– Я тогда мастером работал, нас еще всех собирали, – продолжал улыбаться мужчина. – Вы с товарищем приезжали – такой с бородкой. А сейчас на кафедре уже не работаете?
– Нет, – сказал Фирсов. – В другом месте работаю.
– Ясно… А я вот уже второй год начальником механического цеха…
– Поздравляю. – Фирсов сложил листки и взял со стола скрепку. – Завтра вечером вас устроит?
– Конечно…
Мужчина ушел, почтительно раскланявшись, и Фирсов еще долго сидел на кухне, покуривая, щурясь на пустынную вечернюю улицу за окном и делая вид, что разбирается с бумагами. И та поездка в Архангельск вспомнилась, и Валера, как живой, встал перед глазами, и суд, и следствие, и тот нелепый вечер, с которого все началось, и непроницаемое лицо Славика Мохова на суде вспомнилось. Ах, Славик, Славик, продал ты свою душу и двадцать лет дружбы вместе с ней. Как тебе работается, Славик, и как живется? Вспоминаешь ли тот вечер и друга своего бывшего, Игоря Фирсова? Или стараешься не вспоминать? Н-да, брат, тяжело тебе, должно быть, – мы-то выкарабкаемся, а вот ты мне в глаза взглянуть уже не посмеешь. Оттого и не звонишь, и не заходишь, как будто нет больше Игоря Фирсова. И сегодня, когда я разговаривал с Маринкой, я слышал в трубке твой веселый голос – ты болтал с кем-то, и когда она назвала мое имя, голос твой пропал, и хлопнула дверь. Студентов учишь? Ну учи, брат… А я вот думаю теперь, как три тысячи отдать. Отдать-то я их отдам, но вот друга у меня больше не будет. Жаль. Лучше бы не было того вечера…
Мохов приехал поздно – уже заканчивалась программа "Время", привез какого-то усатого приятеля, похожего на артиста Боярского, две бутылки коньяка и тут же принялся отдавать веселые команды.
– Все встаем на уши. Настюша, крепись, сейчас будет маленький цунами. Фирсов, жарь мясо и доставай грибочки. Я знаю, у тебя есть. Не жмись. Убирай со стола бумаги я тащи стопки. Сегодня у меня маленький праздник…
– Ты на машине? – выглянул в окно Фирсов.
– Да, но это не имеет значения. Брошу тачку у тебя и поеду на такси. Шевелись, шевелись… – Славик ходил по квартире, потирая руки. – А Маратка спит? Жаль… Так, надо жене отзвонить. – Он набрал номер и принялся объяснять Фаине, что все удалось, все о'кей, и когда приедет, то расскажет подробности. – Да, я у Игорька. Мы по чуть-чуть. Такси вызову. Не волнуйся!
Целую!..
– А что за праздник? – спросил Фирсов, помогая жене накрывать стол. – Ты учти, я пить не буду – мне доклад еще писать, завтра конференция. Так, посижу только…
– Да хрен с тобой, – махнул рукой Славик, – нам больше достанется. Правда, Настюша? Мы его сейчас вообще отправим на кухню – пусть свой дурацкий доклад пишет…
– Но-но! – сказал Фирсов. – Лишу грибочков. Так что за праздник? Достал коленвал или какие-нибудь японские щетки?
– Круче! – Славик подмигнул двойнику Боярского, и тот ухмыльнулся с дивана. Похоже, он был уже подшофе. – Гораздо круче! Но пока я не вставлю ключ и не поеду… – Славик щелкнул над головой пальцами. – Короче говоря, садимся и пьем! Алик, к столу! Первые сто грамм за твои способности!
Алик быстро окосел, вызвал по телефону такси и уехал.
Зашла за капроновыми нитками соседка по площадке – Алиса, и Славик тут же усадил ее рядом с собой, стал говорить комплименты, наливал коньяк, обещал починить швейную машину, Алиса улыбалась, потом хохотала, и вскоре они отправились посмотреть, что же приключилось с этой швейной машиной. Их не было минут сорок.
– Это просто безобразие! – вознегодовала Настя. – В какое они меня ставят положение! Я же с Фаиной в хороших отношениях. Скажи ему, чтобы немедленно ехал домой, или я сама позвоню Фаине…
Славик вернулся один и шепнул Фирсову, что остается ночевать у соседки.
– Все в порядке, – покачнулся он. – Если позвонит Файка, скажи, что сплю мерцвец… мертцве… мертвецким сном. Машина под окнами. Договорились? – Он обнял Фирсова и чмокнул в ухо. – Люблю гада!..
– Старик, это твое дело, с кем спать, но ты ставишь Настю в скотское положение – они с Файкой подруги.
