– Няня не досмотрела, – Артуро скрестил пальцы рук, расположив руки на коленях. – В тот день дул сильный ветер. Они побежали смотреть лошадей. Кто-то бросил окурок, начался пожар, конюшня обрушилась. Их хватились не сразу, все спасали лошадей, – он говорил с остановками, тяжело вздыхая. – Он, – Артуро закрыл глаз, словно собирался с духом, чтобы сказать, – его раздавило, – прошептал он, не открывая глаза. – Санти не удалось спасти, у него не было ни единого шанса. Извини.
Извини? Оливия раскачивалась, пытаясь осознать, пытаясь принять ужасную смерть сына, она покачала головой, не веря, не принимая. Она доверила ему самое ценное, что у нее было – жизнь ее сына, и он просил у нее прощения, словно жизнь ее сына ничего не стоила для него?
– Это случилось через полгода после твоего суда, – он открыл глаз.
– Почему няня его оставила? Кто бросил окурок? Почему начался пожар? – спросила Оливия. – Что Санти делал там? Почему никто не смотрел за ребенком? Почему спасли лошадей? Почему никто не спасал моего сына?
Она задавала вопросы, понимая, что все они не имели никакого смысла, Санти уже было не вернуть, но он хотела знать. Она хотела знать все в мельчайших подробностях.
– Почему няня оставила его одного? Почему никому не было дела до моего сына, Артуро? – Оливия повернулась к нему. – Ты дал мне слово, что позаботишься о моем сыне, – напомнила она. – Почему мне никто не сказал, что мой сын погиб?
– Я не мог, – он опустил голову. – Я не мог тебе этого сказать.
– Ты решил, что мне лучше не знать? Ты решил, что со мной лучше не видеться? Почему ты такой бесчувственный, Артуро? – Оливия смотрела прямо перед собой.
– Это была милость, – прошептал Артуро. – Смерть Санти, – он замолчал, посмотрел на нее, – смерть Санти ты бы не пережила.
Оливия понимала, что ее брат был в чем-то прав, но зачем она тогда вообще жила, зачем ее освободили? Зачем? Оливия опустила голову на колени и закрыла глаза. Они играли, смотрели лошадей. У него не было шанса. У кого он был? Они?!
– Кто они? – спросила Оливия, не поднимая головы, уже зная ответ, слишком был он очевиден.
– Макса, они же всегда играли вместе, – напомнил он. – Первого достали Санти, – продолжил Артуро.
Достали. Ее не было с ним рядом, она не смотрела за ним. Это она виновата в том, что ее сын не вырос. Она выписала ему смертный приговор, когда нажала на газ в тот день. Все было слишком поздно, ее сын был уже мертв. Оливия стиснула губы, посильнее зажмурилась, еще крепче обняла колени.
– Потом уже вытащили Макса, он сильно обгорел, – слова брата причиняли ей огромную боль, они вырывали кусочки из ее итак израненной души.
Максимилиано, значит вот откуда у него шрамы. Она так ясно вспомнила его лицо. Вы убили мою маму! Всплыли в памяти его обвинения. Она виновата во всем, даже в шрамах Максимилиано, виновата в смерти своего сына. Была бы с сыном рядом, не пошел бы он на конюшню, ничего бы с ним не случилось, и Максимилиано не пострадал бы.
– Макса сразу же отправили в больницу. Потом Рейнальдо увез его заграницу, прогнозов никто не давал, – он кивнул, – никто не верил, что он выживет, – Артуро пожал плечами, словно и сейчас не верил в то, что Макс выжил. – Вернулись они через три года. Максимилиано выжил, – закончив, Артуро выдохнул, словно отчитался.
Она все эти годы жила только тем, что сможет увидеть сына, и сейчас Оливия никак не могла принять, что увидит его могилу. Она вышла, чтобы жить, в то время, как ее сын давно умер. Оливия много раз представляла, каким вырос ее мальчик, но ее мальчик остался ребенком, ее маленьким Санти. Она не пропустила его жизнь, она пропустила его похороны. Все, что она могла – это положить цветы на его надгробие, у нее осталось только это – ходить на могилу сына.
– Я не хочу жить, – прошептала она.
Артуро вздрогнул и повернулся к ней.
– Зачем мне жить, Артуро? – она взглянула на брата. – Какой смысл в моем освобождении? Я не понимаю, – она покачала головой. – Я не понимаю, как жить?
Артуро молчал. Оливия смотрела на брата. Что он мог ей сказать? Она виновата, не нажала бы на газ, несчастья с Санти не случилось бы.
– Для чего мне жить дальше? – она задавала этот вопрос снова и снова.
Артуро внимательно смотрел на нее.
– Что ты хочешь? – спросил он.
– Я хочу увидеть его могилу, – попросила она.
– Сейчас ночь, – Артуро покачал головой, – утром, – он посмотрел в окно, в которое стучали струи дождя.
Впервые за все года, проведенные в тюрьме, ей хотелось, чтобы не наступало утро. Оливия ничего не хотела, кроме одного – вернуться в камеру, в те четыре стены, когда она еще ничего не знала о смерти сына, тогда у нее хотя бы была надежда, какой-то смысл. Тюремщик был прав – она не сможет, потому что просто не хотела. Хотела только одного – быть с сыном, увидеть его. Еще пятнадцать минут назад она верила в то, что все выдержит, но к смерти сына оказалась совершенно не готовой.
