры воздействия». Я уже спешно соображал, какое придумать приличное объяснение своему неприличному поведению, как вдруг в дверях появился наш заботливый председатель профкома:
– Мужики и дамы, я кур, колбасу и конфеты привёз!
Комитет комсомола дружно вскочил, схватившись за кошельки, но спохватился, вспомнив обо мне. Со мной надо было что-то срочно делать. И наш комсорг нашелся:
– Слушайте, друзья, – обратился он к присутствующим, – все вы всё прочитали по Клизме, так что объяснять нечего. Он и сам малость пострадал: муж Проси за ним с трубой гонялся, мог запросто и убить. Виновата больше кладовщица: нечего женщине столько пить, что своего мужика с чужим путать. В общем, ставим тебе, Клизма, на вид. Ты не против?
Ну как я мог быть против?!
И комитет комсомола, сшибая друг-друга, побежал занимать очередь.
Целый день я пялился на все, что ни было у меня на виду, пытаясь понять – что же поставил мне «на вид» комитет комсомола. Но так и не мог понять. А под конец дня ко мне заявился комсорг. Я поначалу пытался спрятаться от визитера, думая, что он собирается мне что-нибудь ещё поставить или вставить. Но настроение у комсорга было совсем другое.
– Да не прячься, Пол, – комсорг дружелюбно подмигнул, – между нами, мужиками говоря, тебе не помочь ли в знакомстве с бабами?
Я только пожал плечами.
– Ну, Пол, я вижу, что нужно, – продолжал комсорг, – это уже видно, что у тебя проблемы, раз уж связываешься с бабулями, а потом за тобой деды с трубами бегают.
Тема разговора была очень неприятная, но гнать комсорга было как то неудобно: какое-никакое, а начальство всё-таки.
