В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
Дарья Милл
«Как отличаемся телом, так душами сходны» – любили повторять на Вайнкуле чужеземцы-люди, без особых преград ужившиеся с местными жителями фолками. Кожа их белей морской пены, а глаза сияют неприкрытым пургой солнцем. Фолки любили людей, подражали им и всем сердцем ценили дары, что те преподнесли им шестьдесят лет назад. В какой же момент раболепное обожание превратилось во взаимную ненависть?Когда в первый отдел по делам межрасовых коммуникаций поступили первые тревожные сообщения, подполковник Квон понял, какую непосильную ношу человечество взвалило на его плечи. Слишком много вопросов первый человек оставил для своих потомков.И да уберегутся фолки от лжепророка, ибо сын человеческий пришёл спасти всех потерянных.
Дарья Милл
В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
Глава 1
Когда Эндрю вбежал в первый отдел по делам межрасовых коммуникаций, он едва не разлил на себя кофе от того, как сильно ему не терпелось выложить Хён Соку на стол ту новость, что только что застала его на пороге.
– Хён, ты же помнишь, что на завтра намечается День траура из-за событий на Нью? – мужчина отдал ему эспрессо и с грохотом упал в своё кресло, в один глоток осушая половину своего остывшего латте.
– Офицер Арно, будь добр, прекрати обращаться ко мне на «ты». – Нарочито медленно проговорил подполковник Квон, не отнимая глаз от стопки бумаг. – Как ты мог заметить, обстоятельства не дают мне забыть о Ньюэре.
– Ладно, Хён, не души меня лишний раз. Пока никто не слышит, я могу обращаться к тебе так, как захочу. – Запрокинув голову, Эндрю прикончил кофе и, отставив бумажный стакан в сторону, повыше закатал рукава. Офицер Арно никогда не носил пиджаков, всегда пах вишней, а галстук надевал только по праздникам. Лишь ему одному было дозволено нарушение дресс-кода ПОПДМК. – Там, на улице, все стены облепили плакатами с серьёзными надписями. Вот неужто они не понимают, что если по такому поводу дать нам выходной, то только его люди и заметят? Таким, как мы, должны с ходу объяснять, что печаль других не причина для собственной радости. Все наши беды они прировняли к очередному поводу выпить.
– С каких это пор ты нам моралистом заделался? – всё так же погружённый в работу, Хён Сок продолжал наводить порядок в документах. Он никогда не придавал особого значения тем словам Эндрю, что не относились к работе отдела, и вечно упускал из виду одну явную его черту – Эндрю Арно просто не мог оставаться в стороне от чужих бед.
– Там ведь такое дело! Как в таком обществе можно растить детей и заводить семьи? В нём нет ни понимания чести, ни постоянства, ни безопасности. Кто знает, что с ним случится тогда, когда оно само столкнётся с проблемой? Конечно, легко всем сейчас думать о том, что случилось на Ньюэре. Когда беда коснётся и нас, никто не будет к ней готовить народ и давать ему время подумать. – Эндрю скрестил на груди руки и огорчённо опустил голову. – Он всего этого попросту не переживёт, потому что ни на своих, ни на чужих ошибках люди и фолки Вайнкулы учиться не собираются.
– Сомневаюсь, что у тебя когда-нибудь будут дети. – Сказал Хён Сок лишь затем, чтобы хоть что-то ответить. Разговоры Эндрю всегда его отвлекали.
– Хён, да ты же меня совсем не слышишь. Четыре года прошло с того инцидента на Нью, а они так и не устранили последствия. Единственное, к чему их председатель приложил руку, дак это к тому, чтобы поддержать новую секту и дать ей нелепую кличку официальной религии. Никто не занимается интеграцией общества в новый мир.
– От тех, кто молится рекам, сложно ожидать чего-то другого.
– От того, кто сидит во главе первого на Вайнкуле отдела, занимающегося вопросами межрасовых коммуникаций, обычно рассчитываешь услышать нечто более толерантное и терпимое.
– Ты не учёл того, что мне твои упрёки совершенно безразличны. – Подполковник Квон вдруг замер, задержав перед лицом одно из заявлений. – В нашем кафетерии нет окон. Ты что, снова бегал в соседнее здание к той официантке за бесплатным латте?