– Ну и что? Насте скажем, что я уезжаю домой…
– Они же созвонятся. Настя скажет – выехал, а дома тебя не будет. Файка там на уши встанет…
Щелкнула входная дверь, и на кухню пришла Настя с непреклонным лицом.
– Славик, кончай дурить! Либо оставайся у нас, либо Игорь отвезет тебя домой. Все! Я сейчас звоню Фаине!
– Подожи, подожи, подожи, – Славик погрозил пальцем и пошел к телефону. – Я со своей супружницей сам привык разговаривать. Без посредников… – Он сел на пуфик и принялся крутить диск.
– Вот гадство. – Настя прикрыла на кухню дверь и вынула изо рта мужа сигарету. – Прямо как нарочно… – Она глубоко затянулась. – Принес ее черт… Пошла сейчас к ней, а она уже… Тьфу! И Славик твой хорош, кобель несчастный! Все вы, мужики, такие… Уй, прямо не могу! Убила бы вас всех!..
– Да, – притворно сказал Игорь, забирая сигарету обратно. – Сволочи…
"Зайчик, все будет в порядке, – ворковал в коридоре Славик. – Сразу не обещаю, но скоро буду. Да, да. Как штык. Как гвардейский штык. Тык-штык… Готовься. Да. Она вышла. Не знаю. Кажется, ведро выносить. Все, пока…"
– Проводи его, – кивнула на дверь Настя.
– Фирсов, я ухожу! – объявил в коридоре Славик. – Настя, спасибо за встречу! – Он ронял с вешалки шапки и не мог отыскать свою куртку.
– Подожди, Игорь тебя в такси посадит. Или сейчас по телефону закажем.
– Никаких такси! Я поеду на своей тачке! Я на ней приехал, я на ней и уеду… Где моя куртка?.. – Славик отворачивался от Насти и подмигивал Игорю. – Где моя канадская куртка, подарок любимой жены?..
– Ты что, сдурел? – встала в дверях Настя. – Игорь, ты слышишь, что он говорит?.. Он же разобьется.
– Только на своей тачке, – бубнил Мохов. – Завтра утром ее придут смотреть, она должна быть дома.
– Вот проспишься и приедешь за ней… – Настя растерянно смотрела на мужа. Тот не спеша одевался, догадываясь, что Славик затеял какой-то обходной маневр, и перечить ему бессмысленно: ясно, что в пьяном виде он никуда не поедет.
– Нет, только сегодня. Уговор дороже денег… Никогда! Если я обещал, то сделаю…
– Игорь! – Настя строгим взглядом призвала мужа к разумности. – Может, ты его отвезешь? Раз ему машина завтра нужна… Ты же не пил?
– Могу и я, – зевнул Фирсов. – Ни грамма не пил.
– О-о-о!.. – удовлетворенно кивнул Мохов. – Это годидзе. Отвези…
– Где у тебя права? – побежала в комнату Настя. – В шкатулке?
Потом они усаживались в моховские "жигули" – Игорь за руль, Славик рядом, работал на прогреве двигатель, Игорь протирал тряпкой быстро запотевшие стекла и убеждал друга отказаться от авантюры.
– Ни за что… – мычал Славик. – Я обещал Алисе вернуться. Пъехали… Гони за угол и я выйду. Нет, сначала в кабак за шампунем! Скажешь Насте, что отвез домой… Все, я сказал… Она ждет.
– Старик, давай я отвезу тебя домой. Куда тебе, пьяному, бабы!
Шумела печка, Славик вяло подносил сигарету ко рту, клевал носом, и Фирсов не спешил трогаться с места, надеясь, что тепло и алкоголь сморят Мохова ко сну, и он забудет о своей бредовой идее.
– Герой-любовник… – ворчал Фирсов, прилаживаясь к чужой машине и поглядывая на окно своей кухни, где виднелся силуэт Насти; она стояла, приложившись к стеклу лицом и руками.
Фирсов нажал кнопку блокировки правой двери, перехлестнул Славика ремнем и осторожно вынул из его пальцев тлеющую сигарету.
"Пъехали…" – бормотнул Славик, и Фирсов привалил его голову к стойке возле окна, отделанной винилом. "Поедем, поедем, – пообещал он. – Движок прогреется, и поедем…"
Мохов спал. Фирсов вывел машину со двора.
Они уже ехали по пустынной Будапештской, и Фирсов выглядывал, где лучше свернуть к моховскому дому, как Славик очнулся, поерзал на сиденье и сонно потер глаза.
– Где это мы? – Он отстегнул ремень и длинно выругался. – Будапештская, что ли?..
– Спокойно, Славик. – Фирсов уже сбавлял ход, прицеливаясь к открывавшейся справа дорожке. – Спокойно… – Ои включил указатель поворота, но прижиматься к обочине не стал, держа на безопасном расстоянии фигурку девушки с поднятой рукой, высвеченную фарами.
