Он одним большим глотком допил кофе и встал из-за стола, не дожидаясь появления школьного автобуса. Что ж, раз так, то, пожалуй, он тоже не будет следовать своему обычному распорядку. Томас захотел назло сделать что-то такое, чего от него, возможно, не ждут. Назло кому, он толком не знал сам, но как первый шаг к возможным переменам он решил осуществить свой план прямо сейчас, не откладывая до вечера. Он не любил прогулки под дождем, а еще больше его раздражали зонтики: пока раскроешь, весь вымокнешь, и к тому же они постоянно выворачиваются наизнанку при ветре. Мужчина посмотрел в окно. Дождь не собирался прекращаться и, похоже, даже пошел сильнее. Немного подумав, Томас вытащил из шкафа в прихожей полиэтиленовое пончо с капюшоном и резиновые сапоги. Теперь ему не страшны были ни дождь, ни даже ветер, способный превратить дождинки в водяную пыль.
Выйдя на улицу, Томас направился вдоль домов в ту сторону, откуда вчера появился необычный почтальон. Ему казалось, он помнил, в чьи ящики тот бросил почту. Поравнявшись с одним, Томас остановился. Да, именно сюда вчера было брошено письмо или что-то другое. В любом случае, как говорила Мэри, это «что-то» не могло быть рекламным флаером. Газеты и журналы на их улице ради карманных денег разносит компания школьников под предводительством деловитого Паскаля, сына одного из соседей.
Томас подошел к двери дома и решительно надавил на кнопку звонка. Подождав какое-то время, он позвонил еще раз. За дверью послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина лет пятидесяти, в домашнем халате.
– Доброе утро, – поздоровался Томас. Мужчина взглянул на небо и поморщился, явно не разделяя мнения, что с такой погодой утро может быть действительно добрым.
– Чем могу? – спросил он несколько напряженно.
Только сейчас Томас с ужасом понял, что как следует не подготовился к визиту. Он мялся, не зная, с чего начать. Спрашивать у незнакомого человека, получал ли тот вчера странные письма, связанные с прошлым, было бы нелепо. Так, пожалуй, можно угодить в лечебницу для умалишенных или в лучшем случае в полицию. Никуда из этих двух заведений Томасу не хотелось. Пауза между тем затягивалась. На лице мужчины проскользнуло раздражение.
– Чем могу? – повторил он громче.
– Извините за беспокойство, – неуверенно начал Томас, – я живу на этой же улице… Вчера ждал важную корреспонденцию, но ее так и не принесли. Мне показалось, что вчера примерно в это же время к вам заходил почтальон…
– Вы ошибаетесь, – прервал его мужчина, – никого не было.
Томас готов был поклясться, что видел, как почтальон в фуражке что-то бросил вчера в ящик этому человеку. Возможно, тот просто не успел проверить.
– А вы открывали почтовый ящик? – продолжал допытываться Томас.
– Да, открывал… – начал мужчина. Затем, сменив тон, резко сказал:
– Какое вам, собственно, дело до того, открывал я ящик или нет? Повторяю, почты не было. Вам ясно? Уходите или я позову полицию!
Томас еще раз извинился и понуро вышел за калитку. Похоже, этот мужчина все же получил какое-то послание, но не желает говорить об этом. Да оно и понятно почему. Томас ругал себя последними словами за то, что не придумал подходящую легенду. Можно было показать свое письмо, которое лежало у него в кармане. Но неизвестно, как бы мужчина на это отреагировал, он и так выглядел достаточно взвинченным.
Дождь тем временем полил еще сильнее. Ручьи бежали с такой силой, что Томасу, идущему вдоль дороги, всякий раз приходилось делать шаг в сторону, чтобы его не обдавали брызгами проезжающие мимо случайные машины. Он дошел до следующего дома, куда, по его подсчетам, тоже было доставлено письмо. Стоя возле калитки и прикидывая, как лучше расспросить хозяев, он не заметил, что один конец пончо подвернулся, из-за чего вода теперь тоненькой струйкой стекала ему в резиновый сапог. Томас так погрузился в свои мысли, что не почувствовал этого. Неожиданно дверь дома отворилась, и Томас смог разглядеть на пороге миловидную женщину примерно одного с ним возраста.
– Вам помочь? – громко спросила она и, прежде чем он успел ответить, замахала руками.
