– Это программа максимум! – улыбнулся Василий и протянул ему рулон.
Признаться, мы просто шутили, как это обычно бывает. Попадается лист бумаги, в руках карандаш, настроение хорошее, есть тема. И на этом листе ватмана родились двухэтажные дома, магазины, школа, детский сад, административный корпус, а на самой возвышенной горке купола церкви. Улицы, машины, дети на велосипедах, мамаши с детскими колясками. Но Ковалёв – человек, которого в сентиментальности обвинить трудно, во всём этом увидел что-то такое, что тронуло его чувства до глубины души. Он ещё и ещё рассматривал каждый штрих рисунка, потом свернул ватман, прихватив его подмышкой, позвал нас за собой, направившись в сторону стройки.
Мы ведь как думали? Здесь, в колымских дебрях, где нет ни дорог, ни электричества, люди добывают золото, сдают государству, государство им деньги, и до свидания. А коль скоро это так, то сильно и не разгонишься, ведь на Колыме девять месяцев зима, а остальное лето, и зимой здесь может быть 50–60 градусов мороза. Да и на вечной мерзлоте много золота не накопаешь, поскольку золото находится либо глубоко под землёй, либо в воде, которая тоже насквозь замерзает ещё по осени. Есть способы поиска металла и на поверхности земли, но это только расчёт на редкую удачу.
Удивительно изобретателен русский народ! Ковалёв задумал нарушить эти догмы и использовать все достижения современных технологий для добычи металла круглый год. И это в условиях вечной мерзлоты и продолжительной, морозной зимы, когда небо в полярную ночь ложится на угрюмые заснеженные сопки, когда от морозов разрывается камень, земля, дерево, когда пушечным грохотом взрывается на реках лёд, становится хрупким металл. Вот так – одних всё это пугает, других вдохновляет.
– Идите, обувайтесь в болотники, и через полчаса я жду вас здесь, – скомандовал Ковалёв, когда вышли во двор, и сам вернулся в контору.
Через полчаса мы все собрались, как было условлено. Только, помимо личных предметов, Василий появился ещё и с рюкзаком, что повергло меня в некоторые размышления. Вышел и Ковалёв.
– Я сегодня буду вашим гидом, – пошутил он и предложил идти за ним.
Мы прошли по проторённой гусеницами вездехода дороге, свернули на тропинку по северо-восточному склону небольшой сопки и вышли на отлогость. Остановились у лежащей сухой лиственницы, которую когда-то свернуло с корнями сильным ветром.
– Посмотрите на эту долину, – очевидно, Ковалёв приступил к обещанным обязанностям гида.
Перед нами открылась широкая долина, перерезанная чередой кустарника, лесами и болотистой тундрой. Слева от нас, отражая оранжевый блеск солнечных лучей, уходила извилистой змеёй небольшая речка со свойственными северным рекам глубокими многометровыми ямами, которые не перемерзают даже в период суровых морозов, и перекатами, которые легко можно преодолеть в болотных сапогах. На том берегу речки стояла заброшенная, некогда советская, старая драга. Как бесплатное приложение к старой драге, там и сям, словно кистью художника рисованные, виднелись замысловатые контуры песчаных гор. Справа от нас, на небольшой возвышенности, усматривались признаки присутствия человека в виде нескольких передвижных вагончиков и балков. Это и есть наш таёжный посёлок, на будущее которого мы призваны повлиять. У самого подножия сопки, прямо под нами, стройными штабелями были сложены строительные материалы. А чуть левее от склада стройматериалов рельсы узкоколейной железной дороги, выходя из чрева нашей сопки, упирались в тупик.
– Смотрите, – обратил наше внимание Ковалёв, – вот здесь со временем должен вырасти посёлок. Примерно такой, какой вы мне нарисовали, только туда мы ещё добавим обогатительную фабрику, аффинажный цех, линию электропередач и, соответственно, телевизор, мобильную связь и прочее.
