– Да, но он как-никак детектив. Хотя, наверное, я уже привыкла… За столько лет работы с ним уже и не обращаю внимания.
– Ну, ничего. Может быть, однажды я всё же смогу познакомиться с твоим напарником, – сказал Фрэнк и отошёл в сторону уже закипавшего чайника с водой. Чайная церемония по расписанию.
– Ладно, я пошла. Ещё увидимся, – сказала я и направилась к выходу.
– Хорошего дня, детектив Кроуфорд. Берегите себя! – ответил мне вдогонку доктор Миллер.
5
Теперь нам предстояло посетить район «Эпл Кэньон» и опросить Тома и Элизабет МакГиллан, родителей погибшей школьницы. За рулем по-прежнему был Джейкоб.
– Я говорил тебе, что ты порой пугаешь меня? – обратился ко мне Форрестер, не отрывая взгляд от проезжей части.
– В смысле? Я что, похожа на жмурика? – игриво улыбаясь, спросила я.
Он недовольно нахмурился. Кажется, что его всерьез задела моя колкость.
– Не издевайся! – Пробурчал он. – Я не об этом! – Громко выдохнув, он продолжил: – Ты сидишь и улыбаешься. Только ты можешь выходить из морга в таком приподнятом настроении. Это жутко!
– Тебе бы уже давно пора привыкнуть. С мёртвыми мне работать куда приятнее, чем с живыми. А тебе наоборот. Так что мы идеально дополняем друг друга.… А ещё мне кажется, что это дело будет занимательным.
– Серьезно? Как по мне, ничего особенного… Что же в нем занимательного? Доктор Миллер что-то нашёл?
– Сережка.
– Не понял тебя?
– София погибла от падения с высоты, но одно увечье она получила уже посмертно. На мочке уха была рваная рана, и, как заключил доктор Миллер, она получила ее, будучи уже мертвой. А что из этого следует?
Джейкоб свел брови и, продолжая смотреть на дорогу, стал активно напрягать извилины.
– Ты хочешь сказать, что кто-то сорвал с неё сережку уже после падения? Верно?
– Это хочу сказать не я, Джейкоб. Это факт. Так вот, идём дальше. Кому могла понадобиться сережка, да ещё и с трупа маленькой девочки?
Форрестер стал стучать фалангами пальцев по рулю, заметно прищурившись. И спустя некоторое время выдал продукт своих умозаключений:
– Проклятый бомж! Я знал, что с ним что-то не так!
– Прости, что? – искренне удивившись, спросила я.
– Бездомный, который обнаружил девочку и сообщил в полицию. Мне он сразу показался подозрительным. Он мог прихватить сережку до нашего приезда!
– Ты серьезно? Ты считаешь, что этот бездомный убил девочку и забрал серьгу?
– Погоди, о чём ты? Что значит «убил»? – удивленно спросил Джей, наконец-то оторвавший взор от проезжей части. Он посмотрел на меня так, словно я сказала что-то противоестественное. – Я думал, что это несчастный случай. Мы ведь эту версию прорабатываем?
– Хорошо. И зачем бездомному понадобилась сережка? Ещё и без второй пары. Да и к тому же, стал бы он сам вызывать полицию после этого?
Джей снова замолчал, уставившись на дорогу.
– Пожалуй, стоит прервать его раздумья.
– Я предполагаю, что девочка упала с высоты не по своей воле, Джей. Скорее всего, её кто-то отвез туда. Кто-то, кому она доверяла. И этот кто-то столкнул её с крыши. Одна бы она не осмелилась поехать в такую даль, чтобы просто полазать по высоткам. Это бред. А потом этот кто-то забрал её сережку. Как…
– О, нет-нет, ты опять за своё! – перебил меня он. – Трофей? Ты к этому клонишь? Прости, конечно, но мне кажется, что ты опять натягиваешь сову на глобус, Алиса.
