Бояться нормально – говорили ему.
Тот, кто не был способен на страх, не был способен и на храбрость, ведь это две стороны одной медали.
Так говорил ему старший брат.
И всё же…
– Всё хорошо… – прошептал мальчик, краем сознания отмечая, насколько жалким казался сейчас его дрожащий голос. – Всё хорошо! Аран забрал меня, они не придут.
Не придут.
Они мертвы.
Аран убил их.
Они никогда не придут за ним.
Не придут.
Брат защитил.
Брат защитит!
Изначально Руни не знал, чем именно клан Рии провинился, за что же был уничтожен.
Может, думал он потом, это была самая обычная, ничем не примечательная и бывшая в порядке вещей кровная месть, и клан Олэй даже был в своем праве. Хотя эта традиция казалась мальчику откровенно дикой и бессмысленной, но она всё ещё имела место быть по светом Исы.
Может, это просто был акт устрашения – вот, мол, на что мы способны, не стойте у нас на пути…
Уже позже, когда мальчик научился не вздрагивать от одного звука чужих голосов, а'вэди рассказал ему, что послужило истинной причиной произошедшего.
Рии вели свой род от тех семнадцати семей, по легендам, пришедшим из мира золотого неба. Да, их клан изначально был побочной веткой тех самых аксаанских Мовэй. Степень родства с ними теперь не вызывала ничего, кроме усмешки, но после Последней Охоты человеческие кланы Вольных Островов обратили свой пылающим гневом взор уже не на самих драконов, а тех, кто звался потомками драконьего народа.
Подобно спящему народу, жители Вольных Островов шесс'ен откровенно ненавидели – никто точно не мог сказать, почему, но факт оставался фактом.
И родные Руни оказались не единственными жертвами Олэй и их союзников – за короткий срок множество маленьких кланов, подобных Рии, были уничтожены без всякой жалости. Словно бы они предчувствовали, что должно было вскоре произойти.
И – пытались предотвратить это.
Впрочем – безуспешно.
…Когда Аран рассказывал всё это ему, мальчик видел бесконечную вину пополам с гневом в глазах брата. Он явно корил себя за то, что стольких не сумел спасти. Что, быть может, даже сам послужил причиной такой агрессии – лорд Олэй ненавидел Аран. Он же, назвавшись побратимом дракона, собирал под свои знамена потомков шесс'ен, которые не хотели отрекаться от своих корней, в тайне сохраняли свои традиции и смиренно ждали, когда вернется их Владыка, чтобы спасти их.
Что же – Владыка вернулся.
Тот, кто посмел взять себе имя самого могущественного Дха'авир, покровителя всех королей и хранителя жизни, верховного бога войны.
Тот, перед кем склоняли головы драконы, назвав его своим повелителем.
Тот, кто взялся словно бы из ниоткуда и, пылая своими нестерпимо зелёными глазами, отправился восстанавливать нарушенную, по его мнению, справедливость.
…Тот, кто огненной смертью обрушился на совершенно не ожидавших того воинов клана Олэй и пронесся ветром из пламени и тьмы по их рядам, в одиночку расправляясь с ними, не позволяя и шагу вступить в сторону загнанного в угол мальчишки.
Тем мальчишкой был Руни…
Ну разве был он виноват, что родился с такими вот глазами? Они, рыжие, словно бы огоньки свечей, выдавали с головой его нечеловеческую кровь.
Разве они были виноваты…?
Олэй было плевать.
Арану было плевать на мнение Олэй.
Руни не помнил, как его, оцепеневшего, не осознавшего ещё до конца собственное сиротство, укутали в тёплый плащ и прижали к груди.
Не помнил он полёта, в тот миг казавшееся до странного знакомым, и проплывающие совсем близко облака.
Не помнил, как суетливые слуги отмыли его, одели как господского сына, накормили до отвала.
Всё что он помнил – яркие, слишком родные, но незнакомые глаза того, кто представил его веснушчатым, забавным близняшкам, мальчишке и девчонке, как своего младшего брата. И их – старшего.
Все остальным он представил его ещё и как своего саи-ри, потерянного и найденного.
…Знать бы ещё, что это значило…
Тогда, в тот страшный день, Руни Ша И-Рии, сын служанки из клана Рии, исчез, чтобы на его место пришёл Руни Талэ, младший брат Драконьего Владыки.
Позже, многие годы спустя, в моменты отчаянья и безысходности, он позволял себе крамольную мысль – лучше бы он так и остался никем, но с живой и счастливой семьей, чем стал одним из тех высокородных господ, которым не суждено жить мирно.