– Отвези меня сейчас, – попросила она. – Отвези и оставь там.
Ей хотелось оказаться на кладбище, упасть на холодную могильную плиту. Она не хотела больше ждать ни одной минуты, ни одного мгновения.
– Утром, – он словно наказывал ее, заставлял ждать. – Я отвезу тебя утром, а потом поеду решать дела.
Он встал и отошел от дивана. Оливия, сидя на полу, укутавшись в плед, смотрела на него снизу наверх.
– Мне нужно решать дела, если ты помнишь, то у нас много проблем. И самая главная – это Рейнальдо Домингес, – Артуро подошел к барной стойке.
– Проблемы у тебя, – устало прошептала Оливия, зажав уши руками. – Я ничего не хочу знать, – отмахнулась она. – Я ничего не хочу. Я хочу к своему сыну.
Она попыталась встать. Зачем? Оливия опустилась на пол. Как будто бы в камере, но все было уже не так. Спина упиралась в мягкую обивку ворсистой ткани, несмотря на то, что она практически согрелась, Оливия продолжала кутаться в плед. В камере у нее хотя бы была вера в то, что сын был жив, что она могла бы стать частью его жизни.
– Ты как всегда взваливаешь все на меня! – повысив голос, начал Артуро, не поворачиваясь к ней.
– Не кричи, – сразу же одернула его Оливия. – Я не привыкла к шуму, пожалуйста, – попросила она.
Сестра смотрела на брата. Она только что узнала о смерти сына, Артуро уже пережил эту трагедию, для нее все еще было живое, явное.
– Санти умер, его не вернуть, нужно подумать о том, кто жив, у меня есть дочь, – сообщил он.
Оливия чуть повела головой. Дочь. Она даже не спросила его, как он жил. Уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но зачем? Она не хотела ничего знать. Сейчас не хотела.
– Тебе ничего не интересно! – рассердился Артуро. – Ты как всегда интересуешься только самой собой.
– Артуро, – Оливия нашла в себе силы встать. – Я только что вышла из тюрьмы, я только что узнала, что мой сын умер, что ты от меня хочешь? – она сбросила плед с плеч.
Он мягкой грудой упал к ее ногам. Она стояла перед ним в широких штанах, которые болтались на ней, и рубашке, скрывающей ее тело, с растрепанными поседевшими волосами. Темные круги под глазами выдавали ее нечеловеческую усталость. Она вздрагивала от каждого шороха, все звуки были для нее новыми, незнакомыми. Даже Артуро, ее брат – она был для нее чужим, далеким.
– Я хочу, чтобы ты приняла решение – что дальше делать с фирмой? По твоей вине у нас нет контрольного пакета, из-за твоего решения дать право распоряжаться всем Маркусу, – он вновь и вновь укорял ее в делах минувших дней.
Оливия обхватила себя руками. Он отчитывал ее, как девчонку, словно это все имело какой-то смысл, как будто бы это все могло еще что-то исправить.
– Прошлого не изменить, – заметила она и поморщилась, пустота в голове обернулась ноющей болью в висках. – У тебя есть моя доверенность, делай, что считаешь нужным.
Артуро стиснул зубы и покачал головой. Оливия на мгновение задержалась, как будто бы хотела спросить… спросить разрешения уйти. Вздрогнув, повернулась, сбрасывая оковы плененного сознания, она не в тюрьме, она у себя дома, на своем ранчо. Оливия медленно пошла по коридору, желая остаться одна.
Темнота не пугала, она прекрасно ориентировалась и видела. Оливия осторожно толкнула дверь. Ее комната. Она уже не помнила запахи, пальцы нащупали включатель. Уже не зажмурилась от яркой вспышки. Двуспальная кровать сразу же бросила в глаза – здесь она зачала Санти, здесь узнала об измене мужа и его предательстве. Она медленно осматривалась – все родное и в то же время незнакомое. Нет, просто забытое. Картины на стенах, трюмо, диван, гардеробная.
Оливия распахнула двери гардеробной. Шелковая пижама, халат, носки и тапочки. Она взяла это все в охапку и прошла в душ. Раздеваясь, она словно оцепенела, чтобы не думать о том, что он смотрел, делала все механически. Включила воду, намылилась и замерла. Никто не смотрел, его не было, его больше не существовало в ее жизни. Тюремщик остался в тюрьме. Оливия начала истошно тереть кожу, пытаясь смыть всю грязь, в которой он ее искупал, смыть его запах, которым она была пропитана насквозь.
Она терла и терла кожу, намыливалась и смывала, пока не всхлипнула. Его больше не было, он не стоял позади нее, не наблюдал за ней, не торопил, не комментировал. В ванной раздавался лишь шум воды, а она как будто бы слышала его тяжелое дыхание. Оливия схватила с полочки бритву мужа, маленькое оружие, ее небольшая защита и повернулась, сжимая бритву в руке. Тюремщика не было. Она держала бритву наготове, встав в стойку.
Оливия стояла и смотрела, вода капала с ее тела, а она ждала, ждала, когда появится тюремщик. Она готова была нанести удар в его сонную артерию, в этот раз бы не отступила. Сердце гулко стучало в груди. Позади нее лилась вода, а она все ждала, пока не начала дрожать. Оливия резко развернулась и выключила воду, держа наготове в руках бритву.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70067503&lfrom=174836202) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