– Ну вот, с тобой ничем нельзя поделиться, ты во всём видишь один негатив. – Эндрю закатил глаза, разворачиваясь к работе, что уже давно ждала его за плоским экраном компьютера прямо между вкладками чатов и карточной игры, которую он открывал в свои редкие перерывы. Хён Сок почти не видел, как Эндрю работал, но почему-то лишь эту игру всё время и замечал.
Когда Ньюэра рухнула, Квон Хён Сок никак не отреагировал на сообщение, что передавали по всем табло и приборам, которые только могли его выставить. На Вине давно привыкли слышать подобные вести о Нью, что с самого начала оказалась поражённой шестой казнью египетской. Из всех обиталищ людей она стала куда значительней всех остальных полна неприятностей.
Четыре года назад, когда на Ви впервые поступил доклад о чрезвычайной ситуации на Ньюэре, никто и не удивился тому, что именно она пала жертвой очередного бедствия, которое, словно мотылёк светом, увлеклось ею. После того, как вокруг местной столицы люди воздвигли стены, природа простила их. Подобно Матрёне блаженной, она миловала чужие проступки, даровала культуру и веру, чистое поле и лес, что непокорённым простором оставался лежать на одинокой планете, ожидающей своих новых детей. Благая да гордая Нью оказалась до странного схожа с милым сердцу да покинутым домом – Землёй. А Земля так и оставалась прекрасна, правда, людей на ней стало заметно меньше. Ведь как для хлеба нужно облагородить почву и высадить рожь, так и для доказательства своего права на всякое сущее необходимо покорить старую жизнь и сместить её с трона. Ньюэра стала второй планетой, на которой человек постановил свои порядки. И за это он поплатился.
Первым ответом стал новый вид проказы, ожидавший человечество там, где оно не хотело идти на уступки, но стало вынуждено о них задуматься. Ему пришлось. Природа заставила. И, когда Беннеты прикоснулись к формуле сыворотки, что могла удержать болезнь, люди не смогли с ней не смириться. «Налог на жизнь» – так говорил каждый живущий, обречённый на нескончаемое повторение долгого цикла, да для одной лишь цели – дать своим детям возможность прожить ещё хотя бы год в том лживом мире, что продолжал укрываться от кары. Человек не излечил вирус, он его подавил, да потому должен был отречься от нового мира и запереть на замок все пути на выход. Никто не мог покинуть Ньюэру, и ни душа не желала её навещать. Лишь Луна, мнимый, рукотворный спутник, возвысившийся над орбитой Нью, стала местом для встреч. Ведь кому-то планета должна была продавать срубленные с неё леса. Одним взмахом топора Ньюэру в миг обезглавили.
В начале было Слово, и Слово это было у Бога, но слово было Человек. В Него он вдохнул жизнь, и жизнь была свет. В тот момент, когда планету поразила вторая вспышка, попутный для человека свет исчез. Люди стали создавать своих Богов, но даже они не смогли дать им такой желанной вести с указанием на то, что убило пять миллиардов жителей Нью, отняв у мира треть человечества. Но Вина не проронила и слезы, ведь пока смерть одного человека становится трагедией, смерть миллионов продолжает приходиться для остальных статистикой. Великое таинство и впредь подхватывается людьми как таковое, ведь, пока Нью терпела убытки, никто не желал ей помочь. Сын человеческий даже не думал пытаться. Зелёная планета оказалась одна, а люди заперты по своей собственной глупости. Когда председатель Медчер срубил первое дерево, он с холодным рассудком обрёк людей на смерть. Второй его ошибки природа не стерпела, а остальные председатели до сих пор боятся повторения его участи.
– Ты идёшь на то событие? Будет шествие вроде того, что проводят на праздники. – Сказал Хён Сок, закончив намечать план действий на завтра. – Мне нужна твоя помощь.
– Хён, ты сума сошёл так всё это называть? – Эндрю отвернулся от компьютера и посмотрел на него с тем презрением, какого в нём никогда и не было. Всегда он лишь делал вид, что сомневается в здравом рассудке подполковника Квона. – Пятая эпидемия чумы, миллиарды пропавших без вести, а ты говоришь – праздник? Как тебе вообще в голову пришло всё это сравнивать? Мне страшно за твою сестру. Жить с таким бессердечным человеком, как ты, равносильно смерти.
– Я не услышал ответа. – Собирая папки в дипломат, Хён Сок помедлил. Кэсси просила его больше не носить в дом работу, но, кажется, в который раз он собирался её ослушаться. – У тебя уже есть планы?