– Здесь так много золота? – по обыкновению, пытался пошутить Николай.
Ковалёв не сразу ответил на вопрос. Он поднялся, открыл клапан рюкзака Василия, достал оттуда термос, четыре кружки, раздал по кружке каждому и стал разливать чай. Ароматы разнотравья разнеслись в воздухе. Пока мы вдыхали пар, давая чаю усмирять свой горячий нрав, Ковалёв продолжил рассказ о своих планах и задумках, о необузданных перспективах.
– В советское время здесь был прииск имени Патриса Лумумбы, – заметил Ковалёв. – Золота здесь давали немного, но по прогнозам разведки, один только карьер может давать чистого металла больше тонны в год. Столько же можно получить от подземных разработок – старатели могут принести много. В общем, в этих местах металла хватает.
– Надо же!? – удивился Николай. – Прииск Патриса Лумумбы! Только при чём тут Лумумба и колымский прииск?
– Патриот своей страны! – поддержал шутку Василий. – Прииск Матросова есть, даже прииск Космодемьянской есть. Они тоже о Колыме ничего не знали.
– Вон, видите карьер? – продолжал Ковалёв, протянув указательный палец в сторону сопки на том берегу. – Оттуда породу будем возить на фабрику.
– Вот на эту фабрику? – удивился Николай, указав на старую драгу.
– Нет, Николай, – возразил Ковалёв, – это старая драга, которую тоже будем менять на более современную и более мощную. А фабрику будем строить вот на том высоком берегу. Фабрику тоже надо строить мощную, чтобы могла обрабатывать и шахту, и карьер, и ещё есть другие возможности.
– Я так понимаю, Валерий Иванович, – вступил я в разговор, – ты нас на эту гору притащил с умыслом?
– Да, Сергей! – хитровато улыбнулся он. – Отсюда очень хороший обзор и для меня, и для тех, кто будет работать над проектом будущих построек.
– Ладно, – согласился я, – раз мы здесь, давай поговорим о деталях. Сразу хочу предупредить, что подробное содержание обогатительной фабрики мне неизвестно. Второе – то, что и фабрики, и драги бывают разных мощностей. У тебя, Валерий Иванович, какие-нибудь нормативные пособия есть?
– Не прибедняйся, Сергей! – снова уверенно заметил Ковалёв. – Во-первых, в твоей трудовой биографии есть работа машинистом дробильных агрегатов, и ты два года работал на обогатительной фабрике, а Николай курсовую писал на эту тему, – выдержав небольшую паузу, заметил, – нормативные пособия я дам.
– Выходит, ты, Валерий Иванович, о нас знаешь то, чего мы и сами не знаем о себе, – попытался я тоже немного пошутить. – Ты, случайно, не из КГБ?
– Оттуда, оттуда, а откуда же? – хитровато улыбаясь, включил свой юмор с доброй порцией сарказма Николай.
– В каком смысле? – удивлялся я оттого, что ничего не понимал.
– В прямом смысле! – утверждал Николай. – Он же в Афгане служил?
– А причём тут КГБ? – недоумевал я.
– Вообще-то, в Афгане воевал ограниченный контингент войск КГБ СССР, – объяснил Николай.
– Всё так, – уточнил Ковалёв, – но мы там не воевали.
Признаться, я не очень понимал значения наших войск в Афганистане, да и словам Ковалёва значения не придал. Но только, чем могут заниматься войска в чужой стране, кроме как воевать? Что они там десять лет делали? Я – человек, в детстве которого была только одна игра, и называлась она «Войнушка». И война всегда была между нашими и немцами. И обязательно должны были победить наши. Так вот, кого там победили «наши»? Об Афгане мало писали, а говорили ещё меньше. Только было известно, что у нас там есть международный долг. Какой долг? Перед кем этот наш долг? Грех бы был с моей стороны не воспользоваться удобным случаем и не спросить у человека, который не понаслышке знает об этом. Конечно, я воспользовался.
