А примерно через месяц попадает в отделение такой же экземпляр. Богатый бизнесмен, который от жизни устал. Тоже синдром отмены.
– Вы в индийскую деревню Шрипур-Купур не ездили? – на всякий случай поинтересовался врач. – К гуру, чакры чистить?
– Откуда вы знаете, доктор? – расплылся в улыбке пациент. – Тоже там бывали? Это Василий Сергеевич мне посоветовал. Он, кстати, и вас мне рекомендовал, когда мне на родине поплохело. А там, в Индии, – настоящий рай! Отличное место, не правда ли?
– Неправда, – вздохнул врач, предчувствуя, что это был не последний в его практике чистильщик чакр.
Как в воду смотрел. За последующий год в его отделение ещё двое попали. А сколько в другие отделения города, доктор, конечно, не считал. И все как клоны. Поехали, почистили чакры, вернулись домой, и здесь им плохо.
Доктор сделал простой вывод. Для того чтобы чакры быстрее чистились, сотрудники гуру подмешивают в пищу или напитки приезжающих какое-то наркотическое вещество. Причём не банальные, родные Индии растительные, экологически чистые продукты. А что-то из синтетической дряни, сродни «спайсам», которые, наверняка, в том регионе на полулегальном положении. Иначе не использовались бы так широко. Впрочем, кто их этих индусов знает, может, им травить беложопых чужаков за радость и поощряется полицией. Этакая месть за годы британского колониализма.
В подтверждение теории о синтетической дряни, наркотик не находился в крови пациентов потому, что тесты эти рассчитаны на классику. И не успевает диагностика за гениальными криминальными химиками и последователями сериала «Во все тяжкие».
Доктор писал заявления в милицию, пытался как-то повлиять на канал из Шрипура-Купура. Но в милиции только руками разводили. Не в их компетенции. Международное дело.
Но наркологу повезло. В Китае какой-то голодный товарищ откушал летучую мышь, через полгода по всему миру позакрывали границы, и последователи гуру из индийской деревушки быстро сошли на нет. Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Разница поколений
Живёшь и думаешь, что тебе девятнадцать. Или максимум двадцать. Вокруг все что-то делают, возятся, женятся, детей растят. А тебе двадцать. И двухтысячный был только вчера. И Калкин такой молодой, и всё у него ещё впереди.
А потом смотришь в зеркало – и внезапно осознаёшь, что тебе, блин, сорок. И стоит рядом молодое поколение, вежливо улыбается в ответ на твои шутки. А шуток этих не понимает. А в один из вечеров, когда ты сидишь и шутишь среди приятелей твоих детей, это молодое поколение прорывает:
– Папа, мы не в теме! Что ты вообще сейчас сказал?
И ты начинаешь долго и нудно, постоянно сбиваясь и отвлекаясь, рассказывать, кто такой Снусмумрик, почему настоящие герои всегда идут в обход, почему Штирлиц должен остаться. И шутка кажется не такой уж и смешной.
И тогда ты понимаешь, что они другие. И смеются над другими шутками. Они – другое поколение. И тебе, блин, сорок лет! А то и пятьдесят. А двадцатилетний парень, который все эти годы сидел внутри тебя, давно куда-то свалил.
Мой приятель Андрей работает в околомедицинской сфере. Начинал с рядового сотрудника, через пару лет стал маленьким начальником, потом руководителем отдела. Наконец пригласили его в одну очень серьёзную корпорацию на должность директора.
Собеседования по скайпу, поездки в региональный офис, в Москву, разговор с каким-то немцем из центрального офиса. Наконец контракт, трудовая книжка и первый рабочий день.
Андрей в эйфории. Первая директорская должность. Звонит всем, хвастается. И мне звонит.
– Прикинь, у меня отдельный кабинет! Первый раз в жизни у меня отдельный кабинет!
– Поздравляю.
– И секретарь! Я прихожу, а мне представляют. Это, говорят, ваш секретарь, её зовут Вера. Прикинь, у меня свой секретарь есть!
Андрей Николаевич смеётся в трубку. А я его отлично понимаю. Это внутри него двадцатилетний Андрюха офигевает от кабинета, секретарши, новой должности. Ещё не привык, ещё радуется.
– Красивая секретарша? – спрашиваю я.
– Ага! – Андрей переходит на громкий шепот. – Длинноногая такая. Я сейчас выглянул, хотел кофе попросить. А она сидит, ноготь пилит. Ну, настоящая секретарша! Я даже постеснялся её от процесса отвлекать.
– Ты поосторожнее с ней. У тебя жена. И дети.
– Да ладно! – беспечно ухмыляется Андрей. – Ей лет двадцать пять, не меньше. Серьёзная дама.
