– Он и есть. – баба Оня по очереди загасила свечи. – Поеду. Умаялась я. Хочу отдохнуть.
– А Лада? Ладушка что же? – всплеснула спадарыня пёстрыми крыльями.
– Ладушка связана с Анной. Без неё вряд ли узнаем, где малышка.
– Да что знать-то! – клетник досадливо сплюнул. – Мара к себе прибрала крошечку нашу. Вон, вишь, хозяйка, лёдом опутана! Её работа! Морены-зимы!
– Может и так. Мара Ладушке благоволит. Не причинит вреда. Пусть девочка остаётся у неё.
– Но как же! – разохалась спадарыня. – Ты не станешь её искать? Оставишь всё как есть??
– Оставлю. Что я могу против великой Мары? – Оня нарочито возвысила голос. – Лесной хозяюшке не занимать мудрости. Ей виднее, что делать, как поступать.
Под растерянным взглядом домовуши бабка побросала в корзинку вещички и попросила клетника:
– Посвисти батюшка-клетник, подзови мне наше такси.
Ждать аиста в доме Оня не стала. Запахнувшись в тулупчик, вышла на мороз. На душе было скверно и горько не только от случившегося, но и из-за вынужденной лжи. Ничего, так будет лучше. У Мары везде уши, везде доносчики, так пусть думает, что девчата сдались, что не станут и пытаться противостоять её беспощадной силе.
Аист спикировал почти сразу. Подсадив пассажирку себе на спину, взвился вверх и полетел в сторону болот. Баба Оня задумала посетить мельницу – для вида разжиться мучицей, на самом же деле повидать давнюю свою приятельницу шишигу. Мельничная кикимора много знала, многое умела и могла дать дельный совет, подсказать, как лучше им подобраться к Маре.
Сухой мороз выстудил трясину. Она сделалась прочной и твёрдой, как земля. Редкие озерки-оконца затянуло гладким прозрачным льдом. Мох порыжел и пожух, среди него унылыми скелетами торчали голые стволы чахлых деревьев.
За лесом, со стороны перехода небо затягивали тяжёлые тучи, там сыпал бесконечный снег.
Мельница была неподвижна. Не крутились лопасти-крылья, не слышно было знакомого шума. Возле закрытой двери копошилась невнятная фигура, в замызганном ватнике и шляпе-грибе раскладывала кругом нелепые самоделки.
– Лида Васильевна, есть кто дома? – баба Оня приостановилась рядом.
– А все! – расплылась та в улыбке. – Федька только по лесу блукает. Как Варька передумала замуж, так и ходит туда, горемычный. Сильно по ней убивается. Сама знаешь…
– А ты что же мастеришь?
– Да ведьмин круг! Мельничку обезопасить хочу, в такое-то время!
– А грибочки откуда?
– Из теста сделала! – Лидия Васильевна с гордостью продемонстрировала бледную поганку на тонкой ножке-кривуле.
– Что же они у тебя в один цвет?
– Так красок нет. Гераська в дому засел. А Федька в лесу, я ж говорила.
Поправив сползающую на глаза шляпу, Лидия Васильевна извлекла из сумки совсем уж непознаваемую фигурку, чем-то смахивающую на приплюснутое яйцо.
– Головач! Как настоящий, скажи? Его у двери оставлю! Чтобы зло не прошло!
– Кто же надоумил тебя?
– Грибная матерь! Во сне её увидала и сразу тесто завела! – погрозив кулаком наливающемуся темнотой небу, бодрая старушенция прерывисто вздохнула. – Смутные времена заходят. А грибочки что сторожа! Сберегут наш покой, скроют мельничку от пришлых.
– А это что же будет? – баба Оня кивнула на странную конструкцию из мха да веток.
– Секрет, секрет, – Лидия Васильевна неуклюже раскинула руки, пытаясь скрыть очередное творение. – Нельзя! Нельзя! После узнаешь!
– Как скажешь, затейница. – баба Оня не стала настаивать, подтолкнула деревянную дверь и прошла внутрь.
Тем временем Матрёша с Варварой добрались до деревни. Не поздоровавшись толком, наперебой заговорили про поползух.
– Клубятся! Ватажутся! – согласился Семён. – Нехорошо это, не к добру.
– Согласна, Семён. – кивнула Грапа, расцеловавшись с гостьями. – Как вовремя вы приехали! У нас ведь опять неладно!
– Кто такие эти поползухи? – Варвара обернулась в поисках хозяйки.
