– Полина! Полина, ты здесь? Полина!
Ответом стало лишь бряцание ржавого металла да вороньи крики. Николай звал снова и снова, но его голос тонул в свисте ветра. Это могло продолжаться вечно…
Если бы где-то рядом не раздался до боли знакомый плач.
Затаив дыхания, словно боясь спугнуть звук, Николая пошёл на него.
– Полина? Полина, ты здесь?..
Молчание вновь оборвалось. До девочки оставалось лишь несколько метров.
Николай едва успел остановиться: он едва не свалился в дыру. Глубокую, четыре метра глубиной яму с крутыми чёрными склонами, осыпавшимися при неосторожном прикосновении. Надеясь увидеть дочь, Николай позвал вновь и чуть ли не свесился вниз, но напрасно. На дне покоился лист металла, а на нём – кукла Барби в нижнем белье и… мобильник, принимающий входящий вызов.
Очередной неопознанный номер, а звук плача оказался лишь рингтоном.
– Ах, чёрт…
Николай не успел подняться с земли: нечто упёрлось ему в бок, и заботливый отец полетел на дно.
Николай сообразил сгруппироваться и закрыть лицо руками, но твёрдая бугристая земля и сила притяжения всё равно сделали своё дело. Да и правильно группироваться он не умел.
– АААААА!!!
Плечо мужчины смачно щёлкнуло.
– У-у-о-ох… Су-ука… – Николай со стонами перевалился на спину.
День выдался длинным, но и он, наконец, подходил к концу. Занялись сумерки, голубое небо залилось сиренью. На краю обрыва выросла фигура. Николай наклонил голову, чтобы лучше видеть его. Незнакомец в запылившейся одежде. Человек, на чьём лице кривилась мрачная ухмылка, а в глазах сверкало торжество.
– Какого хрена?..
– Ты, наверное, заметил, что финансовые трудности не делают человека лучше. – Незнакомец отошёл от края и присел на корточки. – Кто-то рвёт очко, кто-то руки стирает до мяса. Хоть вешайся, хоть прижигай! – Под запись детского плача мучитель наклонил голову и высунул язык, изображая висельника, а затем разразился мерзким каркающим смехом.
Николай потянулся было к карману с пистолетом, но жуткая боль практически парализовала руку.
– А у кого-то камень на сердце… стоит. Лично меня это просто убивало. – Незнакомец поднялся. Теперь его глаза горели яростью.
А телефон всё плакал.
– Стой! Что с моей дочерью?! Где она?! – Здоровой рукой Николай выудил пистолет из кармана и кое-как наставил на мучителя. – Где она?! Убью!
«Да мне пофиг!». Николай не столько услышал, сколько прочитал по губам. Вслух же мерзавец ответил:
– Может, ты всё-таки ответишь на звонок? Хотя, какая тебе уже разница…
– Зачем ты всё это делаешь?! За что?! – взвыл Николай.
Незнакомец презрительно сплюнул в яму и отступил от её края. Николай нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Он совсем забыл о предохранителе.
– Чтоб тебя!!! – взвыл несчастный. Его мишень уже скрылась из виду и зашагала куда-то в сторону.
С трудом сдержавшись, чтобы не отшвырнуть пистолет с досады, Николай опустил оружие. Мысли выветрились из головы; Николаю хотелось что-то сделать, что-то сказать, но он не мог подобрать слов, как и разобраться в своих ощущениях. Кошмар с человеческим лицом оказался немногим лучше полной неизвестности, и мужчина как будто почувствовал облегчение.
До поры до времени.
Тихие шаги на поверхности прервались, раздался хлопок закрывшейся двери. Затем до ушей донёсся рык мотора.
– Она совсем одна, без матери! Ты слышишь? Одна! – нерадивый отец неуклюже пополз в центр ямы – к кукле и гудящему телефону. – Ты слышишь, ублюдок?! Ты слышишь?!
Шум становился всё громче, его источник приближался.
Николай добрался до игрушки и мобильника.
Показался барабан бетономешалки.
Номер на экране показался мужчине знакомым.
Барабан наклонился.
В груди Николая застучало как никогда, в животе воцарился жестокий холод. Мужчина схватил телефон и, как мог, пополз к дальней грани, пока бетонная смесь растекалась по дну. Ни мыслей, ни злости, только боль в волочащейся по земле руке, и высасывающий силы страх.
Упёршись в земляной вал, Николай поднялся на ноги. К тому моменту серая жижа была ему уже по щиколотку. Холодный пот стекал по лицу. Рукава куртки испачкались в ходе гонки со смертью.
Пальцы здоровой руки по-прежнему сжимали бесполезный пистолет и телефон. Николай нажал на кнопку с зелёным значком, прерывая плач.
– П-полина… Полина, ты слышишь? Ты слышишь меня?..
– Николай Анатольевич! Вера Цыбулькина из Центрального Ба…
Игрушка дьявола исчезла с серой жиже. Следом чуть не полетел пистолет, ладонь некрепко держала рукоять. Николай и сам едва стоял, едва держался, чтобы не рухнул в липкие объятия нового воплощения Смерти.
Жидкий цемент поднялся до уровня колен.
Со своего места Николай видел лишь барабан бетономешалки, шасси КамАЗа и уголок его кузова.
– Сука!