Ничего не меняется. С каким делом мы бы не сталкивались, Джейкоб никогда не упускал возможности со мной поспорить. Иногда это помогало мне взглянуть на ситуацию под другим углом, а иногда это был просто бессмысленный спор ради спора.
– Ну, хорошо. Какова ваша версия, детектив Форрестер? Девочка самостоятельно отправилась в забытый Богом район, чтобы полазать по крышам, оступилась, упала с высотки, а потом её обнаружил какой-то бомж, который вызвал полицию, после чего решил упереть сережку? Чушь! Зуб даю, её убили, Джейкоб.
Форрестер помрачнел. На его лице прорезалась сложная эмоция, которая до боли мне была знакома. Скепсис.
– Считаешь, что мои доводы не обоснованы, да? – возмутилась я.
– Нет, но… Они порой притянуты за уши. Пойми меня правильно. Я доверяю твоей интуиции, но мне порой начинает мерещиться, что в любом деле ты нарочно ищешь признаки умышленного убийства. – Джей сделал паузу, остановившись на красный сигнал светофора. – Это всё из-за Дантиста? Я прав?
– Нет! Дело не в этом, Джейкоб! – отрезала я. – Я просто выдвигаю теории, исходя из улик, что у нас имеются. Мы уже говорили об этом, и не раз. И Дантист тут вовсе не причём!
– А как по мне, ещё как причём! После того как он появился, твои теории стали куда безумнее. И не отрицай, у тебя есть привычка усложнять простые дела и видеть то, чего на самом деле нет. Ты как будто хочешь, чтобы очередная бытовуха оказалась каким-то серьезным, запутанным делом.
– Ты также спорил со мной, когда мы занимались делом Клэр Салливан! А я тебе с самого начала говорила, что она не сбегала из дома, а была убита. И, как сам знаешь, я оказалась права. Так что не говори мне больше, что я «натягиваю сову на глобус». Лучше бы ты чаще прислушивался ко мне! – Я всерьез распалилась. Джейкоб почувствовал это и тактично промолчал. Он всегда понимал, когда стоит остановиться.
Красный сигнал светофора сменился на зелёный, и мы тронулись с места. Между нами возникла неловкая пауза.
– Это всё из-за дантиста?
Я знаю, к чему он это. В нашем городе чуть более года назад объявился серийный убийца, а я, как считал Джейкоб, приложив все усилия для его поимки, ничего не смогла сделать. Моё первое серьезное дело, а я оказалась бесполезной. Теперь он считает, что у меня паранойя, и я вижу серийных убийц там, где их нет. Я не стала переубеждать его в обратном. В каком-то смысле меня это даже устраивало.
– Почти приехали. – Прервал тишину Форрестер. – Район «Эпл Кэньон». Нам нужен вон тот дом. – Он указал пальцем на огромный белый коттедж, и, немного помолчав, сказал: – И все-таки того бомжа стоит проверить. Я серьёзно!
– Я смотрю, ты в него мёртвой хваткой вцепился. Предоставлю этот допрос тебе, Джейкоб, а то боюсь, не уснешь ночью.
Дело Клэр Салливан. То самое дело, из-за которого меня отстранили на три месяца от работы. На первый взгляд ничего необычного. Клэр, девушка семнадцати лет. Со слов её матери и отчима, уходит из дома в вечер пятницы на вечеринку к своим друзьям. Обещает вернуться до 23:00, но, как это иногда бывает, домой к назначенному времени не возвращается. Мэган Салливан обращается с заявлением в полицию о пропаже своей дочери. На это дело назначили меня и Джейкоба.
Позже, опрашивая друзей Клэр, мы выяснили, что на вечеринке её не было, и никто её там не видел. На звонки она не отвечала. Я сделала вывод, что с девушкой случилось что-то по дороге на вечеринку. Похищение, убийство или же она сама сбежала из дома. Я допускала всё.
