Юми
Алёша
Мир рухнул: Давление разрывает объекты и тела, приводит к массовым головным болям и помутнениям рассудка, к коллективным психозам. Выжившие объединяются в группировки, дабы противостоять немногочисленным, но сильным бандам, а также каннибалам, мародерам и прочим отбросам оставшегося социума. Нет связи, электричества, еда и вода – редкость. Но, несмотря ни на что, жизнь продолжается и светлые силы медленной уверенной поступью идут к победе над силами темными.Читайте: будет весело и страшно! Книга содержит нецензурную брань.
Юми
Алёша
«Становясь самим собой, мир ускользает от нас…»
Альбер Камю.
© Алёша, 2023
ISBN 978-5-0062-0007-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 0. Столица нашей Родины. Выход
– Мальчик, милый мой мальчик…
Комендант Кремля полковник Виктор Хлебников прильнул к монитору. Камера приблизила немолодую белокурую женщину в жалких лохмотьях, робко мнущуюся у входа в Исторический музей. Трещина на старой камере мешала разглядеть ее лицо.
– Изображение четче. И усильте, наконец, звук!
– Сынок, – женщина вытянула вперед руки, ее голос утонул в каком-то странном гуле, будто рядом с Красной площадью играл водопад или шумел улей, то приближая, то удаляя пчелиный рой.
Камера продолжала блуждать между женщиной и воротами в музей, на колоннаде которого какой-то умник выцарапал острием ножа – World of Thanks. Спасибо из прошлого. И никаких танков! Никаких танков… Игра слов, не более того.
Полковник напряг скулы и прошипел:
– Кто выпустил эту чертову бабу?
– Она сказала, что там ее сын… Сказала, что остановит их, – ответил кто-то из солдат.
– Дебилы, – процедил сквозь зубы комендант. – Покажите площадь!
Камера дернулась, нервно уткнулась в булыжник, затем медленно повернулась к залитому солнцем и не по-военному сверкающему куполами Блаженному.
– Ё! – выдохнул Хлебников; у музея, прямо напротив женщины, стояли человекоподобные исполины, их было семеро, все без одежды, без оружия, без намека на дружелюбие, а со стороны Васильевского спуска к ним двигалась живая серая масса. – Юми…
Когда первые серые чудовища поравнялись с теми, что стояли у музея, женщина истошно завопила и бросилась вперед, навстречу сыну. Споткнулась, упала, поднялась на колени. От толпы отделилась гигантская фигура и подошла к женщине. Та обхватила грязные волосатые ноги монстра, из глаз ее хлынули слезы.
– Мальчик, маленький мой, родненький, – причитала женщина, облизывая шерсть и обнимая ноги того, кто когда-то назывался ее сыном. – Ромочка, прости меня, прости…
– Рэм! – прогремело чудовище и оттолкнуло женщину.
– Рэм! – понеслось по площади, утопая за Васильевским спуском в Москва-реке; сотни глоток выкрикивали имя своего вождя, заставляя, казалось, содрогаться вековые стены Кремля.
«Ромул, Рэм… Гребаный Древний Рим»… Не отрывая взгляда от черно-белого старого монитора, Виктор Хлебников нащупал на столе граненый стакан, чуть не опрокинув, залпом опустошил его и прошептал:
– Конец бабе.
Рэм, будто услышав слова коменданта, медленно выкрутил косматую голову навстречу камере, обнажив тошнотворную пасть. И… зловеще улыбнулся. Нет, полковнику это только показалось: чудовища не улыбаются!
– Ближе, еще ближе, – завороженно повторил Хлебников; наконец, не выдержал и заорал что есть мочи:
– Ближе, сука!!!