– Идите скорее сюда! Вы сейчас промокнете!
Томас, закрыв за собой калитку, послушно приблизился к крыльцу.
– Вы зря беспокоитесь, мэм, – начал он, – я признателен вам за заботу, но, уверяю, вы напрасно…
Вместо ответа женщина указала на его сапог, и только сейчас Томас почувствовал, как внутри хлюпает вода.
– О, черт! – воскликнул он.
– Проходите, проходите, вам просто необходимо обсохнуть, – затараторила хозяйка и буквально втащила Томаса в дом. Там мужчина снял пончо и сапоги. В одном из них была вода. Маргарет, так звали женщину, заставила его снять носки и надеть большие мохнатые домашние тапки в виде кроликов.
Томас смущенно прошел в гостиную и огляделся. Небольшая уютная комната, где царил идеальный порядок и у каждой вещи было свое место. Диван с накинутым покрывалом, на котором не было ни единой складки, маленький столик, комод и большое кресло у камина. Томаса удивило, что, несмотря на ранний час, в камине пылал огонь. В комнату вошла Маргарет.
– Садитесь ближе к огню, не стесняйтесь, – улыбнулась она, – а я сейчас принесу горячий имбирный чай. – И, предупреждая возможные возражения, добавила:
– Вы промочили ноги, и вам просто необходимо обсохнуть и согреться. Имбирный чай – идеальное средство, чтобы не подхватить простуду.
Томас сдался, сел в кресло и пододвинулся к огню. Маргарет принесла поднос с чаем, и Томас помог ей переместить столик ближе к дивану. Взяв чашку и закинув ногу на ногу, она поудобнее на нем расположилась. Мужчина развернулся в кресле так, чтобы видеть лицо своей собеседницы. Ему от горячего чая и близости огня стало тепло и уютно, правда, он чувствовал некоторую неловкость из-за смешных мохнатых тапок. Томас лихорадочно думал, с чего лучше начать важный для него разговор, чтобы не вышло, как с тем мужчиной, и боялся слишком затянуть паузу. Наконец, он уже собрался нарушить нависшее молчание, но тут заметил, что Маргарет, полностью погрузившись в свои мысли, смотрит на огонь. Томас решил сосредоточиться на чае и повременить с расспросами.
Когда он поставил пустую чашку на столик, ее стук вывел Маргарет из задумчивости.
– Извините, – сказала она, – я, наверное, очень плохая хозяйка. Вместо того чтобы уделять внимание гостю, задумалась о пустяках. Когда смотришь на огонь, он завораживает…
– Вы ни в чем не виноваты, – поспешил заверить ее Томас, радуясь тому, что разговор начал не он. – Спасибо за чай. Очень вкусный.
Затем, чуть поколебавшись, он спросил:
– А вы всегда топите камин в это время?
– Только когда идет дождь, – ответила Маргарет. – Не люблю, знаете, сырость. И еще дождь нагоняет скуку. Скуку и однообразие. А с огнем… не знаю, как сказать.
– Веселее? – улыбнулся Томас.
Маргарет покачала головой:
– Не то чтобы веселее… Огонь всегда разный. Он никогда не повторяется. Каждый раз он другой.
Ее слова почему-то напомнили Томасу утренний распорядок, которому он следовал уже который год и который стал частью его жизни. А может, это он стал частью распорядка? Такое Томасу раньше не приходило в голову. Он посмотрел на огонь. Языки пламени плясали в камине и тянулись вверх, словно соревнуясь между собой или играя в только им одним ведомую игру.
– Интересное наблюдение, – задумчиво признал он, – когда жизнь наполнена однообразием, любое незначительное событие, не вписывающееся в привычные рамки, воспринимаешь как чудо.
– Чудо… – тихо повторила Маргарет. По ее лицу промелькнула тень, но Томас этого не заметил.
– Чудесами в наше время удивить трудно, – продолжила она, – в любом таком, как вы говорите, «чуде», люди находят рациональное объяснение, сваливая все на технический прогресс или совпадения.
– Вы знаете, нет, – возразил Томас, ободрившись и поняв, что может повернуть беседу в нужное русло. – Вчера, например, ко мне приходил необычный почтальон.
– И что же вы нашли в нем необычного?
– Он был в старой форме и в фуражке.
– В фуражке? – удивилась Маргарет.