– Валерий Иванович, вот нам говорили, что вы международный долг там выполняли. А в чём заключался этот долг? Честно, я без всякого подвоха.
– Мы и сами не знали, – уклончиво отвечал Ковалёв. – Нас послали туда, а конкретной задачи не ставили. То есть, не воевать мы туда поехали, а защищать население от бандитов. Наша задача была больше идеологическая, чем военная.
– Валерий Иванович, – продолжал я досаждать, хотя и понимал, что человеку, возможно, и нет никакого удовольствия в тех воспоминаниях. Но интересы моих увлечений писательским ремеслом подвигали меня к настойчивости, и я задал в некотором смысле провокационный вопрос, – а как туда люди попадали?
Приём сработал! Я задел личные чувства. Возможно, то пережитое, которое давно вынашивалось где-то внутри и искало выхода. И Ковалёв решил дать волю своим чувствам. Так бывает. Иногда человек вынашивает переживания вовсе не потому, что делиться ни с кем не хочет, а просто делиться не с кем.
– Я только окончил училище, – начал свой рассказ Валерий Иванович, – меня, молодого лейтенанта, послали на службу в Дальневосточный пограничный военный округ. Приехал с молодой женой в Хабаровск, в штаб Округа, а там предложили штабную работу, дали однокомнатную квартиру, уже планировал карьеру. Работа были интересная, хоть и много бумаги было. И как-то вызывает начальник и говорит, что нам тридцать человек надо послать в Афганистан для выполнения почётной обязанности. Мне дали старшего лейтенанта и взвод пограничников. Самолётом прилетели в Кабул, а оттуда на БМП к месту службы. Не прошло и часа, когда выехали из Кабула, и почти сразу попали в засаду. А ребята в боевой обстановке не были, прижались, глаза навыкат, молчат. Хорошо, водитель был не новичок. Лавировал в горах, вывез без потерь. Так началась моя служба. Мы научились воевать с призраками, выживать, когда выжить невозможно, жрать то, что несъедобно. Вот так я при медалях и орденах пожилым подполковником вернулся.
Я понимал, что это, конечно, интересно, но Ковалёв рассказал лишь в общих чертах, а меня азарт подбивал узнать больше. Я знал, что он может много интересного рассказать, поэтому, пока он рассказывал, у меня накопилась куча вопросов, один из которых я задал сразу, как только он закончил свою фразу.
– Валерий Иванович! А ведь там люди гибли?
– Да, – задумался он, – там много ребят полегло, – сделал паузу, поднялся. – Давайте пойдём дальше, потом расскажу.
Мы продолжили наш путь вниз по другому склону и спустились к речке, как раз, в том месте, где сверху виднелись рельсы узкоколейки, которые выходили из небольшой заваленной штольни.
– Это верхний горизонт, – объяснял Ковалёв. – В советское время из глубины тридцати метров доставали золотоносную пароду, а теперь она завалена. Правда, хищников и это не останавливает.
– Каких хищников? – спросил я, подумав о пещерных медведях.
– Хищники – это люди, которые незаконно промышляют, – улыбнулся Ковалёв. – Они везде капают: в лесах, на речках, в заброшенных отвалах. А ты что подумал?
– Честно, я подумал, что пещерные медведи здесь водятся, – признался я, улыбнулся в ответ и спросил, – а в отвалах откуда золото?
– Крупные самородки в отвалах можно раскопать, иногда довольно крупные, – объяснял Ковалёв. – Драга крупных самородков не видит, её дело – песок и мелкие самородки до сантиметра и меньше. В прошлом году в Сусуман приезжали японцы. Они нам предлагали построить шоссейную дорогу от Чукотки до Хабаровска взамен на наши переработанные отвалы.
