Один профессор химии нашего политехнического как-то научил меня подачи «сухой лист». Вернее, я у него её подсмотрел, потому что никак не мог ей принять. Она мне ещё понравилась тем, что удар по мячу проводится почти как при прямом ударе открытой рукой и мяч летит без вращения. А если летит без вращения, значит упирается в воздух и начинает вилять. Куда он вильнёт не знает никто. То есть целься в игрока, а мяч сам вильнёт в сторону.
Я специально подгадал нужную расстановку и отправлял мячи Наташке.
– Наташка, лови, – говорил я и бил по мячу.
Она правильно вставала на приём, но мяч в последний момент вилял в сторону.
В конце концов она расплакалась и ушла с площадки. Блин! Я не хотел этого! Я просто шутил. И тут я понял, что пацанские гормоны превращают меня в пубертатного идиота. Я даже «гыгыкать» стал, как все. Охренеть, подумал я, и побежал в девчачью раздевалку, но она была закрыта на щеколду.
Немного поскулив и поныв за дверью, прося прощение, я вернулся в зал, но в игру не вошёл. Как-то всё вдруг надоело. Прошёл азарт. Со мной так часто бывало.
– Посвисти-ка, – сказал физрук Греку и отдал ему стальной свисток.
Присев рядом со мной на скамейку, он спросил:
– Ты волейболом не хочешь заняться?
– Так я и занимаюсь, – удивился я, понимая, что он имеет ввиду.
– Не… Серьёзно.
– Не-е-е… Серьёзно не хочу. Не разорваться же мне? Я и так… Даже альпинизм не бросаю, хорошо, что он летом, когда времени полно. Но вот хочу дайвингом заняться, придётся завязать.
– Чем заняться? Дайвин… Чего?
– Нырянием с аквалангом.
– Водолазом, что ли, хочешь быть?
– Ну да… Это по-английски.
– Это в ДСААФ, – махнул рукой физрук. – Ты у кого планирующую подачу «слямзил»?
Я дёрнул щекой, а потом головой.
– Понятно, – сказал Эс Эс. – Там же где и каратэ…
– В Динамо подсмотрел.
– И сам разобрался?
Я снова дёрнул угол рта.
– Объяснили.
– Понятно…
В спортзал заглянула директор и окликнула физрука:
– Сергей Степанович!
Эс Эс вздрогнул и посмотрел на дверь. Он боялся директрису, как огня. «Светлана» была правильным директором и разгоняла посиделки физика, трудовика и физрука неоднократно.
– Сергей Степанович, – она всегда выговаривала отчество учителей мужчин правильно, – отдайте мне Шелеста.
Валерка Лисицын поймал летящий в него мяч и оглянулся. Оглянулись все.
– Шелест у нас сегодня нарасхват, – весело и задорно прокричала Людка Фролова.
Совсем недавно мне сообщили, что Людки не стало. Я посмотрел на Наташку Дыбу, сообщившую мне об этом и помрачнел.
– Иди, – тихо сказал физрук. – Не дрейфь. Напортачил?
Я пожал плечами и встал со скамьи.
– Мне с вещами, Светлана Яковлевна? – Спросил я громко.
– Да, пока, вроде рановато, – усмехнулась директриса. – Переоденься и ко мне. Разговор есть.
В кабинете директора сидела историчка и представительный молодой человек, комсомольской наружности. Ну как, молодой? Лет тридцати пяти.
– Вот, Павел Николаевич, это Шелест, про которого мы…
– Понятно. Кто у тебя родители? – Спросил он.
– Папа – сварщик на ТЭЦ-2, мама – преподаватель в институте. А что?
Павел Николаевич удивлённо вскинул брови.
– Ты смотри-ка… Не тушуется. Знаешь кто я? – Спросил он, неожиданно подав ко мне лицо и улыбнувшись.
– Наверное из райкома, – буркнул я.
– Партии… – добавил он. – И не страшно?
Я усмехнулся и спокойно сказал:
– А чего бояться? Что вы, не человек что-ли? Такой же, как и я…
– Шелест! – Едва не выкрикнула директриса.
Историчка отступила к столу. Павел Николаевич откинулся в кресле и засмеялся.
– А мне он нравится, – сказал он. – В резерве стоит? – Спросил секретарь райкома историчку.
– Нет, товарищ секретарь, но секретарём ячейки был.
– Почему был? – Удивился гость.
– Спортсмен я… Времени на комсомольскую работу не хватает, – за неё ответил я.
– Спортсмен-международник? Оригинально! – Он засмеялся. – Кто просветил по поводу международного положения?
– Динамовец я. Там и просветили. Мы в походы ходим по местам боевой славы – бросил я коротко. – На Даманскую заставу.
Потом поправился:
– Ходили… Раньше… Вот пограничники и рассказывали. Полковник из Москвы приезжал, из погрануправления.
– И что же вам рассказывали пограничники? – Ещё больше удивился секретарь райкома.
– То, что… Враги… Внешние. Были, есть и будут. Одни и те же на все времена. И Родину от них защищать надо постоянно, а не время от времени.