– Да. Почтальоны носили такие во времена моего детства. Вы, конечно же, не застали их…
– Спасибо за комплимент, – засмеялась хозяйка. – На самом деле я прекрасно помню ту форму: мой отец работал на почте, и мне очень нравилась его фуражка. Я любила надевать ее, когда он приходил домой с работы.
У Томаса на мгновенье перехватило дыхание. Он сделал глубокий вдох, подавляя волнение, и, подавшись чуть вперед, спросил:
– У вас не сохранилась какая-нибудь фотография вашего отца в форме? Извините, я просто хотел бы сравнить… эээ… форму.
– Она перед вами, на каминной полке. А фуражка… одну минуту.
Маргарет поднялась с дивана и вышла. Томас проводил ее взглядом, затем тоже встал со своего кресла, взял с камина фотографию в рамке и облегченно вздохнул: на него смотрел человек, абсолютно не похожий на вчерашнего почтальона. «Это было бы уже чересчур», – подумал Томас.
– Вот! – В дверях показалась Маргарет с форменной фуражкой в руках. – Я храню ее как память об отце.
Томас осторожно взял головной убор в руки и внимательно его рассмотрел.
– Точно такая же, – утвердительно кивнул он, возвращая фуражку.
– Да, это не вписывается в привычные рамки. Но если вы говорите, что этот странный почтальон к вам приходил, значит, он что-то вам принес?
Томас был в нерешительности. С одной стороны, ход беседы складывался удачно, и настал момент, подходящий для того, чтобы показать письмо и спросить, не получала ли и Маргарет нечто подобное. В то же время его тревожили опасения: вдруг она примет его за сумасшедшего? Мэри он все рассказал потому, что достаточно хорошо ее знал, и та нашла для него (или для себя) логичное объяснение. Маргарет же Томас видел впервые. Но отступать было поздно.
– В это трудно поверить, – осторожно начал он, – вы только не подумайте, что я сошел с ума…
– Как мне в свое время говорила подруга психиатр, – сказала Маргарет, – первый признак надвигающегося безумия – это когда пациент старается настойчиво убедить врача в том, что стопроцентно нормален.
Томас покраснел и замолчал. Ну вот он и дождался. Сейчас она вызовет санитаров или полицейских, а может, всех сразу, и ему предстоит долгое объяснение, которому ни те, ни другие не поверят. На секунду он представил себя убегающим от полиции в тапках в виде кроликов под проливным дождем и невольно хмыкнул. Если бы Томас увидел такое со стороны, то, наверное, сам бы умер со смеху. Но, посмотрев на женщину, он понял, что та не собирается никуда звонить. Маргарет смотрела на него и улыбалась одними глазами.
– Вы не похожи на безумного, – успокоила она его. – Извините, я неудачно пошутила. Дайте-ка, я сама догадаюсь, что вам принес почтальон. Это было письмо, ну или что-то такое из вашего далекого прошлого. Что-то, что давным-давно было получено адресатом. Я угадала?
Томас вытащил из кармана конверт и помахал им в воздухе.
– Как вы догадались? – спросил он охрипшим голосом.
Ничего не сказав, Маргарет прошла до комода и достала из ящика помятый серый конверт старого образца.
– Похоже, что в лечебницу для умалишенных пора нам обоим, – шутливо сказала она, кивая на конверт.
Маргарет села на диван и сделала знак Томасу, приглашая его устроиться рядом. Тот не рискнул воспользоваться приглашением и снова расположился в кресле у камина.
– Рассказывайте, – попросила она.
И Томас приступил к подробному пересказу вчерашних событий – с самого начала дня, не забыв упомянуть и утренний распорядок и, собственно, цель своего сегодняшнего визита. Он и сам не знал, зачем рассказывает все в деталях, но внутреннее чутье подсказывало, что так будет лучше.
Маргарет внимательно и не перебивая выслушала его историю до конца.
– А что за письмо получили вы? – спросил Томас, когда закончил свой рассказ. У него пересохло в рту, и Маргарет налила ему очередную чашку чая. – Простите мою нескромность…
– Ничего нескромного, мы с вами оказались в одной ситуации. Я получила свое письмо, написанное когда-то мужу. Тогда еще будущему.
– А не мог он сам переслать вам его?
– К сожалению, нет, – грустно улыбнулась Маргарет, – Мой муж умер несколько лет назад. И к тому же у него не было привычки хранить старые письма. Вернее, он старался это делать, но постоянно их терял. Я поначалу злилась, а потом махнула рукой: достаточно и того, что все его письма есть у меня.