Однако грех было жаловаться – по правде говоря, его господа всегда относились к Руни настороженно, по всей видимости, злясь, что в каком-то мальчишке было больше признаков, крови шесс'ен, чем в них, прямых потомках Мовэй.
Да, Рии сгубила их собственная гордыня, пусть проявляли её господа только по отношению к тем, кто был слабее, кто не мог за себя заступиться.
Перед сильными они всегда лебезили.
Впрочем, от Олэй это их не спасло…
Так или иначе, его, рождённого вне брака ребёнка, в большинстве своём игнорировали – если бы не опаска окружавших, его бы затравили, но, очевидно, все понимали, что его отцом должен был быть чистокровный шесс'ен, чтобы мальчик появился на свет таким, каким он, собственно, был.
В общем, семья Ша к нему относилась прохладно, а любви его матери, Рин Ша И-Рии, едва ли хватало – она словно бы каждый своим взглядом выискивала в его лице какие-то неведомые ему черты.
Высматривала в нём его неизвестного отца…?
Мать Руни была всегда печальна, и даже когда она улыбалась, глаза у неё оставались грустными – все понимали, что осталось ей недолго и сын был последним, что держало её среди живых.
Всё вышло так, как вышло.
Может, оно и к лучшему.
А'вэди говорил, что после смерти тела всякая душа перерождалась и приходила в мир уже с новым лицом и новым именем. Что его мать наверняка уже нашла тех, кто ей дорог, что она уже среди живых, просто ничего не помнила.
Это действительно утешало.
Не верить брату у Руни причин не было – Аран сделал для него слишком много хорошего, чтобы его можно было подозревать в злом умысле.
В любом случае, теперь у него была новая семья.
Все кланы потомков драконьего народа, ставшие вассалами Арана, приклонившие перед ним колени, посылали своих детей учиться у первого за долгие века настоящего шесс'ен, являвшегося сайши.
На А'Ксаане бушевали бесконечные междоусобные войны, королевства бывшей Империи грызлись между собой, и те шесс'ен относились с презрением и пренебрежением ко всем остальным, кто родился не под золотыми небесами.
Словно бы мир определял душу.
Да если бы…!
Потому изгнанники радовались, что наконец и у них появилась надежда вернуться домой. Не с позором, не с просить подаяния и милосердия, но брать принадлежавшее им по праву, гордо шагая за спиной своего Владыки вперед – в светлое будущее их темного народа…
Так или иначе, теперь у Руни и близнецов оказалось множество вэсие и шасие. И это не считая мастеров, учителей и старших адептов…! Постоянная оживленность на острове не давала впасть в уныние. Оно и к лучшему…
А близнецы, новоприобретенные брат и сестра, были отдельной темой для разговора. Как Руни понял, у них с а'вэди были разные матери, но все трое в большей степени внешностью своей пошли в отца. Магни, признаться, был полной копией Арана с поправкой на цвет волос. Мия же, переоденься она в мальчишечьи одежды, с лёгкостью притворилась бы братом, и только голубые глаза выдали бы её – у братьев они были зелёные.
Но, всё равно, в большей степени господа Талэ были похожи не внешне – какая-то странная внутренняя сила, сверкающее на дне зрачков знание, шлейф чего-то неведомого, но явно ощутимого щекотал нервы. Для своих всего девяти лет близнецы были поразительно умны, а понимали они точно гораздо больше, чем показывали.
Руни был старше своих и'вэди и и'шати на два года, и хотя в детской среде это весьма значительный срок, целая пятая часть жизни, в их случае это совершенно не ощущалось. Мия и Магни, строившиеся других детей и почему-то не воспринимавшиеся взрослыми, за исключением Арана, всерьез, быстро сошлись с новым братом, подружившись с ним и не давая тому слишком много копаться в себе, не оставляя даже шанса замкнуться и отгородиться от мира.
И как же Руни был им благодарен…
Глава 7. Руни Талэ
На самом деле, о своём а'вэди Руни слышал и раньше, ещё когда мать была жива. В конце концов, он был незаурядной личностью, вокруг которой постоянно витало множество слухов и тайн.
Никто не знал имени, данного ему при рождении.
Никто не знал, откуда он взялся и почему – именно теперь.
После Великой Охоты, когда истребили, казалось, последних драконов, и пугать ими непослушных детей уже особо не получалось, на роль страшилки нашёлся новый кандидат, чей образ для этого подходил как нельзя кстати.
Жуткая легенда для людей и лучик надежды для не отрекшихся от своих корней некогда изгнанных с родины шесс'ен.