Но камера не послушалась военного, «отъехав» и снова сосредоточившись на общем плане. Женщина продолжала исступленно целовать грязные ноги Рэма. Тот некоторое время молча и безучастно смотрел на нее сверху вниз, потом что-то пробурчал («Мама», – показалось коменданту) и рывком поднял ее за волосы так, что их взгляды пересеклись. Свободной рукой сын разорвал на женщине одежды и провел когтями между ее худых грудей, оставив на теле глубокие царапины, тут же наполнившиеся густой кровью. Мать пронзительно закричала, а Рэм продолжал медленно царапать податливую плоть, держа женщину вытянутой рукой прямо перед собой. Его движения участились, он вошел в первобытный азарт, разрывая кожу и проникая все глубже и глубже, к самому сердцу. Вскоре в его руке висели ошметки человеческого тела на тонких костях, и лишь перекошенное лицо с застывшим безумным взглядом, не тронутое когтями, напоминало о том, что каких-то пять минут назад это была немолодая белокурая женщина, зовущая у Исторического музея своего потерянного сына.
– Мальчик, милый мой мальчик…
* * *
Иван Хорунжий молча стоял возле большой настенной карты Москвы и вглядывался в названия улиц. Каждый переулок, каждая строка названия на карте была для генерал-майора родной. Он смотрел на красные кольца, которые рисовал после донесений, и видел, как они, эти кольца, сжимаясь, приближаются к последнему убежищу столицы. Или еще не последнему?
За дверью кабинета с пожелтевшей табличкой «Командующий Сопротивлением» послышались торопливые шаги.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться? – без стука ворвался в кабинет взволнованный капитан Чижов.
– Валяй.
Капитан нервно вытер рукавом капельки пота со лба:
– Товарищ генерал, наши докладывают о падении еще двух постов.
– Плохо… Назови номера постов, – Хорунжий снова повернулся к карте и взял красный маркер.
– Нет номеров, – опустив глаза, ответил капитан. – Я не знаю.
– Как не знаешь? – генерал повысил голос. – Ты что, семь раз до этого знал, а сейчас забыл?
Казалось, слова командующего врезаются не только в слух стоящего перед ним капитана, но и, проникая сквозь бетон, распространяются дальше, вглубь земли, за пределы бункера.
– Я имел в виду, что сейчас это не имеет значения, – промямлил Чижов. – Там уезжать собираются все. Там решили…
– Уезжать!? Бежать собрались? – холодным голосом прошептал Хорунжий. – Ты хоть понимаешь, что несешь, Чиж сраный!? Хорошо, пошли, посмотрим, что там решили.
Генерал решительно обошел капитана и двинулся по коридору в помещение дежурного первым. Войдя в дежурку, он увидел странную картину: два десятка офицеров выстроились в одну шеренгу, держа в руках вещмешки. Оставшиеся будто под действием гипноза собирали свой скарб, не обращая никакого внимания на разрывающуюся от криков рацию. Странный черный предмет с циферблатом по центру собрал возле себя нескольких человек, которые, казалось, окаменели. Замерев на расстоянии не более метра от него, они пристально всматривались в завораживающее мерцание куба, постепенно сжимая кольцо над ним. Один из лейтенантов, стоящий недалеко от двери, при виде генерала выпрямился и сделал шаг вперед. Остальным вроде и не было никакого дела до вошедшего главнокомандующего.
– Дежурного ко мне! – заорал Хорунжий.
Из толпы неохотно вышел подтянутый майор:
– Генерал, надо уходить, они скоро будут здесь…
Хорунжий, не дав ему договорить, резко выхватил из нагрудного кармана пистолет Макарова и выстрелил майору в грудь. Тот упал. Сделав несколько тяжелых вздохов, он закрыл глаза, и, распластанный в луже крови, затих. В дежурке воцарилась мертвая тишина, а стоящие напротив генерала офицеры потупили взгляды. Военные вокруг куба словно ожили и, встряхнув с себя остатки оцепенения, с опаской смотрели на генерала. Хорунжий оскалился:
– Отошли все от прибора!
Он убрал пистолет и, немного успокоившись, продолжил:
– Если хотите сохранить разум, отойдите от куба. Или хотя бы накройте его…
Военные стали медленно отходить от странного прибора с циферблатом и выстраиваться в шеренгу.
