Михаил Васильевич Шелест "Князь Рязанский"

– Не вели казнить, князь, во сне привиделось. Попутал с явью.

– Встань с колен, Михась, – уже совсем другим тоном сказал Иван. – А что за сон, скажи.

– Снилось, что правишь ты Переславлем-Залесским и называешься Великим Князем Московским, как и твой батюшка, дай Бог ему здравие. Ещё снилось, что скоро мы с тобой пойдём воевать татар хана Саид-Ахмада и ты победишь его в 69632 лете.

Иван изумлённо смотрел на меня. Потом сглотнул слюну и сказал:

– Ты ведун, чоли?

– Не было такого у меня ранее. Сегодня первой привиделось. И ещё привиделась Москва с Кремлём красным кирпичным и храмы белокаменные с золотыми маковками. Лепо-о-о!

В другую дверь зашёл Великий Князь Василий. Его под руки вели двое постельничих. Следом за князем в палату внесли деревянное кресло с подушками, и он сел в него.

– Батюшка, слыш, что Михась Телятевский сказывает. Татары на нас через три лета нападут.

– Так они постоянно нападают, – усмехнулся Василий. – Пока не должны. Мы им еще залог, мной обещанный, не отдали.

– Так мож от этого и нападут? – Вставил я.

– Хе-хе, – захихикал Василий, – Ну, Михась… Ты где? Подходь ко мне.

– Тут я, – подойдя к нему и падая в ноги сказал я.

– Ты пошто, князю сказки сказываешь? Али умысел какой таишь?

– Сон рассказал, князь батюшка, что возьмёшь его в соправители, и дашь на княжение Переславль, что Залесский. Ещё кремль видел красным кирпичом выложенный с башнями высокими, и соборами белокаменными с золотыми куполами, – повторил я «сон».

– Ишь ты… мал вроде хитрости плести, и нет у тебя тут никого, кто бы надоумил, кроме воеводы, но и тот не знает, что указ я уже подписал о соуправлении. Писец? Так вроде он со мной всегда рядом…

Он нащупал одного из постельничих.

– Ты тут, Артишка?

– Тут я, батюшка.

– Вишь, што глаголит малец… Сколько жить буду не видел? – Обратился он ко мне.

– Видел, батюшка. Долго.

– Спасибо и на том. В провидцы тебя записать? При дворе моём?

– Упаси Бог, Великий Князь. Какой с меня провидец? Раз что-то мнилось, а будет ли далее? Если что привидится, я сыну вашему Князю Ивану Васильевичу скажу. Я хочу воем стать знатным и служить Руси нашей. Татарву и литвин с немцами побить всех.

– Поди сюда, воин, – он вытянул в мою сторону руки и, когда я встал, провёл ими по моей голове, лицу, плечам, рукам. – Ладный ты. Будет из тебя добрый воевода. Служи пока князю своему Тверскому Борису. Мы с ним вместе. Пока. А там видно будет.

– Батюшка, он завтра дружкой моим будет, ты помнишь? Ты обещал мне.

Василий поморщился.

– Так сватал Марию я тебе…

– Не гоже тебе дружкой быть

– Молод он. Да и обряда не знает, поди?

– Знаю, Царь батюшка, – вырвалось у меня.

– Как ты сказал? Царь? Кто сказал? Опять, скажешь, во сне видел.

– Так и есть… Вырвалось с языка. Не по моей воле, государ.

– Ты где это… слышал? Молод ещё. Наукам обучен? – Возбуждённо спрашивал Василий.

– Самую малость. Счету, да письму. Но читал много книг греческих. Там цезари, кесари упоминаются. Вот и вырвалось – цар.

– Ты, говори, но не заговаривайся, – грозно сказал Великий Князь, – Кесарю – кесарево, а князю… – Потом прервал себя и милостиво добавил, – Пусть будет дружкой, коль такой грамотный. Ванятка, поди ко мне.

Иван подошёл к Василию. Я отошёл в сторону.

– Взрослый ты становишься. Тяжёлая ноша на тебя ляжет. Тяжело земли собирать в единую силу. Много недовольных будет, жадных и завистливых. Мой век короток. Хоть и нагадал мне твой ведун, – он усмехнулся, – но… Пока вместе править будем. Помогу тебе. Учись воевать. Без войны нет мира. Тебе бы таких, как этот Михась с десяток, но… – опять замолчал он. Потом повернулся в сторону меня, сказал:

– Вот победишь хана Саид-Ахмада, – дам тебе московское боярство и вотчину хорошую. – Князь засмеялся, но вдруг, прервал смех и спросил:

– Через три года, говоришь? Сколько тебе лет будет?

– Осмнадцать.

– У-у-у… Самый сок. Я сказал, ты услышал. А пока рядом с Иваном будь. Я договорюсь с князем Борисом. Да, – вспомнил он, – говорят ты к Марии неровно дышишь? Так ли это?