Сняв пистолет с предохранителя, Николай выстрелил. Пули исчезли в будущем бетоне, а то и вовсе улетели далеко за ограду свалки. Совсем скоро эти кусочки свинца найдут на детской площадке, в парке, на мостовой или в упавшей на тротуар птице – где-нибудь, но найдут.
А вот найдут ли того, кто стрелял…
Уровень смеси поднялся до бёдер, сдвинуться с места стало невозможно. Надежда покинула Николая.
Мужчина приставил дуло пистолета к голове.
«Надеюсь, хоть один патрон остался»…
***
Ночь. На свалке тихо, только огонь потрескивает в дырявой металлической бочке. Вокруг таких любят собираться бездомные по вечерам: теплом от пламени можно согреть ладони. А если очень повезло днём, то и поджарить голубя, крысу или собаку.
Но на сей раз обитателей улиц не было на привычном месте, и пламя, хоть и горело, не лизало плоть – ни живую, ни мёртвую. Одинокий мужчина в запылившейся куртке молча скармливал прожорливой стихии осколки недалёкого прошлого. Картонная коробка у его ног была полна сокровищ, но порой богатство приносит боль. Как и любой инструмент, его можно использовать во зло. А добро… Добро очень относительно.
Не всё, что падало огню в пасть, легко им переваривалось, и оранжевые языки периодически мельчали и синели. Одиночка подкладывал хвороста в костёр и окроплял пламя содержимым прозрачной бутылочки. К стихии возвращался аппетит, и пир возобновлялся.
– Всё… закончилось.
Одиночка достал из кармана помятый лист бумаги и в последний раз пробежал глазами по его содержимому. Призрак прошлого всё ещё давил на сердце.
– «Сто к одному, что не найдём», говоришь… – Оскалившись, человек в пыльной куртке скормил бумагу, символ былого отчаяния, адским побегам.
«Возможно, там мразь и узнает, за что сдохла».
Одиночка шумно выдохнул и перевёл взгляд на серую прямоугольную площадку. Бетон в котловане застыл не так давно.
– Ну и хер с тобой.
Пламя снова скукожилось, но это уже никого не волновало. Свою роль оно выполнило – все телефоны, сим-карты, обрывки паспортов и свидетельство о регистрации заявления в полицию сгинули. Как и что-то внутри человека в пыльной куртке.
Может, трудности и делают человека сильнее, но не добрее уж точно.
Дневник девочки-подростка
Запись 1
Нашла эту записную книжку вчера, когда лазила по нашей сторожке. Старик-сторож разрешил взять её в обмен на обещание не заглядывать в окна и не заходить без разрешения. Такой скрытный! И ручку подарил, ей сейчас пишу. Буду вести дневник, прямо как в детстве. Делать-то особо нечего.
Запись 2
Сегодня плохо спала, просыпалась среди ночи. Снилась всякая мешанина из новой и прежней жизней. Кадры из каких-то фильмов. Увядшие цветы, которые зачем-то из лейки поливали желудочным соком.
Не знаю, смогу ли когда-нибудь назвать этот погост своим Домом, чувствую себя словно в сиротском приюте (без понятия, почему такое сравнение, никогда там не была). Кругом серо и тихо. Все чужие. Зато никто не шпыняет.
Запись 3
Почти всё время сплю. Постоянно хочу есть.
Запись 4
Как же одиноко…
Запись 5
Выбралась за забор. Соседи никак не мешали. Им, похоже, всё равно. Только мистер Купер поздоровался, пожелал приятной прогулки. Джентльмен, однако. Даже фрак носит.
Бродила вокруг нашего участка. Какая-то бабулька перекрестилась при моём приближении. Ну да, я же поздно гуляла. И выгляжу, наверное, как наркоманка.
Ветер продувал насквозь, но я не мёрзла.
Дошла до ворот и заплакала. Не хочется возвращаться, но больше идти некуда. Скучаю по старому дому, но путь туда закрыт на веки.
Запись 6
Мне часто снится один и тот же сон.
Стою в прихожей перед какой-то семьёй: отец, мать, дочь. Глаза в пол. Вдруг замечаю какое-то движение, начинаю мотать головой. Мотаю-мотаю-мотаю – хоп! – выскакивает рыжая мелюзга. Сама лбом мне в пупок упирается, а насупится грозно, кулачки сожмёт, говорит что-то. Я не слышу ни её, ни себя, но, кажется, отвечаю. Смотрю на остальных. «Отец» с «матерью» кивают, словно подбадривают. Отвечаю мелкой снова. Та, довольная ответом, улыбается, прыгает, льнёт ко мне, целует.
Это просто сон, всего лишь сон…
Запись 7
Только сейчас заметила, что наша Лиза похожа на ту девочку из сна. Только крупнее, и, когда лезет обниматься, упирается не в пупок, а в нос. Смешная, но милая.
Сегодня она познакомила меня со своей старшей сестрой Анной. Жуткая. Как Уэнздэй Аддамс, только носит распущенные волосы и брюки. И готова в любой непонятной ситуации сначала врезать по носу, а затем скастовать заговор на понос. А потом зарезать в переулке. Я бы, наверное, умерла уже на стадии поноса.
Лиза сказала, что всегда мечтала куснуть её за задницу. (0_0)
А я уж начала думать, что хоть одна из нас нормальная.