– У Анютки наша Оня. Помочь пытается, – Грапа засуетилась возле печи. – Проголодались, небось? Садитесь к столу. После разговаривать станем.
– Про поползух хоть скажи. – снова попросила Варвара. – Что за сущности? Откуда взялись?
– На что он нужны! – скривился дед. – Видал я давеча одну на той стороне. И толку?
– Я их не рассмотрела совсем. – пожаловалась Варвара. – Тени и тени.
– Ты ходил на ту сторону? – Матрёша перебила подругу. – Один или с котеем?
– Зачем с ним. Один. Снегу тама! Страсть как много нападало. Не пробился сквозь него, пришлось поворотить назад.
– Вот вам и зима в ноябре… – протянула Варвара. – Что за дела здесь творятся? Рассказывайте уже! Не томите!
– Да что говорить… – вздохнула Грапа. – Аннушка Мару разгневала. Всё из-за доченьки своей.
– Вот дура! – Матрёша картинно закатила глаза. – Всё так и прятала её? Продолжала чудить?
Грапа кивнула и нахохлилась.
– Допряталась. Попёрли нашу девчушку.
– Узнали хоть – кто?
– Думается, что сама! По всем позициям Морена выходит.
– А Анна что же?
– Анька в дому заперта! – с жаром выпалил дед. – Сидит сычихой равнодушной. Вовремя вы приехали, девки. И звать не пришлось.
– Нас котеич позвал, – Матрёша рассказала про странные звонки, а после спросила. – Где он сейчас?
– Дак шляется где-то, – отмахнулся дед. – Или приснул в тепле. Самое время для спячки.
– Какая спячка, Семён! Он звонил, просил помощи! – возмутилась Матрёша. – Мы потому и приехали. Скажи, Варь!
– Всё так, – подтвердила Варвара, помогая Грапе разливать дымящиеся щи. – Не дёргайся, Матрёш. Давай перекусим.
– Можно и мне добавочки? – дед причмокнул губами и зажмурился. – Первоклассная продукция! Первый сорт!
– Не камуфло ваши щи! – Матрёша с тоской покосилась на тарелку. – Сейчас бы Ониных пирогов. А ещё лучше пиццу. Я б «Три сезона» заказала. Или просто из четырёх сыров.
– Ишь, завела! – хрюкнул в бородёнку Семён. – Пицю ей подавай! Совсем в городские заделалася. Пообвешалася цацками, что ёлка. Ресницы метла метлой. А ногтищи!
– То самый шик! – отбрила деда Матрёша. – Не соображаешь в модах, так не лезь. Я бьюти-блогер, мне положено!
– Бути-богер? Что за зверюшка така?
–Тундра ты, дед. Я косметику обзираю, модные тенденции рассматриваю. Выношу в массы, так сказать. Просвещаю народ.
– У неё и помощница под стать, – подмигнула деду Варвара и вдруг тихо охнула, испуганно уставилась на приятельницу. – А где кутя, Матрёш? Ты же в сумке её тащила.
– Там и сидит. Она у меня стеснительная. Попривыкнет к обстановке и вылезет.
– Эта какая ж такая кутя? – заинтересовался Семён.
– Точная копия нашей Матрёши! – рассмеялась Варвара. – И характер скверный. Один в один.
– Ты к себе-то не хочешь зайти? – невпопад поинтересовалась Грапа. Она всё поглядывала в окно, ожидая возвращения хозяйки.
– Зайду, конечно. Только попозжа. Вот Оня вернётся, обсудим ситуацию и после схожу. Я ж кутю сюда насовсем привезла. В доме определю. Она деревню любит.
– Это хорошо. Это правильно. Негоже дому пустовать… – Грапа не успела закончить мысль – прильнула поближе к стеклу, вглядываясь в навалившиеся на деревню сумерки.
По улице прошло движение – пыль и да сухие листья взвились невысокими вихрями. Подгоняемые ветром, покатились вперёд юлой. А за ними неуклюже задвигалась темнота, стала расти в высоту, стремительно приближаясь к небу.
Глава 5
Тоськин домишко почти замело. Посреди огромных сугробов сделался он невидимкою, слился со снежной белизной. Снегом подпёрло дверь да залепило оконца, только тонкий дымок из трубы указывал, что здесь кто-то живёт.
Матоха совсем примолк – уснул в глубине под печью, устроившись в гнезде из тряпиц и сушняка. Прижавшись к тёплому печному боку, радостно всхрапывал и мохнатый вазила, ему чудилась весна, поле в синих шапочках васильков. Солнце светило в спину, пригревая. А вдалеке раздавалось задорное ржание его родни.