Я вдруг вспыхнул так, что думал опалю его огнём. Мне то чего? С каких…?

– По детству было, Великий Князь. Сейчас другая по нраву, хочу сватов засылать. Но к Марии отношусь очень хорошо. Она славная была по малолетству. – Я улыбнулся.

– Это хорошо. Будешь их обоих охранять. Как, Ванятка, сгодится тебе такой дружка?

– Сгодиться, батюшка, – Иван запрыгал.

– Ну-ну, – сказал князь, будто всё видя, – не гоже тебе… козловать.

Иван оглянулся на меня, смутившись, но потом подмигнул и заговорщицки потёр ладони.

– Ты отдай его своим дядькам, пусть научат обряду венчания. В церкви, там попы сами разберутся, а наше народное, надо соблюсти по кону.

– Шас позову и пусть учат. Мне тоже интересно и знать надо. – И Иван умчался в дверь, ведущую в великокняжеские покои.

– Вот и ладно, – сказал Князь Василий. Потом, помолчав немного, добавил, – Ты, Михаил сын Фёдора унаследуешь маленький городок в Твери. Отец твой, слышал я, совсем плох. Сколько там дворов? Двадцать? И всё хозяйство. Держись Ивана. Помогай ему, и тебе прибудет. Про боярство московское – не шутил. Но прежде… – Он подозвал меня ближе и сделал движение слугам, чтобы отошли дальше, потом продолжил, – прежде доделать дело надо. Пока Шемяка жив, не будет покоя на Руси. И Новгород его считает Великим Князем Московским. Разве это дело?

Он опять положил свои ладони мне на плечи и, притянув к себе, зашептал в левое ухо:

– Извести его надо. Если сделаешь, получишь Рузу и Димитров.

– Сам думал, что дальше делать с Шемякой. Новгород брать пока не с руки…

– Пока? – Слегка отшатнулся Василий.

– Пока, – повторил с нажимом я, и продолжил, – посему, полагаю, это единственный ход, успокоить Русь. Только подобраться к нему… Есть мыслишка одна… Не знаю, одобришь ли?

– Скажи, услышу, – прошептал князь.

– Я поеду в Новгород, найду Шемяку и скажу, что ты просил его убить.

Василий отшатнулся, но я, взяв его кисть, и слегка сжав её, успокоил его.

– Скажу, что ты приказал его убить, – поправил себя я, – но я, влюблённый в Марию, готов убить и тебя, князь, и сына твоего князя Ивана, если Шемяка даст мне боярство и вотчины. Если я завтра проведу обряд венчания, они поймут, что я очень близок к вам, и могут поверить.

Переведя дух, я продолжил:

– Разговор с Шемякой будет очень близким, как с тобой сейчас, – сказал я, и притянул князя за локти чуть-чуть к себе. По его телу пробежала дрожь, он попытался вырваться, но я успокоил его.

– Я твой, Князь, от кончиков пальцев до кончиков волос. Верь мне.

– Я верю тебе. Продолжай.

– Во время разговора, я смогу убить его. Как? Это моё дело. Только ты, Великий Князь не верь никаким наветам про меня. Ты же понимаешь, я могу позволить себе всякие вольности в разговоре, по отношению и к тебе, и к твоей семье.

– Я понимаю, тебя. Жаль, что я не могу видеть тебя, Михаил. Ты сильно удивил меня. Давно меня так никто не удивлял…

В дверь вбежал Иван.

– Дядьки… Идут, – через паузу сказал он, увидев в нашем разговоре напряженность. – Что это вы… такие?

– Учу твоего дружку, как татар воевать.

– На нём лица нет, – сказал Иван.

* * *

Я был на ногах до вторых петухов. Мне отвели светёлку рядом с покоями Ивана и заутреннюю молитву мы провели вместе тут же в часовне. С нами молился Великий Князь и вся его дворня.

Обряд я провел без сучка и задоринки. Вскоре после заутрени, после умывания и одевания, с третьими петухами, я отправился пешком к хоромам княгини Марии. Там меня встретила её подружка и мы обменялись с ней дарами. Предупредив о скором приезде жениха, мы встали с ней на крыльцо, стали ждать.

Выше на крыльце стояла дворня княгини, мамки и няньки. Все они дружно голосили, про лебёдушку и ясна сокола на разные мотивы, но с одним смыслом. Девки подтрунивали надо мной и пытались вывести.

Когда из-за угла княжих хором вышел поезд жениха, тоже с песнями, украшенный лентами на длинных шестах и бросаемыми на жениха, периодически, цветами, мамки заголосили громче. Я был удивлён, но плакали они на полном серьёзе. Слёзы лились ручьями. Встретив жениха и приняв от него дары невесте, я с глубоким поклоном передал их, но так как дары умещались в двух сундуках, от мамок выскочили четыре дебелых тётки и, отобрав у молодцев сундуки, бодро затащили их в хоромы.