– Это же мой дом!.. – узнал Мохов. – Стой! Разворачивайся! – Он дернулся к рулю, но Фирсов перехватил его руку.
– Не дури! – Машина вильнула влево.
Девушка щурилась от яркого света и махала рукой.
– Разворачивайся! – Мохов с неожиданной силой навалился на Фирсова, пытаясь ухватиться за руль. – Налево!,.
Фирсов локтем оттолкнул от себя Славика, чувствуя, как машину неумолимо уводит вправо, к обочине, и нажал на тормоза. Он видел, как боднул головой лобовое стекло Славик и отлетела на газон девушка, вскользь задетая дверцей.
Фирсов выскочил из машины и в два прыжка оказался около девушки. Она лежала ничком и слабо постанывала. На траве чернела ее сумочка с оторванной ручкой. Фирсов опустился на колени и попытался чуть приподнять девушку. "Больно!.. – тяжело выдохнула она. – Больно…" Фирсов растерянно оглянулся. Невдалеке, по проспекту Славы, неслись машины, пульсировал желтый фонарь светофора.
– Славик, "скорую"! – прокричал Фирсов.
– Мать твою так!.. – Мохов хлопнул дверцей и, спотыкаясь, побежал к своему дому. – Не трогай ее!..
Фирсов выскочил на середину улицы и поднял руку – от перекрестка, набирая скорость, шел "Москвич". И фары его почему-то светили рыжим светом…
Потом была ночь в милиции – короткий допрос, экспертиза, снова допрос: "Где хозяин машины? Дома никого нет, мы звонили и посылали. Может, вы ее угнали?" – и Славик, который появился лишь к полудню – свеженький, чистый, надушенный, сказал, что да, Фирсов подвозил его, потому что накануне он, Мохов, выпил несколько рюмок коньяка и, естественно, за руль сесть не мог, но как произошел наезд на пешехода, он не знает, потому что дремал на заднем сиденье.
– А почему вы скрылись с места происшествия? – спросил капитан.
– Я побежал вызывать "скорую помощь" из автомата около своего дома, – стал объяснять Славик, – долго было занято, тогда я поднялся к себе в квартиру и стал звонить оттуда. Вызвал наконец и хотел спуститься вниз, но жена сказала, что одного меня не отпустит, так как от меня пахнет спиртным и могут забрать в милицию. Она стала собираться вместе со мною. Когда мы вышли, там уже никого не было. Какой-то мужчина с собачкой сказал нам, что девушку увезла "скорая" и она жива-здорова, только сильно прихрамывала, когда садилась в машину. Мы вернулись домой…
– А почему телефон не отвечал и дверь не открывали?
– Дело в том, что в квартире оставалась спать дочка, и мы перед уходом отключили телефон и звонок, а когда вернулись, то забыли включить… – Сколько вы выпили накануне?
– Две-три рюмки коньяка, точно не помню. Я вообще мало пью.
– Не помните, сколько выпили, но помните, что сидели на заднем сиденье?
– Да, это я точно помню. Там лежал мой портфель с документами, и я сел поближе к нему. Могу я, кстати, получить его?..
Мохова отпустили, взяв подписку о невыезде, и Фирсов видел в окно, как он садится в черную "Волгу" Мохова-старшего – журналиста и публициста.
– Как бы то ни было, отвечать придется вам, – сказал следователь Фирсову. – Вы сидели за рулем автомобиля…
– И что теперь будет?
– Многое зависит от тяжести увечий, полученных пострадавшей Еникеевой. Арестовывать я вас не собираюсь, подождем, что скажет медицина…
Мохов не позвонил ни в этот день, ни на следующий, а в понедельник, когда они встретились на кафедре, отвел глаза: "На фига ты меня повез? Оставил бы у себя ночевать, и дело с концом. Вот оно и получилось…"
– А что ты сказал следователю?
– А что я мог сказать, если спал?.. – Он торопливо закурил и взглянул на часы. – Претензий по машине у меня к тебе не будет, сам выправлю… Эта Еникеева, кстати, была поддатая, так что, может, все еще обойдется… Извини, меня шеф вызывает…
– А то, что ты руль у меня вырывал? – Игорь уже все понял, но еще на что-то надеялся. И почему-то стыдно было за друга.
– Ну, старик, ты сейчас на меня всех собак повесишь… Благо, что я был поддатый… – Славик ушел, считая неприятный разговор оконченным.
