У дерева стояли сразу трое лучников. А за ними виднелись еще фигуры. Видимо, мы лежали на самом фланге нападающих – а таинственные незнакомцы, несомненно, были нападающими, кем же им еще быть? – так как близкая речка не позволяла им растянуть цепь стрелков дальше. Увиденный мной лучник был крайним в цепи.
И тут произошло сразу множество событий. «Своего» лучника я теперь видел сбоку и со спины, почти на грани зрения. Он подобрался к краю прогалины и замер.
Неожиданно среди хора распевшихся утренних пичуг прозвучало уханье совы, резанув по уху.
– Ради Матери Предков, парень, лежи камнем!.. – прохрипел Остах, стиснув рукой шею.
«Больно, черт ты старый!»
На лучника, который, услышав сигнал, вскинул лук, с дерева упало темное пятно. Остах перестал придавливать меня к земле и только шипел яростным шепотом:
– Живьем, Барат, живьем!.. – Остах скреб пальцами по прошлогодней листве. – Вот сучонок, пайгальское семя, опять на верхотуру забрался! Медузу тебе в мошонку, что творишь! Как глотку режешь, недоношенный!.. – Остах закусил губу, чтоб не заорать.
«Эк моего воспитателя разбирает! Ему самому ножом помахать охота, да я мешаю».
Фигура тем временем, встав во весь рост, подняла руку с коротким клинком, и – «Дор-рррча! Дор-рррча!!!» – раздался боевой клич.
От громкого вопля все лесные певцы мигом замолчали. На мгновенье упала тишина, в которой слышались щелчки спускаемых тетив. А потом звуки посыпались лавиной – вопли, крики, проклятия, ржание лошадей.
– К оружию!
– К бою!
– Дорча! Дорча! – заухало недалеко.
– Лежи камнем! – уже не скрываясь, бросил мне в лицо Остах. И, вскочив, побежал к Барату.
Сердце билось так, что кровь прилила к голове, в висках бухало молотом, закладывая уши. А в голове дурацким хороводом металась по кругу одна и та же мысль: «Убежал и даже ножа не оставил… И даже ножа не оставил…» – и глупая обида на оставившего меня одного дядьку.
Опять мальчишка на волю вырвался. С этим что-то надо делать. В подавляющем большинстве случаев вел партию я. Десятилетний мальчик не то чтобы затаился во мне – нет, подобного шизофренического раздвоения сознания не наблюдалось. Просто я стал Ултером (хоть он теперь Олтер), мальчик стал Антоном, а мы стали единым целым. Но в моменты сильного эмоционального потрясения реакции маленького мальчика вырывались и не знали удержу. С одной стороны, меня это здорово выручало, с другой – как сейчас, например, – мешало.
Подавив панику, я кое-как взял себя в руки. Кровь в ушах перестала так сильно шуметь, и я услышал звон железа. Все-таки дошло дело до рукопашной. Значит, планы нападавших сорваны? А может, напротив, они дорезают сейчас ополоумевший со сна лагерь, а затем начнут потрошить купеческое добро? Потом, если не наткнутся на сжавшегося от ужаса в комок обезноженного десятилетнего мальчишку в кустах, растащат добро по разбойничьим норам. Помереть от жажды не грозит – до речки я доползу и на руках. Потом остается только выползти на место побоища и ждать, кто на поляну пожалует следующим…
Эти мысли промелькнули за какие-то мгновения. А тем временем я наблюдал, как подбежавший к Барату дядька Остах с размаху залепил ему справа, отчего у парня мотнулась голова. Что-то коротко прокричав, наставник махнул рукой в мою сторону и для ускорения хлопнул горца по спине. Барат, не оборачиваясь, рванул ко мне. Бежал он, вертя головой.
«Не понял толком, где я прячусь».
Я поднял руку. Взгляд Барата тут же зацепил движение, и, обрадованный, он припустил еще быстрее.
Чудом умудрившись не вляпаться в мою кучу, он опустился на бурку.
– Залезай, – скомандовал я.
– Чего? – ошалело спросил парень. Левое ухо у него наливалось красным.
«Оглох, что ли? Или не отошел еще от схватки?»
– Под бурку, она темная, и нас не видно, – объяснил я. – Спрячемся…
– Спрячемся… – с пониманием повторил Барат, отодвигаясь и залезая под бурку.
– Кто они? Их много? – спросил я.
– Тихо! – приподнял руку с раскрытой ладонью Барат. – Лежим и слушаем!
«Что? Снова лежать и слушать?..»
Прятались мы недолго. Мою разыгравшуюся фантазию о кровавой сече на поляне прервал бегущий человек. Он мчался, не скрываясь, сучья летели из-под ног во все стороны. С перепуга он несся вперед, не разбирая дороги. Возможности разглядеть, кто это – свой или чужой, не было ни малейшей. Через пару мгновений узнаем, оббежит этот лось наше убежище или ломанется насквозь. И что-то мне подсказывало, что скорее последнее.