– Где помощник дежурного? – спросил генерал.
– Лейтенант Алексей Древесный! – отрапортовал молодой высокий офицер, делая шаг вперед.
– Отлично! С этого момента и до моего приказа вы начальник дежурного штаба. К кубу допускать только смотрового и только в момент синхронизации, если, конечно, до этого дойдет.
– Есть! – лейтенант отдал честь, повернулся и, положив правую руку на кобуру, направился к рации. Выйдя на центр дежурки, генерал снова заговорил:
– Наши братья умирали, защищая Москву. Они отдают сейчас жизни, в том числе и за нас с вами. Поэтому мы не имеем права на бегство. Это подло и трусливо! Мы должны сдержать юми любой ценой.
– А как же бэтеры? – робко спросил один из офицеров. – Они же уедут сейчас без нас…
Хорунжий нахмурился. Он не умел лгать, но в последнее время все чаще и чаще ему приходилось делать это. Сегодня выбора не было – только правда, мать ее. Генерал поднял указательный палец вверх и начал:
– Да, уедут, и это немаловажная часть большого плана, целью которого является поиск лучших земель для проживания. Москву все сложнее и сложнее отстаивать – живоглоты плодятся как котята, юми наступают, какие еще твари свалятся на нашу голову – одному богу известно. Бэтеры идут на Воронеж, другая экспедиция пойдет на Коломну водой, потом по Оке – к Дону, и снова – Воронеж. Вы видели ту квадратную чертовщину, другая часть ее находится там, в Черноземье. Она нужна нам, как воздух, как кислород!.. Да, возможно они доберутся куда надо и найдут второй куб, но дорога их будет трудна и опасна, им будет куда сложнее, чем нам. Их дорога лежит вдоль Москва-реки, а там сейчас жарко, как никогда. Надеюсь, понятно? – генерал посмотрел вокруг себя.
Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Тогда по местам. И уберите это подальше, – Хорунжий кивнул на лежащего в крови дежурного. – Древесный, как там обстановка?
– Товарищ генерал, девятый и тридцать второй посты молчат. Связь потеряна около часа назад, последнее известие от них было невнятным, одни крики… Остальные отбиваются, но сколько еще смогут продержаться, непонятно. С двадцать четвертым постом проблемы, пулеметчик наших положил…
– Что? – нахмурился командующий. – Ты яснее излагай.
– Товарищ генерал-майор, просто мы вчера отправили им 30-миллиметровый пулемет на турели и пятнадцать ящиков патронов с ним. Все было хорошо, пока юми не пошли стеной на этот пулемет. Шли, говорят, два с лишним часа, не останавливаясь, уже мертвые, с выпущенными кишками шли вперед, пока могли. Полный вездец!
– И что дальше?
– Дальше все просто – пулеметчик умом двинулся и наших стал косить почем зря.
– Лейтенант… Пост отстояли или нет?
– Отстояли. Только там всего семеро вроде, и патронов часа на три боя всего.
На столе дежурного зазвонила «связь». Лейтенант подошел к столу и, наклонившись к аппарату, провел указательным пальцем по передней панели. Через мгновенье на дисплее зажглась красная надпись parazIT, а комната наполнилась шумом улицы, криками и эхом далеких выстрелов. Выстрелы и крики продолжались не больше минуты, потом стихли.
– Двадцать седьмой, ответь Дунаю. Двадцать седьмой, доложи обстановку, – пулеметом застрочил лейтенант.
В аппарате что-то щелкнуло, и грубый пропитой голос ответил:
– Двадцать седьмой Дунаю, слышу отлично.
– Двадцать седьмой, доложи обстановку!
– У нас семнадцать бойцов, патронов на два часа боя, но… Мы связались не поэтому. У нас тут юми встали.
– Что значит «встали»? Поясни, двадцать седьмой.
– Юми остановились метров за шестьдесят от нас. Они стоят как неживые, словно их что-то держит и не пускает к нам. Что делать?
Хорунжий выхватил трубку у Древесного.
