Уже позже, лежа в постели в лазарете, стараясь дышать через раз, чтобы не задохнуться от боли в пересекавших всю спину ранах от кнута, Рик вспоминал взгляд принца. То сочувствие, то понимание.
То… восхищение?
Словно бы Наследник Юга разделял его мысли, но ему, в отличие от Рика, не хватало смелости высказать их вслух.
Возразить своему отцу – вслух.
Это дарило надежду.
И силы дышать.
Глава 6. Руни Талэ
Свежий, пропитанный солью и йодом ветер ласково трепал его отросшие волосы, донося с собой шум прибоя и крик чаек – они кружили над рыбацкими лодками, надеясь урвать свою долю чужого улова.
Яркий дневной свет заливал весь мир. Иса оказалась удивительно щедрой сегодня, милостиво делясь своими лучами с продрогшей без движения Ледой. Всё вокруг казалось ненастоящим, удивительным, волшебным – Сёстры действительно в этот день оказались дружны.
На небе – ни облачка!
Для их хмурого края – редкость, настоящий повод для радости.
Особенно для мальчишки, совсем недавно встретившему свою пятую весну…
Где-то там, за пределами разума, жизни и мирозданья остались чужие, страшные воспоминания, кровь и пламя.
Здесь и сейчас были только свет и ветер.
И желание устремиться вверх – подхватить крыльями ласковые воздушные потоки и нырнуть в небо…
Но крыльев – не было.
Он – маленький мальчик, какие крылья? Драконов давно истребили, а птицы страшные, к ним не подойти. Да и перья наверное чешутся… Не зря же гуси на хозяйском дворе постоянно их чистят да поправляют!
Но всё равно – хорошо…
Счастье, свет, тепло, смех живой и здоровой матери, зовущей его обедать… Улыбки соседских ребятишек и мирная жизнь торгового городка, так удачно расположившегося на перекрестье нескольких торговых путей. Те были незначительными и не самыми удобными, но всё равно только по ним можно было добраться до богатых городов на других островах архипелага.
Но…
Но – почему дымок очага превратился в охвативший, казалось, весь мир пожар?
Почему снова его окружили кровь и дым?
Почему смех матери превратился в отчаянный крик, приказывающий поскорее спрятаться, бежать куда подальше без оглядки?
Не было соседских ребят – только изувеченные тела, только горящий городок и снующие туда-сюда чужие солдаты со страшными, насмешливыми, глумливыми лицами. Только нескончаемая человеческая жестокость, не знавшая ни предела, ни меры.
Только – обезображенный труп матери.
Кровь и пламя была в каждой его жизни, алый цвет впитался в саму его суть, от этого не сбежать…
Алый.
Чёрный.
Золотой.
Руни открыл глаза, судорожно вздохнув и, только благодаря выработанной за многие годы привычке, не закричал. Не хотелось бы своими кошмарами перепугать прислугу… Его и так не жаловали в собственном замке, не стоило давать им поводов для сплетен – авторитет Короля должен был быть неприкасаем. Особенно у северян…
Всё хорошо.
Всё хорошо…
Всё хорошо – он в своей постели, в собственных покоях, в королевском замке Талурена.
Он – дома.
Дома.
Дома…
Нежная ткань шелковых простыней безнадёжно смялась – наверное, он снова метался во сне – и пропиталась липким потом. Ночной воздух неприятно холодил обнаженную кожу, посылал по ней волну мурашек.
Руни, тихо простонав, встал и побрел в сторону окна, распахнул его – фантомная вонь горелой плоти не хотела оставлять его, щекоча ноздри, раздражая, напоминая всё пережитое за его длинную жизнь.
…Обе жизни…
Тошнило.
Руки подрагивали.
Руни вздохнул.
Остаётся надеяться, что он действительно не кричал, не звал мать или старшего брата.
А то было бы действительно неловко…
Да и бессмысленно это было – мать давно, слишком давно мертва, он даже не помнил её лица, только тепло её рук и нежность её голоса…
Брат же… Руни не хотел думать о своём саи-ри. Ведь нет большего горя для родственной души, чем быть отвергнутым, изгнанным, брошенным – а Аран именно что сослал его, убрал с глаз долой, перечеркнув все те десятилетия преданной службы и почти религиозного поклонения, которые Руни подарил своему а'вэди.
Но думать об это слишком больно.
Лучше – смотреть в прошлое, когда всё было хорошо.
Ведь было же, да?
…И вовсе не мерещились ему в лесном, пропитанном хвоей воздухе морская свежесть и дым. И вовсе не вглядывался он в полуночные тени, выискивая среди них силуэт Твари, изгаженной в своей муке и ненависти. И вовсе не казались ему красноватые отблески в чернильно-темном небе заревом далекого пожара.
Он – дракон, ему не положено огня бояться.
Он – дракон, ему самому подчинялось пламя, и не важно, в каком обличии он был, в какое тело была заключена его душа.
В конце юнцов, тело – мясо, тело – тлен, тело – вторично, важно лишь бессмертная душа.
…Но, против собственной воли, мужчина ощущал, как, потревоженные новостями с юга, воспоминания из далёкого детства вновь заполонили его разум, пробуждая давно забытые образы и ассоциации.