Через пару дней отчим Клэр, Ричард Хоффман, расклеил листовки о пропаже падчерицы на автобусных остановках и разного рода столбах и досках объявлений. И вот что было странным: на фото в этом объявлении девушке было лет 13—14, хотя Клэр было семнадцать на момент исчезновения. Казалось, что Хоффман взял первое попавшееся фото, что смог найти. Да и качество изображения оставляло желать лучшего: чёрно-белое, размытое. Могут ли родители, искренне любящие своего ребёнка, составлять объявление о пропаже, по которому будет сложно опознать их дочь? Конечно, нет. Либо им плевать, либо…
В общем, мы с Джейкобом ещё раз решили допросить Ричарда и Мэган. Когда я начала откровенно высказывать свои подозрения Салливан, допрашивая её в их доме, нервы Ричарда, видимо, не выдержали, и он набросился на свою «любимую» с ножом. Он приставил лезвие к её горлу и потребовал, чтобы мы дали ему возможность уйти. Я не стала дожидаться, когда он исполосует горло Мэган и точным выстрелом в голову устранила Ричарда. На тот момент мне казалось, что это единственно правильное решение. И, казалось бы, дело раскрыто: можно вызывать подкрепление, скорую, а затем отвезти Мэган в участок, допрашивая её как сообщницу в убийстве Клэр, но… Она упала на пол, и, рыдая начала повторять фразу, как заезженная пластинка: «Спасибо Вам! Спасибо, что спасли меня, он бы убил меня. Спасибо Вам!»
В этот момент я как будто отключилась. Пелена гнева затмила мой разум, и я почувствовала разрушающую, кипящую во мне злобу, которая всеми силами пыталась вырваться наружу. Я осознавала, что она была в курсе, что Ричард сделал с её дочерью. Потеряв контроль, я направила пистолет на Мэган Салливан. Ужас настиг её, страх сковал и заставил замереть на месте. Она смотрела на дуло моего пистолета и рыдала в три ручья. «Мать года» что-то говорила мне, но я не помню, что именно. Скорее всего, умоляла не убивать её.
Я помню мысль, прорезавшуюся в этот момент в моей голове: «Ты всё знала! Ты знала, что он сделал! И ты не спасла её! Ты помогала ему скрыться от правосудия! Ты просто стояла и смотрела?!». После чего я нажала на курок. Форрестер попытался остановить меня, но опоздал. Но по воле судьбы пистолет дал осечку. Этот щелчок вернул меня в реальность. В тот момент я осознала одну вещь: я теряю контроль надо собой. А потеря контроля означает, что я могу начать совершать ошибки, которые будут стоить мне свободы или даже жизни. Я доложила обо всё Джиму. Я не стала врать ему, хотя это и грозило мне увольнением. Однако, как ни странно, Мэган не предъявила мне никаких обвинений, потому я отделалась лишь временным отстранением от службы с обязательным посещением психотерапевта.
Тело Клэр Салливан обнаружили неглубоко под землёй на заднем дворе их дома. Как позже рассказала Мэган, её сожитель убил её дочь, а затем под страхом смерти заставил её молчать. Присяжные и судья заявлениям Мэган не поверили, и ей впаяли срок за соучастие в убийстве.
По сей день, я вспоминаю тот случай и понимаю, что если бы пистолет не дал осечку, то, скорее всего, в тюрьме бы оказалась я сама. Контроль эмоций, которым я всегда гордилась и кичилась, оказался всего лишь ширмой. Хладнокровие, которое я могла мастерски изобразить, всего-навсего моя фантазия. Часть образа, который я сама для себя слепила. В тот день я осознала, что я всего лишь человек. Ослабленный, неуравновешенный и не лишенный импульсивности жалкий человечек. Такими качествами не может обладать тот, кто считает себя хорошим детективом, стоящим на страже справедливости.