Андрей Николаевич, хочется сказать мне. А тебе-то уже почти полтинник. Ты директор большой конторы. Ты сам уже серьёзный товарищ.
А двадцатилетний Андрей смеётся.
Проходит несколько дней, и встречаемся мы с ним на соревнованиях, куда привезли своих потомков. Пока дети с увлечением лупят друг друга, стоим в стороне, разговариваем. Андрей грустен и задумчив.
– Ну как новая работа? – спрашиваю.
– А-а, – Андрей неопределённо машет рукой.
– Трудности?
– Не в этом дело, – вздыхает. – Трудности я ожидал.
– Так чего кислый такой?
– Да почувствовал вчера себя старым идиотом.
– Ничего себе! Спину прихватило? В аптеке вместо презервативов валидол купил? Носки шерстяные по акции в «ГИППО» прихватил?
Андрей смотрит на меня с возмущением:
– Ну не до такой же степени!
– Так в чём дело?
– Ты помнишь, я тебе про секретаршу рассказывал?
– А, длинноногая такая? С ногтями?
– Точно. Вера её зовут. Верочка.
– А-а, Верочка, вызовите…
– Вот именно! – встрепенулся Андрей. – Ты сразу догадался! Было у меня вчера хорошее настроение, я решил пошутить. Звоню секретарю:
– Верочка, вызовите мне самую светлую голову нашей с вами современности.
А там молчание. Верочка переваривает. Наконец оживает:
– Андрей Николаевич, не поняла, повторите. Кого вызвать?
А я торможу, шутку затягиваю, хотя надо было извиниться и прекратить всё это.
– Верочка, позовите Новосельцева.
– Поняла, – рапортует секретарша и отключается.
Я хотел выйти, объяснить, посмеяться вместе с ней. Но тут, как назло, клиент крупный позвонил, отвлёк. Пока я с ним разговаривал, Вера входит.
– Извините, Андрей Николаевич. Я Новосельцева долго искала. Не работает у нас такой. Может, на складе посмотреть? Это их новый сотрудник?
– Простите, – говорю. – Верочка. Это я неудачно пошутил.
– Ну ладно, – длинноногая секретарша пожимает плечами. И в глазах её читаю, какой же я старый дурак.
– А вы фильм «Служебный роман» не смотрели? – с надеждой спрашиваю я.
– «Служебный роман»? Что-то знакомое, – задумывается Верочка. – А, точно. Не смотрела. Не люблю Ходченкову.
И уходит. А я остаюсь соображать, при чём тут Ходченкова, она же тогда ещё не родилась.
– Догадался? – спрашиваю я.
– Погуглил, – мрачно кивает Андрей. – И понял, что мы с Верочкой – разные поколения.
– Не будешь больше шутить?
– Хватит. Дошутился уже.
И тут подбегает его отпрыск.
– Папа, у меня бой только через пять пар! Пошли в буфет! Успеем чего-нибудь перекусить.
– Ты с нами? – спрашивает у меня Андрей.
– Не, я тут посижу. Отравлюсь ещё в вашем буфете.
Андрей с потомком уходят. На прощание пацан поворачивается ко мне, сдвигает брови и говорит:
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!
Андрей даже посветлел лицом. Где-то внутри него двадцатилетний Андрюха встрепенулся и решил, что не всё ещё потеряно. Это просто Верочка – дура!
* * *
А недавно я сам осознал, что отстал от времени и устарел слегка. И думаю немного иначе, чем современное поколение.
Племяннику моему исполнялось десять лет. Возраст солидный, серьёзный. Абы что не подаришь, надо к подарку подходить со всей серьёзностью единственного дяди. Тут мне немного повезло. Как раз за месяц до своего дня рождения племянник увлёкся сборными моделями кораблей, самолётов, танков. Что-то постоянно резал, клеил, даже пытался красить. Завалил всю комнату полусобранными образцами, стол его напоминал безумный завод, где «самолёт-этажерка» времён Первой мировой соседствовал с современным танком без гусениц и криво приклеенным стволом. Зато сам.
Вопроса с подарком не возникло. Юный техник как раз накануне посмотрел какой-то исторический фильм и грезил викингами, рогатыми шлемами и драконьими головами на носах кораблей. Прихожу я в детский магазин. А там лежит нужная модель. Драккар викингов, который нужно склеить из сотни мелких деталей. Тишина в комнате племянника как минимум на неделю обеспечена.
Снял с полки последнюю коробку. Была она пыльная, слегка потрёпанная, немного терялась на фоне могучих авианосцев, грозных подводных лодок и каравелл с белоснежными парусами. Ну, ничего, главное же не обёртка, а содержание.