– Это делает ваше письмо еще более ценным, – заметил Томас.
– Наверное, – согласилась она, – только не возьму в толк, зачем и, главное, кому это было нужно? Я готова поверить, что почтальон, который принес наши письма, пришел из прошлого и, пожалуйста, не смотрите на меня так. Всего полчаса назад вы боялись, что я вызову санитаров, а теперь вы начали сомневаться в том, все ли у меня в порядке с головой?
– Простите, не хотел вас обидеть, – Томас примирительно поднял руки, – у меня были точно такие же мысли, просто я боялся высказать их вслух.
– Понимаю, – кивнула Маргарет, – не каждый день по нашей улице разгуливают почтальоны из прошлого.
– Вы не думали, что будете делать с этим письмом дальше?
– Я? Не знаю… – неуверенно произнесла она. – Это письмо вернуло мне забытые воспоминания и вызвало целый океан чувств… Никогда не выражалась так пафосно… Мне кажется, вы понимаете, о чем я говорю. Вы, должно быть, тоже почувствовали что-то схожее. Во всяком случае, я безмерно благодарна тому, кто прислал этот кусочек такой дорогой для меня памяти. Да, – повторила она, и в ее глазах блеснули слезы, – благодарна, кто бы он ни был. А я даже не знаю, кто это, чтобы поблагодарить…
– Наверное, это сам почтальон. Мне кажется, что он еще появится у нас.
– Вы говорите так, чтобы вселить в меня надежду? – улыбнулась Маргарет.
– Не только, – отозвался Томас, – но я думаю, что знаю, как «позвать» нашего парня.
– Что вы имеете в виду? – удивилась женщина, – вы знаете, как попасть в прошлое?
– У меня есть план, – сказал Томас, – послушайте…
***
Следующий день Томас провел, разбирая коробку со старыми письмами. Он перетащил ее из подвала, чихая и кашляя от скопившейся за годы пыли. Поставив коробку прямо на пол в гостиной, он устроился рядом и открыл крышку. Томас поначалу немного растерялся, увидев большое количество старых конвертов, собранных в небольшие пачки и перетянутых бечевкой или цветными лентами. Он медленно доставал пачку за пачкой, развязывал узелки, словно освобождая письма из плена времени, и открывал конверт за конвертом. Томас не читал их – он помнил каждое письмо почти наизусть. Он просто пробегал глазами написанное, и его внимание по какой-то причине привлекали незначительные мелочи, такие как порванный листок, помарка, загиб бумаги. Эти мелочи, на замечаемые им ранее, сейчас говорили о многом. Например, в каком настроении был человек, писавший письмо, торопился ли он или, наоборот, кропотливо выводил каждую букву.
Электронные письма при всем их удобстве напрочь лишены способности хранить и тем более полностью передавать наши чувства. Они могут передать эмоции, но те будут по большому счету законсервированы в набранном на компьютере тексте. На протяжении всего письма он одинаков, и мы можем только гадать, что испытывал человек, когда писал. Автокоррекция, как таблетка, справляется со стрессом, усмиряет радость, и мы не знаем, были эти эмоции искренними или нет. Простор для лицемерия. Эмодзи, которыми так пестрят сегодняшние сообщения, добавляют элемент мультяшности, несерьезности и неискренности, какими бы грозными или, наоборот, милыми они ни выглядели. Такие письма, если хотите, лишены души и не являются предметом. Они виртуальные. Бестелесные. Послания же, написанные от руки, передают нечто большее. Они материальные. Как и вещи, они несут в себе часть нас самих и бережно хранят память прикосновений к ним. Возьмите свои старые игрушки, подержите их в руках – и вы словно почувствуете пульс времени, событий минувших лет. С помощью таких писем мы возвращаемся туда, где остались и чему на самом деле принадлежим. Это не грезы, это то место или места, где продолжает жить часть нас. Память нередко стирает плохое, но оставляет нам свет. Вещи начинают разговаривать и рассказывать о том, о чем мы давно забыли или не имели ни малейшего понятия в тот момент. Они спустя годы могут объяснить нам, почему случилось именно то, а не что-то иное.