– Нет, но, кто знает, может быть, моя девушка позовёт меня на свидание. – Эндрю едва заметно улыбнулся и снял узкие очки, что обычно спасали его при чтении всего того моря бумажной волокиты, что мучила его глаза почти каждый день.
– Не позовёт.
– Это ещё почему? – выражение его лица стало разочарованней прежнего. Из них двоих он узнавал об их общих планах в самую последнюю очередь. Рядом с Хён Соком Эндрю всегда был вторым.
– Завтра мы едем в третий Округ. Поступила жалоба на амфи. Они странно себя ведут.
– О Боже, Хён, я же говорил, что терпеть не могу, когда ты так делаешь. Со своей работой ты занимаешь все мои выходные, у меня и на отношения времени не остаётся. – Офицер Арно устало выдохнул, в последний раз откинувшись на спинку стула. Каждую подобную выходку подполковника он смиренно проглатывал.
Был глубокий тёмно-синий вечер, когда Хён Сок наконец запер дверь офиса и вышел на веющий прохладой воздух. Маленький затхлый домишка – вот всё, что представлял из себя первый отдел по делам межрасовых коммуникаций. И только новенькая золочёная табличка с аббревиатурой ПОПДМК намекала на то, что в этом подполье не шьют мелочёвку на ржавых станках бежавшие с Нью мигранты. Шёл пятый год, как самый молодой подполковник занимал своё законное место. И пятый год с его отдела сыпался песок так, будто в Округе с такой лёгкостью возможно было его отыскать.
Только пробило девять, как Эндрю сбежал в том направлении, где обычно пропадали все его обеды – в крохотном кафе, пользовавшимся большим спросом в череде домов рабочих. И оставалось оно на плаву не столько из-за дешёвых обедов, сколько благодаря молодым и приветливым официантам, что с фолковским радушием принимали любого гостя. Хён Сок даже не удивился, что вновь остался один держать путь до дома по оживлённой суетой улице. Он никогда не любил транспорт, и несмотря на то, что жил в получасе ходьбы от отдела, своим силам продолжал доверять куда больше, чем машинам и их водителям. Хотя, конечно, и такая у него была, но лишь для того, чтобы при любом удобном случае одалживать её сестре. Лин настолько часто обращалась к нему за этой услугой, что в один момент он перестал просить её возвращать ключи. Кажется, Хён Сок и не хотел понимать, насколько удобной станет его жизнь, если однажды он напомнит сестре о том, что авто покупал для себя.
Киоски с уличной едой пытались соревноваться во внимании со звёздами, и, стоило одной из них подмигнуть людям, как все взгляды тут же падали на прилавки, полные рыбных лепёшек, тонких мясных лент, зарытой в панировке курицы, пива и закрученных узкой спиралью чипсов. После долгого рабочего дня ни одно тело не могло позволить себе пройти мимо, и даже тогда, когда в одной лавке кончались пирожки с красной фасолью, рядом тут же открывалась следующая, под завязку набитая пуноппанами и китайскими пельменями. В юности Хён Сок часто пропадал среди этих толп, но тут же возвращался, как только ему удавалось ухватить парочку онигири или булочек со свининой. Одну держа в руках, а другую в зубах, он спешил вернуться в офис, где его смирно дожидались документы. Квон Хён Сок никогда не давал себе послаблений, и даже тогда, когда время обеда по собственной воле сократил себе до десяти минут. Именно потому в свои двадцать семь Хён Сок и стал подполковником. Никаких облегчений и снисхождений, лишь нескончаемый труд и вечные переработки.
Фолки расступались перед ним точно так же, как и перед любым другим человеком. Они освобождали места, даже если в этом не было необходимости, кланялись тем, кто по одной лишь случайности решил похвалить их за хорошо проделанную работу, и оставляли чаевые неприличных размеров. Всех людей это устраивало, ни один фолк не думал и жаловаться. Так было принято, и даже теперь, когда Хён Сок стоял на светофоре, несколько фолков уступило ему дорогу. Под защитой куполов главенствовали люди, и других альтернатив они просто не знали.