«И даже нож не оставил», – уже без всякой паники с сожалением подумал я, взглянув на Барата. Тот подобрался. Кончик кинжала, который он держал перед собой над землей, слегка подрагивал.
Бегущий приблизился. Традиционная овечья безрукавка. Шаровары, заправленные в мягкие сапоги. Широкая лента на лбу, удерживающая длинные волосы. И небольшой топорик на длинной рукояти в правой руке, который он держал на излете, как дубину. Вот он вломился в подлесок, взметнулась бурка, навстречу кинулся Барат. Короткий укол кинжалом, отскок назад и влево. Бежавший по инерции сделал еще пару шагов и, даже не успев вскинуть руки, рухнул на землю, заливая ее кровью. Гортань вскрыта. Подергавшись и посучив ногами, он затих. Откинутый смертельными конвульсиями топор валялся в шаге от моей головы.
Барат опустился рядом с поверженным и, глядя то на меня, то на труп, тоскливо произнес:
– И этого – насмерть. Опять не живьем… Ну что поделать? Ведь сам учил … В шею, чтоб наверняка. – Потом, видимо о чем-то вспомнив, он отодвинул меня подальше от расплывающейся лужи крови, вновь примостив на бурку. Мы сели лицом к тому месту, откуда выбежал бедолага.
– Ты как, Оли? – спросил меня Барат. – Живой?
Думал он о чем-то своем. Глаза охранника обшаривали местность.
– Живой, – пискляво ответил я. – Дя-я-ядька-а-а Оста-а-ах мне даже но-о-ожа не оста-а-ави-и-ил!..
Ну что ты будешь делать! Опять разревелся, сопли распустил. Хотя чего уж там, страшно было не на шутку.
– Тихо! – цыкнул Барат.
«Да что они заладили все – тихо да тихо! Я маленький, и мне страшно, мать вашу за ногу!»
Барат сам испугался своей резкости. Нос у него не дорос – кричать на наследника.
– Держи, – горец протянул свой кинжал, протерев клинок о безрукавку убитого и взяв себе его топор.
– Это мне?.. – ошарашенно спросил я. Плач как рукой сняло.
– Тебе, Олтер, – серьезно кивнул Барат. – Тебе нужен нож? Возьми мой, это честь для меня.
– Спасибо, – не стал отнекиваться я. Кинжал для меня был явно большим и слишком громоздким, но отказаться выше моих мальчишеских сил. – Спасибо, Барат!
– Что уж там, – улыбнулся он. И добавил: – По-моему, все кончилось.
Он еще раз прислушался, и мы услышали победный крик. «Дорчариан! Дорчариан!» – орали несколько глоток.
– Ты спрашивал, кто они? – спросил Барат. – Не знаю, как другие, а этот, – нагнулся над убитым и сорвал с его головы цветную вышитую налобную повязку, – гворча. Предатель, – сплюнул на землю парень.
«Гворча», «предатели» и «изменники» в памяти Олтера становились в один ряд. Мальчик знал с самого раннего детства, что гворча – злые и опасные люди, которых стоит опасаться. Когда взрослые при них с братом изредка произносили «гворча», то всегда так же сплевывали на землю. Как будто осквернили уста этим словом и, сплюнув, очищались от заразы. Однако конкретных деталей в моей новой памяти относительно предательства гворча не хранилось.
Мы услышали переливчатый свист. На том месте, где Барат убил лучника, стоял кто-то, призывно взмахивая рукой. По-моему, это Остах. Также к нам бежал парень, который спал у двери шатра. Подол его безрукавки заляпан кровью. Подбежав, он глянул на меня, повернулся и заорал:
– Хорошо! Живой!
«Чего уж хорошего. Сходил покакать, блин…»
– Ты как, брат? – спросил подбежавший.
– Ни царапины, – довольно ответил тот. – А ты? – горец кивнул на испачканную кровью безрукавку.
– Пустое, – махнул рукой Йолташ. – Прижали крепко. Учитель помог со спины. Вдвоем мы их взяли.
– Живьем?
– Какое там…
Показалось или Барат победно на меня посмотрел?
– Недобиток ничего сказать не успел: похаркал кровью и кончился.
– Учитель злится? – спросил Барат.
Йолташ пожал плечами. Он вообще был парень немногословный:
– Рычит, но так… Для порядку…
– Йолташ!!! – прервал беседу далекий вопль.
Пригнув головы, парни тут же подхватили меня и побежали к поляне.
«Вот и информация подоспела. Йолташ и Барат – братья, а Остах, значится, их учитель. Ножевого боя, как я полагаю».