Дальше пошли торги с подружкой и с мамками за «честь девичью». Мы сначала предлагали один ларец, потом два, но бабы успокоились на пяти ларцах, куче платьев и лент. После этого жених был допущен в покои невесты.

Мария стояла укрытая белым парчовым покрывалом, и смотрела на нас через узкие вертикальные прорези для глаз. Вокруг неё ходил и пел девичий хоровод, в который постепенно входили «друзья» жениха. Это были боярские дети Московского и Тверского княжеств. Петька был тут же. Он ходил, важно вышагивая аистом, высоко поднимая колени, сильно выпятив грудь.

Потом в круг хоровода прошёл с венцом Иван. Мария поклонилась ему в пояс, и он надел венок Марии на голову. Иван поклонился, и Мария надела венок на голову Ивану. Мамки голосить перестали. Жених и невеста поклонились гостям и пригласили всех на пир. Все сразу и громко загомонили. Двери палаты распахнулись и все прошли за женихом и невестой в большой столовый зал.

Примерно через час пития и здравниц, я поднялся и пригласил всех пройти в храм для божественного венчания. Все присутствующие вышли вслед за женихом и невестой из хором княгини и пошли в собор Спаса на Бору, который стоял буквально напротив выхода из палат княгини метрах в стах.

После причащения и литургии, молодоженов обвенчали. Под звон колоколов мы вышли из собора и через людской коридор прошли в хоромы Князя Ивана, где начался настоящий пир. Мария сидела всё ещё укрытая покрывалом. И она, и он не прикасались к трапезе, а вокруг них глумились гости предлагая откушать или отпить.

Я незаметно пинал мужиков по ногам и щипал девок за разные места. Хотя, в таких, как у них нарядах… добраться до больного места было проблематично. Но я добирался. Меня обзывали охальником и весело смеялись. Некоторые подходили вторично, блестя на меня масличными глазами.

– Как бы не заставили жениться, – подумал я весело.

Под вечер молодых отвели в разные опочивальни. По малолетству. До пятнадцати лет совокупление запрещалось. Первым в опочивальни входил я, и несколько раз ударял по постели кнутом, отгоняя нечистую силу. Молодых оставили одних, а я за дверью остался охранять их покой. Вместе с няньками и дядьками. В этой комнате стоял стол, уставленный едой и квасом, хмельного нам не полагалось, и узкая скамья, чтобы мы не уснули.

Надо было дождаться третьих петухов

Глава 2.

Я ехал в Новгород по заданию Великого Князя. Но сначала мне надо было заехать в Тверь к отцу. По официальной версии Великий Князь отпустил меня проведать сильно хворавшего отца, который находился не в своих вотчинных землях, а в Твери. Ехал я верхом, со всей своей сотней.

Стояла середина лета. Дорога была прекрасная. Плотно утоптанная и укатанная высохшая глина была не хуже, а лучше наших асфальтов. Дорога из Москвы в Новгород через Тверь, сейчас была основным торговым путём Москвы. Если раньше весь товар: меха и сельскохозяйственные продукты шёл на Крымский полуостров в итальянские колонии, то сейчас, после захвата Тавриды и Константинополя турками, московские товары потекли только через Новгород. Поэтому дорога была оживлённой. И безопасной. Если с тобой сотня добрых молодцев.

Двести верст по такой дороге, да в две лошади – два дня пути. Правда пыль из-под копыт раздражала, но я приказал сотне растянуться, и мы не мешали друг-другу.

Ничего существенного в дороге не произошло.

Отец Михаила, а теперь и мой, проживал сейчас на подворье Тверского князя Бориса, который был сейчас в Москве. Туда я и направился, распустив свою сотню, которая с гиканьем и свистом, рассыпалась по городу, пообещав завтра на зорьке быть у Владимирских ворот.

* * *

– Здрав будь, батюшка, – тихо сказал я, зайдя в темную комнатку с единственным мутным небольшим оконцем. Глаза со свету ничего не видели.

– Ты ли это, Михасик?

– Я батюшка, – сказал я, и у меня потекли слёзы из глаз, – не вижу тебя.

Я распахнул дверь, и в конусе её света увидел лежанку, а на ней сухонького старика в холщёвой рубашке, смотрящего в мою сторону. Я быстро подошел к нему, и опустился на колени, склонив к нему голову. Отец положил мне на голову руку. Она была тяжёлая и холодная.

– Я вам снадобья принес, надо выпить, – сказал я, доставая из сумы флягу.

Положив флягу на пол, я помог князю сесть. Он был совсем лёгким.

– Подними меня, я встану. Хочу обнять тебя. Прижать к груди.

Я поднял его, поставив на ноги. Он, оставив у меня на шее свои руки, выпрямился.

– Какой ты… крепкий у меня уродился.