И Фаина не звонила больше Насте; и Настя не звонила Фаине. "У меня нет слов, – качала Настя головой. – Просто нет слов. Как же так можно…"
Тесть нашел адвоката – Якова Ефимовича, большого специалиста по дорожно-транспортным происшествиям, и Фирсов пару раз встречался с ним. "С делом я смогу ознакомиться только после завершения следствия, – торопливо, словно собирался куда-то убегать, говорил он. – Пока собирайте характеристики и попробуйте прощупать подход к пострадавшей, – может, она признает свою неосторожность. Но я вам ничего не говорил, и вы у меня не были…"
У Еникеевой оказалась трещина левой берцовой кости и ушиб мягких тканей. Фирсов ходил к ней чуть ли не каждый день – разбитная девица с хвостиком игриво улыбалась ему с койки у окна.
– А, вот и мой пришел! – Она вроде даже радовалась, что попала в больницу и ей носит передачи молодой симпатичный мужчина. – Жаль, что палата не отдельная, а то бы я тебя приняла, как положено… Ну ничего, скоро ходить начну, мы с тобой уединимся… – И смеялась заливисто. – Что, волнуешься? А вот женись на мне, и скажу, что сама под колеса бросилась – жить надоело. Ха-ха-ха!..
Фирсов встречался с лечащим врачом, который говорил, что последствий для здоровья быть не должно, носил цветы и передачи и торопливо удовлетворял капризы девицы. "Хочу хурмы! – зевала она и потягивалась. – И огурчиков солененьких". И Фирсов, стиснув зубы, ехал на рынок искать хурму и огурчики. "А моему сыночку третий год исполняется, – сообщила она однажды и посмотрела на Фирсова лукаво. – Так надо бы Андрюшке подарочек справить… Рублей на пятьдесят… А то я по твоей милости и получку не получала". Игорь, хмурясь, рассказал о намеке Насте, та бросилась к родителям и привезла пятьсот рублей. "Вот, папа дал на всякие непредвиденные расходы. – Она сунула в конверт зеленую пятидесятирублевую бумажку и вручила Игорю. – Отвезти ей. Папа сказал, что это намек, говорящий о многом. Может, удастся договориться…"
Фирсов отвез деньги, и Еникеева, опираясь на палочку, повела его в конец коридора, где блестел зеленым глянцем фикус.
– Ну так что, голубь, нам с тобой вокруг да около ходить. – Она закурила, разогнала ладошкой дым и ткнула спичку в цветочный горшок. – Две тысячи – и я к тебе претензий не имею. Скажу, что выпила для храбрости и решила головой в омут – к тебе, значит, под колеса. Хотела одному человеку отомстить. А уж ты после этого лепи, что хочешь… И если договоримся, то больше не светись здесь, эти курвы и так на меня косятся.
– Две тысячи? – переспросил Фирсов.
– А что ты думал? Тебе три года "химии" катит. Как минимум… Я все эти мульки знаю, у меня мужик был шоферюга.
– Подумаю… – катнул желваки Фирсов. И ушел не прощаясь.
Яков Ефимович подтвердил, что три года "химии" – нормальный срок по 211-й статье и спрашиваемая сумма – в разумных пределах.
– Но здесь есть нюансы. – Он смотрел на Фирсова чуть иронично, как на человека, который придумал вечный двигатель. – Если на схеме происшествия зафиксирован резкий поворот машины вправо, то версия с попыткой самоубийства развалится в суде на кусочки. – Вы что, специально подъехали к ней, чтобы она бросилась под колеса?..
– Можно сказать, что она руку подняла, голосовала, – задумался Игорь. – В принципе, так оно и было.
– Так, да не совсем так.
– А почему нам не доказать, как все это было на самом деле?
Яков Ефимович вздохнул и протер очки мятым платком.
– А кто сказал, что мы не будем бороться? Я вам такое говорил? Не говорил… – Он высморкался и убрал платок в карман. – Нельзя, молодой человек, ставить диагноз, не видя больного. Лучше переговорите пока с вашим приятелем – у него, как я понимаю, положение тоже не ахти какое. Если мы докажем, что он сидел на переднем сиденье и был в доску пьян, то кто поверит его показаниям?
– Его тоже могут посадить?
– А почему нет?..
Славик выслушал Фирсова угрюмо, но не перебивая. Фирсов знал, что по институту ходили слухи, будто он не захотел оставить у себя выпившего Славика, повез его к жене домой, не справился с управлением, сбил женщину, покалечил машину и теперь пытается представить Славика виновником всех своих бед. Откуда пошли такие слухи, можно было только догадываться. Последнее время Фирсов и Мохов ходили в столовую порознь.
– Старик, у меня нет таких денег… – Они стояли на лестнице лабораторного корпуса, мимо ходили люди, и Славик говорил чуть громче, чем хотелось бы Игорю. – Ты же знаешь, я еще за машину не рассчитался. Теперь ремонт предстоит… – Он пожал плечами. – Не знаю, чем тебе помочь…