Когда нога человека впервые ступила на Вайнкулу, ему тяжелым трудом пришлось приспособиться к её условиям. Поверхность очередной новой Земли оказалась покрыта толстым слоем льда, что поверх укутывал снег, в своей глубине укрывающий гейзеры, поочерёдно взрывающиеся за пределами Округов. Вина разбивалась на горы, множественные фьорды и пастбища, где свой корм добывали амфи – единственные животные, которых человеку не пришлось разводить. Они и сами прекрасно справлялись со своей жизнью ещё задолго до того, как оказались названы людьми. Правда, никто и не спрашивал фолков, кем они считали амфи ещё до той поры, как их своими расценили люди. Как говорили в народе – фолки, словно белые лилии, нежные, слабые, и прекрасные, только вот уж давно люди не видели их вживую. Если бы на Древней Земле однажды услышали о фолках, то расценили бы их как очередную выдумку. Просто не могло что-то живое быть столь совершенным. Не должна была Великая Мать природа предавать род людской и всеми своими благами награждать иного своего сына.
Ещё Луис Кортес, исследователь, раньше всех остальных спустившийся на Вину и ощутивший все её метели и вьюги, начал разговор о необходимости союза фолков и людей. Их бледные руки ничем не отличались от человеческих, а светлые жёлтые с оранжевыми сердцевинами глаза едва ли видели иначе людских. Тонкие белые волосы, острые черты лица, да знакомый человеку язык – фолки предстали перед Кортесом новой, ранее не знакомой расой людей, да ей же и продолжили оставаться тогда, когда Луис погиб, при жизни едва не успев застать памятник, что своим трудом воздвиг один из прошлых председателей в первом Округе Вины. Заслуг Кортеса не смел умалять никто, но до сих пор редкие умы, продолжающие ломать головы над загадками Вины, всё же несмело роптали о том, что до первооткрывателя должен был быть кто-то ещё. Молву их пресекали на корню, ведь никто не должен был вводить смуту в общество, которому для неё было достаточно лишь разрешения. Пока председателем был Моис, толоки были дозволены лишь за его спиной, да потому там и оставались легенды о фолках с иными глазами, давно ушедшей культуре и древних призраках. Но у слухов всегда есть почва, и не важно, лжива она или истинна.
Памятник Луиса Кортеса до странного походил на Колумба в старой Барселоне. Та же богиня Ника, те же грифоны, то же одухотворённое лицо, да только внизу его обступали не львы да люди, а амфи, фолки, лисы, волки, и совсем крохотные зайцы, одного из которых Луис подхватил на руки в перчатках скафандра. Благородный, смелый, стремглав пустившийся в путь на поиски новой жизни – Кортес стал примером для многих, да потому его туловище, что так почётно отлили из бронзы, украшало главную улицу первого Округа Вины. И всякий раз, как Хён Сок натыкался на него по пути с работы домой, у него никак не выходило оторвать глаз, и ему всё казалось, будто макушкой Луис почти упирается в купол. Полезная вещица, однако, как часто про себя думал Хён Сок, ведь рукой Луис указывает прямо туда, где стоит южный вход, за которым в своих поселениях коротают дни бездельные фолки. Подполковник Квон ни разу не заставал их за работой. Впрочем, у него всегда был талант появляться в самое неудобное для того время.
Среди пурги пашни не выставишь. В мире инея не выкормишь свыше нескольких миллиардов человек, а потому Верховным правительством был дан указ – определить места безопасности и выстроить над ними купола того размера, что будет достаточен для домов и полей, единого государства и дюжины городов. Люди укрылись от ненастий, да только не всех непогода страшила. Оставив все возникшие вновь правила и обычаи, часть единого народа ушла в буран, а яранги и хижины-иглу десятилетиями продолжали прятаться за снегами склонов. Их никогда не пытались держать, ведь в и так до предела накалённой обстановке председатель Моис не мог допустить той ошибки, что когда-то привела беду в угодья Медчеров – если природа твердит о повиновении, ослушаться её не смеет никто. Возможно, именно поэтому Вина избежала тех бедствий, что Нью приняла за данность. Но этот урок был не единственным, какой человечеству стоило бы вынести из той страшной трагедии.
Мысли покинули голову Хён Сока в тот же момент, что он поднялся по первым ступеням своего дома. Три лестничных пролёта, и подполковник Квон наконец вставил ключ в замок, отпер его и с небывалым облегчением снял пальто с плеч. Присутствие Кэсси всегда позволяло ледяной броне на его теле немного ослабить хватку.