Подхожу к кассе, чтоб выкупить в собственность корабль морских разбойников, а тут в магазин, чуть не сбивая меня с ног, забегает парнишка лет девяти-десяти. И сразу к полке с кораблями. Вытащил крейсер – не то! Потянулся за бригантиной. Тоже не то! Растерянно порыскал по полке и подбежал к кассиру.
– Тётенька, тут модель драккара стояла. Где она?
Равнодушная, как и все продавщицы, кассирша кивнула на мою коробку.
– Вот, купили уже. Опоздал ты. Последняя была.
И вдруг мне так стыдно и совестно стало перед этим пацаном. Вспомнил я, как в детстве, примерно в таком же возрасте, целую неделю копил на понравившуюся модель гидросамолёта. Откладывал со школьных обедов, с маминого разрешения реквизировал мелочь, сдачу из магазина. Собирал чуть ли не по копейке. А когда пришёл в «Детский мир», оказалось, что вожделенный гидросамолёт только что купили. А когда завезут в следующий раз – ну кто его знает. На дворе девяностый год, мальчик. Страна разваливается, а ты про какие-то игрушки.
Я ещё бегал по городу, искал в каких-то маленьких магазинчиках. Но, увы. Если самолёта не было в центральном «Детском мире», значит, его не было нигде. Так и не сбылась моя мечта.
Поэтому стою я, растерянный, смотрю на этого пацана и готов вот прямо сейчас уступить ему корабль. Да что там уступить, возьму и подарю. Что мне стоит. Мелочь, а ему – радость. Уже и рот раскрыл, чтоб отдать.
И тут этот мелкий Кулибин лезет в телефон, что-то там кликает и расплывается в улыбке.
– Ага! В интернет-магазине есть! Ещё и дешевле, чем здесь! И доставка в течение дня!
И убегает, только дверь хлопнула.
Продавщица смотрит на меня с каким-то непонятным чувством разочарования. И кивает на коробку с кораблём.
– Брать будете? Или тоже… в интернете?
– Буду, – отвечаю. – Раз уж присмотрел здесь, то и возьму.
Я бы не взял. Коробка действительно была слегка помятая, а в интернете явно нашлась бы новая, да и подешевле. Но мне было стыдно почему-то уже перед этой продавщицей. Стояла она в старом и пустом магазине. Она ещё помнила, как в восьмидесятые здесь было не протолкнуться от детей, которые радостно охотились за игрушками. А теперь едва ли пару раз за день зайдёт какой-нибудь взрослый динозавр за подарком. Ну или случайно заскочит какой-нибудь покупатель. Всё через интернет.
А ещё мне было почему-то стыдно своего непрошеного благородства. Был я смешон и жалок со своей щедростью. И совершенно не нужен этому радостному пацану с его телефоном.
Зато племянник подарку обрадовался. Собрал палубу, нос с хищным драконом, ряд вёсел. На мачте его энтузиазм утих, и корабль занял своё место среди безумной коллекции полусобранной техники.
Ну хоть два-три дня тихо было.
Смена ролей
Кто-то из именитых психологов (сейчас уже не вспомню кто) писал: «Если вы боитесь кого-то: учителя, директора, начальника, то вам всего лишь стоит представить его не в роли этого самого начальника, а в роли, скажем, заботливого дедушки своих внуков. И страх пропадёт потихоньку». Он ещё приводил пример школьника, который до смерти боялся свою учительницу, а потом встретил её в очереди в магазине. И увидел её в роли покупательницы, которая робеет перед грозной продавщицей, шумной хамоватой очередью. И перестал бояться.
В школе у меня была как раз такая учительница русского языка. Когда она заходила в класс, на учеников накатывала жуткая тоска. Сухие правила грамматики терзали юные умы почище инквизиторов. От Наташи Ростовой тошнило, Пушкин и Куприн вызывали стойкое отвращение, Маяковский пугал своими нескладными рваными ритмами.
Зоя Петровна вызывала во мне мрак и ужас. Я ненавидел русский язык и литературу всей душой. Среда и пятница были испорчены присутствием данных уроков в расписании. Наверное, поэтому я до сих пор пишу с ошибками.
Зоя Петровна входила в притихший класс, садилась за стол, брезгливо поджимала губы, обводя макушки учеников взглядом удава Каа. Огромная выпуклая родинка на её щеке тоже гипнотизировала нас. Эта родинка всех ужасно раздражала. Она словно жила своей жизнью, подрагивала не в такт словам русицы, грозила нам какими-то страшными карами.
Учительница ме-е-едленно открывала журнал.