6
Мы с Форрестером приехали в район «Эппл Кэньон», чувствуя, как мир вокруг нас начинает преображаться. Я не могла не заметить изящных кованых ворот, встречающих нас на въезде. Они словно говорили: «Добро пожаловать в мир роскоши и престижа».
По мере того, как мы проезжали по улицам, я не могла не восхищаться красотой и изысканностью домов. Фасады коттеджей – настоящее произведение искусства. Они переливались многочисленными оттенками мрамора и гранита. Высокие колонны, изысканные карнизы, золотистые украшения – все это создает ощущение превосходства и изобилия.
Зелень хвойных деревьев, цветы экзотических растений – все это наполняло воздух легким ароматом безмятежности и создавало атмосферу спокойствия. Фонтаны по обе стороны усиливали этот эффект.
– Да уж, райские сады, да и только.
Подъезжая к дому МакГилланов, я была весьма удивлена его размерам. Огромный белый особняк с большим двором и высоким кирпичным забором. Пожалуй, это был самый большой дом в этом районе. Два этажа с большими окнами, современный дизайн и ухоженная лужайка и даже огромный бассейн. В моих глазах это был скорее дворец, нежели тихая семейная обитель.
– Здесь явно живут представители отнюдь не рабочего класса.
Здешняя атмосфера прямо таки кричала мне в ухо: «Алиса, это тебе явно не по карману! Вытри слюни и ничего руками не трогай!».
Мы остановились около дома семьи МакГиллан. Джейкоб припарковал автомобиль рядом с каким-то старым ржавым драндулетом, который стоял рядом с особняком.
– Эта машина явно не вписывается в общую картину садов Эдема.
Это был Dodge Charger 1968 года выпуска тёмно-зелёного цвета. И владелец явно не ухаживал за своим авто: окна были грязными, краска во многих местах была стёрта, а на корпусе выделялись многочисленные царапины и вмятины, которые собственник не удосужился как-либо замаскировать. Лобовое стекло было покрыто трещинами, а боковые зеркала вообще отсутствовали. Одно колесо было приспущено, и я уже начала было думать, что кто-то оставил её здесь, как какой-то мусор.
– Интересно, чья она?
Мы вышли из машины и услышали какие-то крики, доносящиеся из-за высокого забора. Судя по всему, ругались двое мужчин. Мы с Джейкобом переглянулись, а потом направились к калитке дома. Я нажала на кнопку с нарисованным на ней колокольчиком.
– Твою мать! Убирайся отсюда! И не смей больше приходить в мой дом с этим дерьмом! – прокричал разгневанный мужчина.
– Я уйду, Томас, но ты не прав! Опомнись, пока ещё не поздно! – ответил ему второй.
– Я всё сказал тебе! И забери этот мусор с собой! – выкрикнул, как я уже догадалась, Том МакГиллан. После чего я услышала глухой удар, как будто кто-то кинул некий предмет, который вследствие падения ударился о кирпичный забор.
«Мы, наверное, очень вовремя». – Подумала я.
Я ещё раз нажала на кнопку с колокольчиком и только хотела что-то выкрикнуть, дабы нас, наконец, впустили, как в этот же момент дверь калитки резко распахнулась. Оттуда вышёл человек в чёрной рясе священника. На вид ему было немного за шестьдесят. Морщинистое лицо и проплешина на голове. Морщины были глубокие и сеткой покрывали всё его лицо. В его глазах читалось безумие и гнев. Выходя, он чуть не столкнулся со мной.
– Простите, сэр, Вы… – начала я, но священник спешно прошёл мимо, словно меня тут и не было. Он направился к ржавому драндулету, что я заметила ранее. Преподобный сел за руль своего корытца, громко хлопнув дверью, завел мотор и, словно давя педаль газа в пол, умчался по дороге.
– Как думаешь, нам стоило бы его задержать? – спросил меня Джейкоб.
– И на каком основании, Джей? Езда на музейном экспонате?