Среди слуг клана Рии любили шептаться о том, кто столь дерзко взял себя имя одного из богов Тёмного Пантеона – стоило одной сплетне изжить себя, как ей на смену приходила новая. Что-то, а в бездеятельности его а'вэди обвинить было нельзя, он не давал о себе забывать.
Брат Дракона.
Истинный Наследник Талэ.
Повелитель Крылатых.
Алый Дракон.
В народе ему дали много прозвищ, и даже его ненавистники остерегались называть господина Талэ по личному имени в своих разговоров – никому не хотелось ненароком оскорбить могущественного Дха'авир.
Говорили – он мог мановением руки поднимать пламя до небес и обращать в пепел города.
Говорили – он мог убивать одним лишь своим пронзительным взглядом, жертва умирала от страха, не выдерживая этой силы.
Говорили – он был способен пронзать пространство, читать по зрачкам чужие души и даже заглядывать в прошлое.
Что только не приписывали Арану, всё больше наделяя его образ присущими божествам чертами, всё больше и больше смешивая смелого, дерзкого шесс'ен и Тёмного Высшего.
Быть может, беря это имя, он того и добивался.
Продуманно…
Так или иначе, о господине Талэ Руни слышал ещё до того, как познакомился с ним лично и, признаться, у него тоже сложилось впечатление, что это какой-то невероятно величественный, строгий и, наверное, почти богоподобный шесс'ен, рядом с которым даже ледианские короли чувствовали бы себя жалкими и малозначительными.
Мальчику так и представлялась эта высокая тёмная фигура с пылающей зеленью глаз, от которой чёрным ветром разносилась бы Тьма, которой тот был бы пропитан – с таким личным именем ничего иного и быть не могло.
Но, помимо всего этого, у мальчика возникали неясные ассоциации.
Наравне с темным образом возникал и иной, пусть всего на мгновения, но зато до странного ярко и отчётливо – смуглый и улыбчивый юноша, чьё лицо и плечи были усыпаны веснушками, в котором плескалась жажда свободы и справедливости.
А в другие моменты на том же лице – копоть и засохшая кровь, и слёзы в глазах, отчаяние и горе – в них же.
Те глаза, казалось, беззвучно кричали, но столь невыносимо, что, пожалуй, окажись это правдой, слухи о смертоносности взгляда Брата Дракона оказались бы даже слишком правдивы.
Столкнувшись с Араном в реальной жизни, Руни понял – собственно, именно такое, только более юное, лицо ему и представлялось.
Точность вымышленного образа, его излишнее совпадение с реальностью способны были ввести в ступор, но в тот момент Руни было не до размышлений на такие темы. Позже же ощущение, что какие-то вещи казались слишком знакомыми, стало настолько привычным, что он устал удивляться даже хоть сколько-то обращать на это внимание.
Списал это на нормальные для всех саи-ри явления – кто их знал, эти особенности родственных душ, слишком уж редко они встречались, да и в почете таком были только у шесс'ен, и за пределами А'Ксаана почти нереально было узнать хоть что-то по этой тебе – свои тайны драконий народ, несмотря на все свои внутренние разногласия, берег свирепо и отчаянно.
…А'вэди оказался действительно подобен темному духу, яростному божеству войны в бою, но в мирной жизни он, на удивление, был тих и скромен, сдержан на эмоции, но всегда приветлив.
Полуулыбка не сходила с его губ, хотя и казалась, порою, слишком грустной, потерянной.
Не мрачный и торжественный образ из людских слухов, но молодой мужчина из плоти и крови, Аран казался Руни кем-то настолько родным и близким, что становилось почти страшно – создавалось впечатление, что они были кровными, а не названными братьями, что было в принципе невозможно.
Впрочем, это было и не важно, мальчик довольствовался тем что имел, старательно запоминая всё, что связано было с его а'вэди, стараясь окончательно укоренить в своем сознании этот мирный и дружелюбный портрет брата.
Аран любил чай со степными травами, и некоторые из них было весьма трудно достать на Вольных Островах, однако для своего Повелителя лорды кланов, конечно же, находили их и преподносили в дар.
Сам же чай он всегда пил чуть остывшим.
Эта деталь умиляла Руни – названный Алым Драконом не переносил кипяток и предпочитал разбавлять его холодной водой или ждать… а ещё брат, несмотря на свою очаровательную любовь к сладкому, никогда не клал ни мёда, ни сахара в свои напитки, предпочитая баловать себя ягодными пирогами, но делал он это нечасто.