Насколько мастерски Остах владел своим страшным тесаком, который предпочитал мечу или топору, Олтер не знал. Но ножевому бою близнецов учил именно дядька, из чего следовало, что и братьев Барата с Йолташем он учит тому же.
– Жив? – коротко спросил Остах, вперив требовательный взгляд.
– Да.
– А это что? – недоуменно спросил дядька, увидев кинжал.
– Барат подарил. Мне одному страшно без ножа. А он подарил, – сбивчиво начал объяснять я.
– Не подходит, – сказал Остах. – Не по руке, слишком тяжелый… – Но, увидев, как я двумя руками прижал кинжал, остановился.
– Барат! Рыбьи твои потроха! Как думаешь, отчего наследник до сих пор без оружия ходит? Думаешь, у дана оружейная опустела, сыночку кинжала не хватило?
Парень опустил глаза. Дядька помолчал. Помял пальцами нижнюю губу. И устало добавил:
– Отец его должен был одарить. Отец!!! Или наместник. За победу какую или еще как… – Он махнул рукой. – Однако… подарок в бою – то свято. Отдариться не забудь, – велел мне Остах.
Он повернулся и велел братьям:
– Парня на бочку, и от него ни на шаг.
«Парня на бочку – звучит-то как! – думал я, развалившись на «своей» бочке. В отличие от вчерашнего дня, бочку поставили в тени дерева, и я удобно оперся спиной о ствол. – Свой баррель нефти, хе-хе!»
В стороне сволакивали трупы нападавших, наваливая кучей. Куча была невеликой – с десяток тел. Наш Ллуг вместе с парочкой из купеческого обоза деловито обирали трупы, складывая одежду, носимые вещи и оружие раздельно. Голых мертвецов укладывали штабелями рядом, перекладывая дровами.
Стараясь не смотреть на сортировку мертвецов, я оглядывал место рассветного побоища. Самого побоища как раз и не наблюдалось. Для наших копали могилы. Всего три ямы. Погибшие, насколько я мог понять, были опять-таки из окружения Буддала. Сам купец как ни в чем не бывало метался между походным столом, за которым мы вчера ужинали, и своими повозками.
Его яркий шатер уже освободили от растяжек и подпорок, полотнище разложили на земле и скатывали в рулон. Я посмотрел на свою ставку. И не узнал ее. Покосившаяся груда шатра вся утыкана стрелами. Недалеко валялись не прибранные трупы. Впрочем, к ним уже направлялись двое из «похоронной команды».
Шатер Алиаса Фугга представлял не менее плачевное зрелище, только тела нападавших, если они были, успели унести.
Что же – картина получалась уже не такая ясная, как представлялось прежде. Никаких разбойников с большой дороги не было, на повозки и добро купца никто не покушался. Нападавшие оказались непонятными предателями гворча. У моего шатра нашло свой конец немало врагов, а вот, судя по количеству выпущенных стрел, шатер Голоса Империи был для них первоочередной целью.
Как бы поменялась ситуация, если бы Алиаса Фугга прикончили? Мы еще на территории земель Дорчариан или уже в Империи?
Как же не хватает исходных данных! Как не хватает информации! Мозг жителя двадцать первого века от подобной депривации вскипал. Черт возьми! У меня уже от этих раскладов, от бесплодного гадания ум за разум заходит!
– Не волнуйся, наследник Олтер. – Ко мне неслышно подошел Алиас Фугг.
Пока я терзался неразрешимыми из-за недостатка информации вопросами, то незаметно для себя мусолил потными детскими ладошками рукоять подаренного кинжала. А невидящий ничего в задумчивости взгляд почему-то уперся в груду мертвых тел.
«Да он, видимо, думает, я переживаю, что ни одной глотки не успел вскрыть! – подумал я. – Видок у меня, наверное, тот еще. Малолетний палач-садист».
– Не волнуйся, – повторил, присаживаясь на камень рядом, имперец. – Все позади. Твоя жизнь вне опасности.
«Хотел бы я быть в этом уверен», – подумал я.
Глава 4
Братья покосились на Алиаса Фугга, но ничего не сказали. Видимо, сел он не настолько близко, чтобы они могли вмешаться. По-имперски парни не понимали ни слова и потому чиновник, чтобы не нервировать мою взвинченную после боя охрану, говорил на дорча.
– А кто эти люди? – я постарался, чтобы голос не дрожал.
– Эти люди из племени гворча. Слыхал о таком?
Я кивнул.
– И что же ты слышал?
– Что они плохие и их надо опасаться, – честно ответил я. – И они предатели.
– А кого они предали, знаешь? – щурясь на рассветное солнышко, продолжил Алиас.
«Милый разговор. Что тебе от меня надо? Я десятилетний абориген с гор. Малолетний козопас и сын главного козопаса. Что такому важному человеку нужно от десятилетнего мальчишки?»