– За езду на ненадлежащем транспортном средстве. Серьезно, я думал, что это какой-то извращенный местный элемент декора. А он взял и поехал. Это ли не чудо?
– Ладно, чёрт с ним, нас сейчас не это интересует. К тому же я запомнила номер авто. – Сказала я, после чего в проёме калитки появился Том МакГиллан:
– Боже! Вы из полиции? – произнес он, платком вытирая со лба пот.
Томас МакГиллан. Ранее я ничего не слышала о нём, но, как мне доходчиво объяснил Форрестер, это была, что называется, «крупная рыбка». Бизнесмен, у которого в собственности была целая сеть стоматологических клиник в нескольких штатах. К тому же он был известным психиатром, услугами которого пользовались самые влиятельные люди, в том числе, по слухам, даже мэр нашего города Альберт Кейн. Ему было 56 лет, однако выглядел он куда моложе своего возраста. Волосы были тёмные, никаких следов седины. Причёска аккуратно уложена, вероятно, рукой профессионального парикмахера. Он был одет в дорогой костюм с голубым отливом и изящного вида галстук. На его левой руке я заметила часы, которые игриво поблескивали в лучах солнца. Я не особо разбиралась в моделях часов, но один их вид заставил меня подумать, что стоят они больше чем моя годовая зарплата. Хотя и это наверняка было явным преуменьшением.
– Да, сэр, вы ведь Томас МакГиллан? – официальным тоном, задала свой вопрос я, хоть и понимала, что это именно тот человек, который нам нужен.
– Да-да, это я всё верно. Вы пришли по адресу. – Протараторил Том, находившийся, явно, в возбужденном состоянии. Он смотрел на нас, словно ожидая чего-то. Я не сразу поняла, но он заслонил собой проход калитки, загораживая нам путь во двор. У меня создалось впечатление, что он намеревался отвечать на наши вопросы, стоя прямо здесь.
– Если вы не против, мы пройдём в дом? – задал вопрос Форрестер. Кажется, что Джейкоб подумал о том же, о чём и я.
– Что? Зачем? То есть… Да, конечно, проходите, – он отошёл от проёма, освобождая нам проход. – Простите. Я немного не в себе. Думаю, вы понимаете. Такая трагедия.
– Мы всё понимаем, сэр. – Сочувствующе сказал ему Джейкоб и прошёл через калитку. Я пошла следом за ним. Томас шёл впереди и, разговаривая с нами, очень энергично жестикулировал, сопровождая каждую фразу невербальными знаками. Он определённо нервничал.
– Да-да, это в голове не укладывается. Я не… Ладно, простите. Идите за мной, продолжим разговор в доме. – Сказал Томас, быстро шагая по направлению к своему белоснежному особняку. Мы с Форрестером следовали за ним. Пройдя через огромный двор, стоя у самой входной двери дома, я задала вопрос мистеру МакГиллану:
– Скажите, что это был за человек?
– Человек?.. Вы про ненормального в рясе священника? Ха! Не обращайте внимания, какой-то сумасшедший миссионер, – ответил он, сделав жест рукой, словно отмахнулся от мухи, жужжащей над его ухом.
– Ваш знакомый?
– Нет. – Твердо ответил мне мистер МакГиллан. – Вижу этого полоумного впервые!
– Зачем он солгал? Это же очевидная ложь. Не думал, что мы слышали их разговор?
– Прошу, проходите. – Дверь отворилась, и мы прошли вперед. Мистер МакГиллан пошёл вслед за нами.
Мы шли по коридору, украшенным безвкусными картинами в позолоченных рамках. Я ненавидела картины. Вообще любые. Спасибо моей маме. Она была художником, ну или, по крайней мере, она себя таковой считала. Сара Кроуфорд часто запиралась на чердаке нашего дома и могла не выходить оттуда неделями. Всё это время она корпела над своими «шедеврами», мечтая, что вдруг однажды её труды оценят по достоинству, разглядят в ней гения живописи, и она по итогу станет известным высокооплачиваемым художником, картины которого будут красоваться на какой-нибудь выставке современного искусства.