Томасу попалось в руки письмо от Элизабет, его бывшей возлюбленной. Ее родители были против их женитьбы и увезли ее куда-то в Африку, где отец Элизабет получил повышение по работе (его компания занималась экспортом алмазов). Судьба распорядилась так, чтобы они больше никогда не встретились. Через несколько недель после их отъезда Томас узнал, что вся семья попала в автокатастрофу. Выживших не было. Листок, который Томас держал в руках, был последним письмом от Элизабет, написанным ему накануне отъезда. Томас пробежал глазами по торопливым неровным строчкам и заметил в нижнем углу листка, что некоторые буквы немного расплылись от откуда-то попавшей на них влаги. Присмотревшись получше, Томас вдруг понял, что это высохшие слезы. Несколько слезинок попали на бумагу, и та пронесла их через много лет. У Томаса перехватило дыхание и сжало горло. «Элизабет…» – прошептал он.
С трудом освободившись от нахлынувших на него воспоминаний, Томас отложил письмо, медленно встал и прошел на кухню. Ему нужен был перерыв. Он решил, вопреки наставлениям доктора, сварить кофе настолько крепкий, насколько сможет. Кажется, в Италии это называется ристретто. Насыпая молотые зерна в кофеварку, Томас не смог справиться с дрожью в руках и несколько раз просыпал кофе на пол. Чертыхаясь, он убрал беспорядок и включил конфорку на плите. В этот раз, словно чувствуя его состояние, кофеварка вела себя прилично, и вода не убегала. Томас налил ристретто в чашку и собрался выйти на крыльцо, но в этот момент зазвонил телефон. Осторожно поставив кофе на стол, Томас поспешил к аппарату.
– Алло! – почти крикнул он в трубку запыхавшимся голосом. Звонила Маргарет.
– Я нашла то, о чем вы говорили, – начала она взволнованно. – Не знаю, сработает ли. Мне все время кажется: все, что мы с вами затеяли, это полный бред.
– Иногда мне тоже так кажется, – отозвался Томас, – я даже ловлю себя на мысли, что не знаю, зачем мы это делаем.
– В любом случае, завтра утром? Вы уверены, что завтра?
В голосе Маргарет Томас уловил нотки сомнения. Он вообще не был ни в чем уверен, но не подал вида.
– Да, конечно. Я буду вас ждать, как условились.
– Тогда до завтра, Томас.
– До свидания, Маргарет.
Он повесил трубку и какое-то время стоял в задумчивости. Теперь ему казалось, что план, ранее выглядевший безупречным, на самом деле всего лишь плод его фантазии. Томас взял чашку с кофе и вышел на крыльцо. Он не сел за стол, как сделал бы это раньше, а просто стоял, повернувшись лицом к полуденному солнцу.
Разбирая письма, он пропустил всю хронологию событий утреннего распорядка. Томас поймал себя на мысли, что его не покидает чувство вины: он не находился на привычном месте, и именно из-за этого что-то могло пойти не так. Он допил кофе и постарался сосредоточиться на своем плане, ведь его сегодняшнее отсутствие было частью задуманного: нужно изменить привычную рутину, и это послужит толчком к появлению необычного почтальона. План содержал еще одну немаловажную деталь, вернее, целое звено, связанное со старыми письмами, поэтому Томас не стал задерживаться и вернулся к своей коробке.
Разбор старой корреспонденции занял приличное время, но Томас был награжден за свое терпение. Он наконец-то нашел письмо от Джорджа, датированное тем же годом, что и то, которое он получил – после разговора с Маргарет Томас был почти уверен в этом – из прошлого.
Он достал из конверта такой же вырванный из тетради листок в клетку и стал читать. Джордж писал о том, что ему посчастливилось достать новый альбом Deep Purple «Fireball», и клятвенно обещал дождаться Томаса, чтобы послушать все композиции вместе. Остальные новости, которыми делился Джордж, были не так важны. Томас вспомнил, каких трудов его другу – ярому фанату этой группы – стоило данное обещание. Да, пожалуй, это письмо подойдет для исполнения плана. Томас достал клей и скотч и долго возился с конвертом, аккуратно заклеивая разорванные швы. Наконец, письмо было готово. Томас критически осмотрел свою работу. Конечно, далеко до качества нового конверта, но, по крайней мере, можно было не опасаться, что тот совсем развалится на части. Томас положил письмо на стол возле окна и облегченно вздохнул: все зависящее от него было сделано. Оставалось ждать, что будет завтра.
***