– Это кто же и когда… – Поперхнулся райкомовец и закашлялся.
Директор школы быстро налила ему воды. Он хлебнул из стакана и пару раз кашлянул.
– Это про царей говорилось. Сейчас-то да. А раньше…
Историчка порозовела и задышала громко. Павел Николаевич оглянулся на неё. Она развела руками.
– Да… Михаил… В комсорги школы пойдёшь? Потом в партию и к нам? Или по другой линии?
– По какой? – Спросил я, вроде как не понимая, о чём он. – Времени у меня в обрез. На соревнования вот улетаю через две недели. Зачем я вам такой?
– Ну да, ну да… Всё понятно. Очень приятно было с вами, Михаил, познакомиться, – вдруг перейдя на «вы» произнёс секретарь и поднялся из кресла. – Думаю, ещё увидимся. Нам тоже такие кадры нужны. Политически грамотные.
Павел Николаевич подошёл и пожал руку.
– Молодцы чекисты, – сказал он. – За нас нашу работу делают.
Я пожал плечами и вышел.
Я понял, чем буду заниматься в этой жизни, раз уж выдалось проживать её второй раз. Кем я был, тем и буду, только постараюсь не терять времени. Я слишком много его потратил на учёбу и подготовку к работе, но переворот девяносто первого года прервал мою карьеру. И все заготовки и весь мой багаж пропал всуе.
Поэтому, я решил заняться, так сказать, изучением теоретической и материальной части предмета: спорт, а именно получение высокого спортивного разряда по самбо, обучение этого тела восточным единоборствам, получить разряд по альпинизму. В той жизни я его забросил, а потом пришлось навёрстывать.
Вот со специальной подготовкой пока ещё не имелось ясности. Кружков юный разведчик-нелегал в СССР официально не существовало, но с этим я решил разобраться завтра на уроке НВП.
– Класс, равняйсь, смирно! – Скомандовал я. – Товарищ военрук, капитан второго ранга! Девятый «а» класс построен для прохождения военной подготовки.
Николай Семёнович улыбнулся, заметив моё добавление его звания, и скомандовал:
– Вольно. Разойдись. Займите свои места.
– Вольно. Разойдись. Займите свои места, – продублировал я.
Я действительно и в той жизни был выбран учениками командиром. Я не помню почему. Наверное, больше никто не хотел? Или стеснялся… Отнекивался, когда спрашивали: «Кто хочет?».
Помнится, я сразу влюбился в АК-47, как только взял его в руки. И только ради того, чтобы чаще держать его в руках, сразу согласился на «должность». Потом я занял призовое место на районных сборах по его разборке и сборке. Наверное, занял бы первое, но решил это делать с закрытыми глазами.
Была у меня такая нехорошая черта, как «зайчизм», как говорил тренер по самбо. Он часто одёргивал меня, когда я начинал «танцевать» на ковре, крича: «Не зайчись!». Ещё он называл меня «танцор», но это потом, когда я в десятом классе пошёл на бальные танцы и стал выхаживать во время схваток с прямой спиной.
Сейчас, я, наверное, не пойду в танцевальный кружок, Светланы то у меня нет, а ходили мы с ней вместе. Хотя… Танцы мне дали многое. Я смог станцевать вальс на выпускном вечере с мамой. Пойду… Да и Светлана училась в соседней школе. Можно и на танцульки к ним сходить. Но тогда я точно огребусь от её ухажёров, как чуть не случилось однажды в той жизни. Девочка яркая и умная… Да-а-а… Я снова поймал себя на том, что встал на распутье.
После урока я подошёл к Николаю Семёновичу.
– Разрешите обратиться?
– Ты, Шелест, вроде бы и не шутишь? Урок закончился, расслабься.
Он всегда боялся, что над ним будут шутить ученики.
– Захотелось приблизиться, так сказать, к реалиям службы.
Военрук вскинул на меня взгляд из-под очков. Он был ниже меня и шире в теле, но не толстый. Седые волосы, коротко постриженные, слегка торчали на месте соприкосновения с фуражкой, которую он держал в руках.
– Хочешь служить? – Спросил он с надеждой.
– Да вот, думаю. Мне нравится, когда ставятся чёткие и понятные задачи.
– Хех… – произнёс военрук. – В армии не все задачи чёткие и понятные… Что спросить хотел?
– Меня, Николай Семёнович, заинтересовали военные карты. В книжках встречаются, а что там обозначено, не ясно.
– Это в каких книжках ты встречал военные карты?
– В мемуарах.
– Ты читаешь мемуары? – Удивился военрук.
– Пока только просматриваю, – махнул рукой я. Военрук облегчённо вздохнул.
– Будем, будем проходить картографию, ориентирование на местности.
– Я занимался спортивным ориентированием до восьмого класса. Мне нравилось.
– Получалось?
– Конечно. Я даже по стрелкам часов определяюсь.
– Молодец. А я уже и забыл… Ну так, что же ты хочешь.
– Нельзя факультатив организовать? Для углубленного изучения…
– НВП? – Удивился военрук.
– Не начальной, а обычной военной подготовки. Там же и тактика и огневая, и инженерная.