Но, как это обычно бывает: гениев редко не признают при жизни. Иногда, чтобы обрести известность, автор почему-то сначала должен был умереть. Возможно, если бы не пожар, унёсший с собой работы Сары Кроуфорд, то она бы обрела свою популярность. Хотя я в этом сомневалась, ведь её картины были ужасны. Мы с отцом, конечно же, не намекали ей на это, но думаю, в глубине души она сама это понимала, хотя не переставала усердно трудиться. Как-то раз мне хватило «наглости» заглянуть на чердак и посмотреть за процессом её творческой деятельности, после чего, заметив моё присутствие, она швырнула в меня керамическую кружку и проорала: «Пошла вон отсюда! Сколько раз я просила не отвлекать меня, идиотка!» Наши отношения с ней никогда не были тёплыми, но, несмотря на это, мне всегда хотелось узнать её ближе. Но она никого не подпускала к себе. Непонятно, почему она вообще завела семью, ведь она неоднократно говорила, что мы мешаем её творческой реализации. Помню, она часто повторяла фразу: «Вам меня не понять! Я говорю вам, а вы меня не слушаете!». Но ирония в том, что именно она отказывалась слышать нас. Она была так сильно озабоченна собой, что не замечала, как её семья постепенно распадается на осколки. Хотя… Может и замечала, но ей было плевать?… Кто знает? К сожалению, я меня не было возможности поговорить с ней об этом, ведь мне было двенадцать, когда её убили прямо у меня на глазах. Я очень смутно помню лицо человека, который это сделал. Мозг, как известно, старается блокировать травмирующие воспоминания. Это своего рода механизм защиты, данный нам природой для того, чтобы впоследствии человек смог сохранить рассудок и нормально функционировать в обществе. Но как по мне – это было лишь помехой, ведь если бы я вспомнила лицо нападавшего, то, возможно, я бы смогла его опознать, и он бы уже давно лежал глубоко под землей, пройдя процедуру смертной казни, либо проводил остатки своей жизни, будучи узником тюрьмы особо строгого режима.
Вступив ряды стражей порядка, я стала изучать это дело. Но данных было слишком мало. Соседка подтвердила, что услышала крики, после чего позвонила в 911, а заодно и моему дяде. Офицер Джим Кроуфорд примчался на место трагедии быстро, так как жил буквально в паре домов от нас и не дал преступнику закончить своё дело и убить меня. Как описал преступника дядя: белый мужчина за двадцать пять. Был одет в чёрную толстовку с капюшоном, а лицо было скрыто маской. Преступнику удалось сбежать, но перед этим он зачем-то поджёг наш дом. Джим вынес моё тельце наружу из пасти горящего дома, что некогда был моим убежищем. Я помню, как он бережно положил меня на лужайку и сказал: «Не переживай, всё будет хорошо, родная». Затем, как Джим сам потом вспоминал: он забежал в гараж, который ещё не был объят огнём, взял машину моей мамы, положил меня на заднее сиденье и отвёз в больницу. Ему пришлось взять машину, так как до нашего дома он добежал пешком. Благо моя мать всегда оставляла ключи прямо в замке зажигания. Помню, как по пути в больницу я лежала на заднем сиденье автомобиля и слушала, как Джим говорит: «Мужчина! Белый! Я везу Алису в больницу, объявите перехват! Он не должен уйти!».
Но он ушёл.
Этот день оставил глубокие шрамы на моей психике. Кровоточащие раны, из-за которых впоследствии я каждую ночь просыпалась от того, что чувствовала, как его холодные сильные пальцы сдавливают моё горло.
7
– Прошу, присаживайтесь. Можете чувствовать себя как дома, – заверил нас хозяин и сел на длинный диван прямо напротив нас.