Голбешка нахохлился в уголке. Поджав когтистые лапы, распушился в стожок, прикрыл совиные круглые глаза. Дремал.
Одна лишь Тоська бодрствовала сейчас – укутавшись в штопанную шаль, сидела возле стола, пристально всматриваясь в наполненную до краёв миску. Время шло, а картинка в воде не менялась, лишь мельтешили снежные помехи, полностью перекрывая обзор.
– Только бы успел перейти! Только бы покинул обратку! – бормотала Тоська вполголоса. – Ты справишься, Тимош! Ты сможешь! Тебе не привыкать.
Тимофей погостил всего пару часов – расстроенный ссорой с женой, всё жаловался на Анну, сетовал на её мнительность и страхи. Тоська слушала его невнимательно – неясное предчувствие щемило сердце, не давало расслабиться, побуждало завернуть брата обратно домой. И когда с неба полетели первые снежинки, она почти вытолкала его за порог, велела бежать с изнанки.
– Что-то грядёт! Я чувствую силу и злость. Чувствую гнев Мары!
– С чего ей гневаться? – попытался возразить Тимофей, но в этот миг над поляной роем пронеслись поползухи, потрясая мешками без дна щедро ссыпали вниз белую крупу. Тоська едва успела набросить на брата непрогляд.
– Видал? А ты споришь! Поспешай-торопись! Непрогляд долго не продержится!
– Но для чего она их прислала? – Тимофей зачарованно уставился вслед поползухам.
– Спроси у жены! Думаю, дело в ней!
– В Анне? – опешил Тимофей и, забыв попрощаться, бросился бежать через лес.
– Ишь, припустил! – досадливо передёрнулась Тоська. – Как только про Аньку сказала, так сразу… Больше и просить не пришлось!
Мысли о невестке до сих пор вызывали колючую ревность. Но сейчас она не дала ей разгореться, послала вдогонку за братом обережную заклятку, поплевала вслед, чтобы миновала его встреча с неприкаянными, чтобы не увязались за ним удельницы, а кошемары не перестряли дорогу…
Обмакнув в воду палец, Тоська провела невидимый круг и осторожно подула в серединку. И опять замелькали снежные мушки, словно и не было в целом свете никого кроме них.
Тоська смотрела и смотрела, пока грудь не ожгло холодом – лунница, давний подарок Анны, сделалась словно кусочек льда!
Затрепетал воздух, и из пустоты проявилась зыбкая фигура, приморозила комнату, загасила огонь в печи.
Многорукая да ужасная с виду, зависла Мара перед Тоськой. Свела к переносице темные брови, потребовала, чтобы вернула брата назад, удержала возле себя на изнанке.
– А ты сама… сама не можешь его вернуть? – вопрос вырвался сам собой. Тоська хоть и робела перед Марой, не смогла удержаться от лёгкой подколки.
– Хочешь, чтобы сама? Могу! – Мара склонилась вперёд, жуткий лик оказался совсем близко. – Но не пожалеешь ли после?
– Зачем его возвращать? – новый вопрос дался Тоське с усилием.
– Анна не пара ему! Больше не пара! Их нужно разлучить навсегда!
– Не ты ли благословила их?
– Прикуси-ка язык! Не доросла ещё, чтобы мне перечить! Слушай да исполняй, что велю! Поняла?
Нужно было кивнуть. Или сползти на колени. Прижаться лбом к стылому полу, молить о милости и снисхождении. Да только упрямство не позволяло Тоське покориться, удерживало на месте, мешало выполнить волю лесной хозяйки.
– Что же молчишь? Онемела от страха? – белые, будто стеклянные глаза прожигали Тоську насквозь.
– Я… думаю… – с трудом просипела Тоська в ответ. – Что… ты… хочешь мне… поручить?
– Сначала клятва! Потом задание! – усмехнулась Мара. Сузив глаза, прошипела хищно. – Клянись мне! Ну же, клянись!!
Словно тяжёлая гиря, потянула лунница Тоську книзу, ноги сделались ватными и чужими, подогнулись сами собой.
– Ты же была добра ко мне! – не хотела сдаваться Тоська. – В прошлый раз отпустила в деревню, позволила вернуться к своим.
– Что было, то снегом перемело! Лето сменила зима! – Мара вдруг изогнулась змеёй, заскользила мимо Тоськи кругом. – Клянись мне в верности и повиновении! Клянись не водиться с людьми! Клянись не видеться больше с подругами. Не бывать в деревне. Никогда! Никогда!!