Так, за разговором, мы подошли к речному перекату, и перешли на левый берег, поднялись против течения ещё шагов двести, остановились как раз напротив той самой штольни. Василий подошёл к лежащей сухой лесине, сняв с плеч рюкзак, присел. Ковалёв подозвал нас к берегу, протягивая указательный палец в сторону глубокой ямы, где серебристыми боками сверкали на солнце рыбины. Некоторое время мы любовались зрелищем, потом он скомандовал Василию: «Давай!» Василий расшнуровал рюкзак и из небольшого джутового мешочка достал сеть, расстелил и длинным шестом протолкнул в воду. Вода тут же забурлила, и мы помогли ему вытащить пять или шесть экземпляров жирного гольца.
– Как насчёт ухи с дымком? – спросил Ковалёв и скомандовал. – Давай!
Василий пошёл собирать дрова, а мы с Николаем стали извлекать из сетей рыбу, почистили и приготовили её для ухи. Пока мы были заняты рыбой, костёр уже запылал. Василий черпанул воды в котелок и ловко устроил его над костром, бросив туда крупные куски рыбы. Вскоре из-под крышки повалил пар. Василий, не позволяя никому притрагиваться к готовке, довёл до совершенства трапезу и подал нам. Мы сидели на пригретой июньским жарким солнцем лесине.
– Давайте по сто грамм, – предложил Ковалёв и достал бутылку водки.
– Я слышал, на приисках сухой закон весь сезон, – заметил Николай.
– У нас тоже сухой закон, – подтвердил Ковалёв, – но по такому случаю, я думаю, можно, – достал три кружки и разлил.
Невероятно благодатная атмосфера царила над нами. Мы наслаждались бесподобно вкусной ухой и невероятно красивой природой. Даже комары на это время взяли таймаут. И как мне было не воспользоваться доверительным отношениям и не озвучить интересующие меня вопросы?
– Валерий Иванович! – попытался я развеять закравшиеся в мою голову сомнения. – Вот ты сейчас нам задал такую грандиозную задачу! Мы справимся, не сомневайся! Но я хочу спросить тебя вот о чём: ты всю жизнь служил, и я так думаю, что много на этом не заработал. А планы, которые ты нам нарисовал, стоят огромных денег, даже трудно представить, каких огромных! Я могу спросить о деньгах?
– Можешь, конечно, Сергей, – задумался Валерий Иванович и уточнил, – даже обязан знать человека, с которым в глухих дебрях согласился построить что-то общее, – затем немного подумав, продолжил. – Вот ты спрашивал, чем мы там занимались. Я расскажу кое-что, чтобы ты мог ориентироваться в отношениях со мной. Там были разные люди: кто-то стрелял и убивал, и его убивали, кто-то водку пил, курил травку, наиболее предусмотрительные занимались бизнесом.
– Ты, я так думаю, водку пил? – попытался я направить разговор.
– Да, – согласился он, – я водку пил и травку курил, и ребята на моих руках умирали, и сам погибал не раз.
– А каким бизнесом можно было там заниматься? – удивился я.
– Ну с наркотой редко кому из наших удавалось вклиниться – там всё было занято американцами. Нашим оставалась торговля продовольствием, оружием.
– То есть, продавали оружие, которое стреляло в нас самих?
– Те, кто оружие продавал, под пули не лезли.
– И много там таких мерзавцев было?
– Не знаю, как можно определить много или мало? Те самые мерзавцы после войны зажили, а мы перебиваемся, кто как может. А вот теперь я и отвечу на твой вопрос. Один из этих, как ты называешь, мерзавцев стал крупным бизнесменом. Теперь мы с ним партнёры. У него эти деньги тоннами гниют, пустить в дело несколько миллиардов для него только удовольствие и азарт заработать ещё больше. А золота здесь много, и на многие годы можно черпать и черпать.
Тяжёлое молчание нависло над нами. В самом деле, мы оказались втянутыми в предприятие, которое строится на преступно добытые деньги. Не позавидовал бы никто нашему положению. В эти минуты я передумал тысячи вариантов, но ни один из них не давал хоть какой-то надежды выпутаться из этой дурной истории. На помощь поспешил сам Валерий Иванович.