– Ты сегодня рано. – Кассандра появилась в проходе и, бедром упёршись о дверной косяк, улыбнулась ему. Свет с кухни осторожно касался её силуэта, понимая, что ничего лишнего к нему добавлять не стоит. Картина и без того выходила свыше всяких похвал.
– Ночью будет дождь, а я одолжил зонт Эндрю. Он всегда забывает о приличиях, когда дело доходит до встреч с его новой подружкой. – Хён Сок тяжело выдохнул, отвлекая внимание от дипломата с документами отдела. Он всё-таки принёс в дом работу. – Уверен, будь у меня машина, Эндрю и её бы попросил, чтобы отличиться перед ней.
– А ты только и радуешься, когда Эдди что-нибудь у тебя берёт. – Кэсси засмеялась. – Только вот Лин уже на время выдала твою машину своему мальчику. Он сказал, что больше не хочет, чтобы она возила его, и лишь это решение она смогла принять для себя сродни приемлемому. Ну, ты и сам знаешь, какие у них отношения.
– Что? – он едва сдержался, чтобы не воскликнуть так, что сестра могла бы его услышать. – И как Лин? Ты с ней уже говорила?
– Конечно, но, ты же понимаешь, что в двадцать один не сильно-то хочется прислушиваться к советам двадцатисемилетней подруги. Хоть и Лини сама их у меня спросила, зрелостью молодость никак не восполнишь.
– Я в свои двадцать один только на твои слова и обращал внимание. – Хён Сок устало потёр шею, под грузом ответственности пытаясь выпрямиться. Но встать ровно у него никогда не выходило. Даже с помощью Кэсси.
С тех пор, как родители Хён Сока и Лин погибли, он никак не мог отделаться от чувства, что и так чрезмерно тяжёлым долгом остро терзало его душу с того самого времени, как до него дошло, что у людей вообще есть душа. Учиться, работать, каждый день забирать Лин с дополнительных занятий в школе и лишний раз доказывать окружающим, что он достоин быть её опекуном, никогда не было просто. Но Кэсси уже давно старалась брать на себя ту часть, что касалась их примирения. Всегда, сколько он себя помнил, она была с ними рядом.
Лин так и не вышла на ужин, но, как по секрету Кассандра рассказала Хён Соку, тот поднос с едой, что она оставила у её комнаты с несколькими расписанными тонкими закорючками почерка листами, полными добрых слов и лучших пожеланий поскорей разобраться со своим парнем с группы колледжа, всё же удостоился кроткого «спасибо» на одной из салфеток, на которой Кэсси подарила ей свой поцелуй. Она всегда была хороша в благородных жестах и романтических поступках, и Лин всякий раз уступала перед ними, ведь без памяти была влюблена во всё, что касалось Кэсси, её книг и до самых небес возвышенных в них чувств. В этом они прекрасно сходились, и, посмотрев на них, невозможно было сказать, что когда-то единственным, что их связывало, был Хён Сок. Он всё не мог перестать надеяться на то, что Лин не хмурится хотя бы с Кэсси. Когда мама ушла, Квон Лин совсем перестала при нём улыбаться.
– Знаешь, пока мы одни, я бы хотел сказать, как бесконечно ценю твоё чуткое сердце. – Хён Сок не без силы заставил себя встать из-за стола, понимая, что слишком скоро прикончил ужин. Уж давно он успел запомнить, что, стоит ему произнести пару слов о великодушии Кэсси, как она тут же улетит с превосходным осознанием того, что на этом вся её работа здесь завершена.
– Говори, раз так хочешь. – Кэсси взглянула на него своими по лисьи хитрыми глазками, поставив подбородок на скрещенные пальцы и наблюдая за тем, как старый друг облагораживает кухню после её кулинарных изысков.
– Кэсси, я и не представляю, каких трудов тебе стоит заходить к нам каждый вечер и спасать наш дом. И ты всегда помогаешь мне с Лин, если что-то случается, пока меня нет. Даже не знаю, как мне отблагодарить тебя за то, что ты для нас делаешь.
– Это всё? – спросила Кассандра, когда пауза после его слов оказалась достаточной, чтобы подобное заподозрить. Под шумом воды и скрипом губки о посуду она прекрасно замечала его смущение.
– Всё.