Они окутали, не желали отпускать.
Да, вся его жизнь была войной, которая прерывалась на интриги и слишком краткие, чтобы приносить покой, мгновения счастья.
В юности груз памяти чужой, прежней, длинной и насыщенной жизни помогал воспринимать всё проще.
Хорошо хоть, что прошлая жизнь явилась ему, когда он уже был достаточно взрослым, чтобы по-настоящему что-то понимать. Наверняка удивительно взрослый для своих лет ребёнок был бы чудом для своих родных, но в таком случае не было бы у него этого самого детства.
…Не то чтобы в реальности оно по-настоящему было.
Никогда не было, на самом деле.
Ни разу…
Но давным-давно похороненный в самых темных и недоступных для этого жестокого мира глубинах его истерзанной души ребёнок всё равно, порою, показывал себя. В такие вот ночи он напоминал о себе кошмарами.
Картина сожженного города, нарисованная его воображением из описаний, присланных братом, не была чем-то из ряда вон выходящим – Руни и сам не раз подобным образом уничтожал противника, если захватить его не представлялось возможным.
Но – противника.
Никогда – своих.
Никогда – мятежников.
Они, заблудшие, обшившиеся, обозлённые, всё равно были своими.
Впрочем, не слишком ли он всё драматизировал? Угроза устранена, работа выполнена чисто и оперативно, мальчишки – молодцы, племянник особенно.
Но…
Но что-то во всём этом было неуловимо знакомое. Что-то, зарождавшее ужас в давно закаменевшем сердце Владыки Севера. Впрочем, то были страхи малолетнего сына слуги одного из небогатых кланов Вольных Островов, а не Чёрного Дракона. Просто так сегодня сложилось, что ребёнок пробудился и, увидев, во что превратилась жизнь его-взрослого, пришёл в отчаянье.
Закономерно, в общем-то…
Можно было бесконечно подбирать метафоры, жестоко насмехаясь над собой. Можно было забыться в бескрайней жалости к самому себе. Можно было напиться до беспамятства или уйти в столь глубокую медитацию, что потерялась бы всякая связь с внешним миром – Как Лита ушёл на поиски Найи и навсегда потерялся в бесконечных просторах Белой Пустоши. Можно было поговорить с целителем душ и постараться понять, что же не так с его истерзанным разумом.
Но…
Это всё было абсолютно одинаково.
Одинаково бесполезно.
Бессмысленно.
Такие моменты Руни предпочитал просто пережить.
Пережить – и двигаться дальше, с гордостью исполняя свой долг, следуя за тем, кого выбрал когда-то.
Вернее, кого выбрала его душа.
За своим саи-ри.
Как бы тот к нему не относился…
Сразу вспомнился недавний разговор со старшим братом. Когда, спустя несколько лет разлуки, Руни увидел Арана, он сразу заметил, как сильно брат осунулся. За всем его величием пряталась неимоверная усталость, и мужчина, увы, слишком его понимал.
Недавняя же встреча с Магни, желавшим посоветоваться со старшим братом, и просто поделиться своими переживаниями, точно так же осунувшимся, похудевшим и явно не совсем здоровым, заставила сердце болезненно сжаться.
Интересно, хотя бы Мия сумела избежать этого тлетворного влияния слишком большой ответственности…?
Осталось ли в них хоть что-то от тех детей, что любили носиться по всему острову, играя? Неуемной детской энергии в них было всегда даже слишком много…
Ох, сколько хлопот они приносили слугам и старшим адептам, пытавшимся уследить, чтобы юные господа не свернули себе шеи! А сколько раз они врывались на совет клана, отвлекая своими абсолютно глупыми с точки зрения взрослых просьбами Арана, который, тем не менее, всегда оставался даже излишне внимателен к ним.
Осталось ли что-то от их былой беззаботности…?
Не зря ли всё это было?
Пробуждение было резким, словно бы он, после продолжительного падения наконец ударился о землю. Когда-то ему нравилось забираться на крышу дома, и без несчастных случаев не обходилось – так что он мог утверждать со всей уверенностью, что у него сердце абсолютно так же ёкнуло. Судя по тому, что никто из слуг не примчался на крик, обошлось без него.
Это хорошо.
Никто ни о чём не узнает.
Его кошмары – только его проблема, незачем ей озадачивать ещё кого-то.
Совесть неустанно шептала, что он способен доставлять только хлопоты, быть обузой, раздражать всех вокруг, а те были слишком вежливы или слишком боялись гнева его старшего брата (брат, у него теперь есть брат!).
Конечно, мальчику не раз говорили, что о таких вещах необходимо сообщать, что нужно учиться просить о помощи, что не было ничего постыдного в том, чтобы принимать чужую заботу, но… Очень трудно было поверить в людей теперь, когда те, кто полностью уничтожили его родной клан, его господ, кто не пощадили даже детей, даже собак, тоже были людьми.
Называли себя людьми
Глупый, беспомощный детский разум не мог справиться с образами того страшного дня, когда Руни осиротел, хотя прошло уже больше года.