– Вы, ребята, наверно, думаете, что связались с преступным миром?
– Мы ничего такого и не думали, – я даже не знал, в каком ключе с ним теперь вести разговор, – но, судя по твоим рассказам, так и получается. Раз стройка финансируется преступными деньгами, то и выводы соответствующие.
В диалоге Николай не участвовал, очевидно, полагаясь на то, что интересы его и мои совпадают, а ещё последние новости, вероятно, повергли его в шок, из которого он пока что не вышел. Осознавал ли он, какого сомнительного предприятия стал инициатором?
– Ладно, ребята! – грустно заметил Ковалёв. – Если вы думаете, что я вас обманул, завтра вездеход отвезёт вас в аэропорт. Я заплачу вам неустойку. На какое-то время вам хватит. Но могу попросить выслушать до конца, раз уж начат разговор?
Я не отвечал, дав ему понять, что готов выслушать до конца. Он снова достал недопитую бутылку водки, налил три кружки и предложил выпить за тех, кто не вернулся. Мы выпили молча, и он продолжил свой рассказ:
– Вернулся я из Афгана и почти сразу уволился из армии. Ни кола, ни двора! Стал искать работу, ночевал у друзей, они же мне и подсказали, что в трамвайном депо требуются слесаря. Зарплата невысокая, но дают общежитие. Вот там на первое время и устроился. Дали койко-место в комнате на троих. Жил и думал о планах на будущее.
– Так у тебя же жена была, однокомнатная квартира? – прервал я.
– Ты шутишь, Сергей? – замялся он. – Разве есть такие жёны, которые дождались афганца? Я и не осуждаю, даже искать её не стал. Мне сказали, что вышла за другого, дети есть. Я подумал, зачем лезть в её жизнь? Хватит с тебя и того, что свою загубил.
Его рассказ был мне близок и интересен для моих литературных замыслов, поэтому я старался больше слушать, уверенный в том, что он сам захочет высказать всё, раз уж открылся. Я молчал.
– Зарплата была действительно небольшая, – продолжал Ковалёв, – но на простую жизнь хватало, даже помогал нашим инвалидам. А когда организовали общество афганцев, я туда перечислял с каждой зарплаты. На первое время купил себе гражданскую одежду, на китайском рынке купил кроссовки, трико, и стал по утрам бегать в парке, недалеко от общежития. А работа была сменная. Неделю работали днём, неделю – ночью. В один из таких дней, когда я вышел на свою пробежку, меня остановили двое. Назвали меня по имени и отчеству и предложили ехать с ними к моему бывшему однополчанину. Я спросил их, могу ли отказаться, на что они ответили: «Что вы, Валерий Иванович? Нам приказано!» Так я встретился с человеком, с которым за один стол никогда бы не сел. Тебе имя его назвать или без надобности?
– Не надо, Валерий Иванович, у меня плохая память на имена. Надеюсь, не понадобится, – возражал я, давая понять, что мне это неприятно.
– Как ты понимаешь, – продолжал Ковалёв, – это один из тех, кого ты называешь мерзавцами. Мы, действительно, служили в одной дивизии, только он был большим начальником, а я с ребятами пули глотал и в землю вгрызался. Это один из тех, кто даже в аду найдёт себе место начальника. О чём мне было говорить? И когда он мне предложил этот прииск, я ответил категорическим отказом. Он меня спрашивает, знаю ли я, сколько инвалидов осталось после афганской войны. Это он, который продавал оружие врагу, да и другие его преступления мне известны.
– Я слышал, там и людей продавали? – спросил я, воспользовавшись паузой. – Ты это имеешь в виду?
Но Ковалёв прямо отвечать не стал, а продолжил рассказ.
– Он подходит ко мне, становится лицом к лицу, смотрит прямо в глаза и говорит: «Валерий Иванович, вместе будем помогать нашим ребятам». Я спрашиваю:
«Давно ли ребята стали твоими?». «Ребята всегда были нашими и будут, только у каждого своё понимание», – отвечает он. В общем, он предложил мне этот прииск и обязался десять процентов от прибыли перечислять в фонд помощи нашим инвалидам.
– И ты согласился? – спросил я в некотором смысловом тоне.
Тут я вспомнил параллельную ситуацию со мной. Ведь Николай тоже смог уговорить меня ехать на этот прииск, хотя, казалось, нет на свете такой силы, которая могла бы заставить меня поменять планы.
– Не сразу, – ответил он. – Я отказал, сказав ему, что дело это, хоть благое, я может быть хотел бы, но это не по мне.
– А что дальше? – мне уже не терпелось узнать все подробности, раз уж сумел я вызвать его на откровенный рассказ.
– Дальше я собрался уходить, даже руки не подав. Спросил его, выпустят ли меня его опричники. Он снова подошёл ко мне, протянул свою руку на прощание и говорит: «Возьми визитку, подумай и завтра позвони». Я, конечно, руку ему пожал, но визитку тут же положил на стол, дав понять, что его предложение я не принимаю.
– И ты ушёл?
– Я ушёл. Но на следующий день те двое снова встретили меня в парке. На этот раз они мне вручили пакет документов, на каждой странице договора подпись и печать, осталось только мне поставит свою подпись. В договоре есть все пункты: когда, сколько и как будут перечислены средства в фонд помощи нашим инвалидам. К договору приложены прогнозы и расчёты на десять лет. Около двух тонн золота в год. Десять процентов из этой суммы – это такая помощь ребятам! А пока строим, банк обязуется оказывать адресную помощь уже сейчас. Я и подумал, чем так болтаться, без цели жизнь прожигать, так хоть какая-то польза от меня людям будет.
– Я слышал, – заметил я ради продолжения разговора, – государство пенсии платит инвалидам Афгана.
– Пенсии-то есть, но на эти пенсии и одному прожить невозможно, а ведь у многих семьи, – согласился Ковалёв и пояснил, – многих я хорошо знаю. Вот мой однополчанин вернулся без руки и без ноги, с контузией. Живут в однокомнатной хрущёвке с двумя детьми. Ходил я за него хлопотал. А мне и говорят: «Мы вас туда не посылали». А таких, знаешь, сколько?
– А сколько?
– По данным Пенсионного фонда одиннадцать тысяч афганцев получают пенсии по инвалидности.
Что ни говори, а положение удручающее. С одной стороны, вроде, и говорить не о чем. Человек обманным путём заманил нас сюда. Но с решением я не спешил, да и Ковалёв об этом меня не спрашивал.
Мы поднялись и пошли вниз, в сторону драги, проходя мимо старых отвалов, заметили, как там на мини драгах люди промывают пески.
– Это старатели, – пояснил Ковалёв. – У меня с ними договор, и они добывают золото на полном законном основании.
– И как у них, получается? – поинтересовался Николай.
– У кого как, – отвечал Ковалёв. – У этих редко попадаются самородки, но бывает. А вон там, вверху по реке, промышляют двое, так те часто приносят.
– Так что, здесь так много золота, что каждый может накопать сколько хочет? – продолжал любопытствовать Николай.
– Не каждый, – пояснил Ковалёв. – Так многие думают и идут копать, но везёт только тем, кто знает и умеет. Те двое – опытные хищники, они умеют по щёткам самородки ковырять и пески моют.
– А что такое щётка? – поинтересовался Николай. – Я что-то слышал.
– Это щели и трещины в камнях, – пояснял Ковалёв. – Реки у нас с норовом, во время дождей разбухают и несут всё, что попадается. Попадаются и самородки, которые забиваются в щели и трещины в камнях и корнях. Вот эти щели и трещины геологи называют щётками. Потом вода отступает, реки мелеют, а золото в щелях остаётся.
* * *