– Ну, Квон, сегодня ты явно превысил свой лимит тёплых фраз. – Кэсси просияла, и уголки её губ немного приподнялись. – Спасибо, но ты и так даёшь мне то многое, о чём я и не смею просить вслух.
– Ты снова об этом. – Хён Сок обернулся, заметив, как Кэсси в одно движение собрала свои вещи и прошла в коридор. – Уже уходишь?
– Да. – Крикнула она из прихожей, успев проскользнуть в свои ботинки. Каждый раз Кэсси чудом умудрялась исчезать в мгновение ока, и в умении становиться невидимой в любой возможный момент у неё было не занимать. Но Хён Сок всегда замечал все её попытки сбежать. – Ты напомнил мне, что ночью будет дождь, а я, как на зло, ужасно желаю промокнуть. Для моей работы полезно периодически возвращаться домой с угрозой простуды или, что ещё лучше, пневмонии и смерти.
– Возьми хотя бы моё пальто. – Он выбежал к ней, впопыхах набросив на плечо ещё мокрое полотенце. Хён Сок уж с сотню раз успел попенять себя за свой длинный язык, всё время невольно напоминавший Кэсси о том, что ей пора идти.
– Спасибо. – Кэсси поцеловала его щёку, застёгивая пуговицы его пальто, больше смахивающего на чёрную шинель. – Давно мечтала пропахнуть офисной пылью и терпким кофе. – Она рассмеялась, в карман сложила телефон с блокнотом и вышла за дверь.
Кэсси всегда уходила, а Хён Сок никогда не упрашивал её остаться. Так они порешали ещё тогда, когда впервые оказались друг перед другом полностью безоружными. Он никак не мог позабыть взгляда той девочки, с чьими полными слёз глазами встретился после занятий в школе в одном из пустых классов. Ровно пятнадцать лет тому назад Хён Сок понял, что без Кэсси был словно без голоса.
Глава 2
Ничего лучшего, чем повторить за природой, человечество не придумало. Хоть купол и прятался в небесах, его всё же можно было разглядеть, а особенно тогда, когда шёл дождь. Это всегда случалось ночью, ведь, как надумали люди, куда приятнее засыпать под стук капель по подоконнику да в сонном мареве подслушивать ту песню, что распевают ручьи, стекающие в желоба у дорог. Потому два, а то и три раза в неделю род человеческий покоился в объятьях дождя, что усмирял пыль на тротуарах и головы тех счастливчиков, которым повезло провести это время вблизи чего-то, хоть столь отдалённо напоминающего родную Землю. Листья деревьев блестели от влаги, цветы распускались в объятиях травы, а их крошечные головки высовывали свои жёлтые лица на встречу солнцу. Каждое подобное утро казалось Хён Соку таким, каким могла его написать только Кэсси. Лишь ей было под силу создать что-то настолько прекрасное.
Запах мокрого асфальта, газета, которую Кассандра всё время приносила в его дом потому, что та очаровательно смотрелась рядом с её чашкой для кофе в аккуратном блюдце на стеклянной столешнице, и шуршание большой чёрной куртки. Со вчерашнего вечера Лин так и не вышла из своей комнаты. После того, как она трижды захлопнула дверь перед носом Хён Сока, он больше надеялся узнать, как сестра планирует провести выходной от учёбы день. Но, хоть Квон Лин и была всегда резка с ним так, как ни с кем другим, Хён Сок принимал это её особое отношение. В этом он чувствовал себя ей не безразличным. И именно этого он и заслуживал.
– Я выезжаю в третий Округ, вернусь поздно. – Сообщил Хён Сок сестре из прихожей, в последний раз проверяя документы в сумке. – Еда в холодильнике, и я перевёл тебе деньги на такси, если захочешь съездить до своего друга. Сегодня сыро, будь осторожна. – Закончил он, надеясь, что хоть одно слово долетело до Лин. Но ответа от неё так и не последовало.
Конечно, доехать до северного входа было бы куда удобнее, если бы Лин всё-таки вернула брату машину. Когда-то пройти пешком сквозь весь первый Округ, как то ни раз проделывал Хён Сок, можно было не меньше, чем за пятнадцать часов. Но тогда его спина болела не так часто, ноги мчали без устали, а разум был пьян невозможно сильно. Когда он расстался с Кей, ему и не приходило в голову, что добираться от того дома на окраине можно было как-то иначе, чем через испытание изнурительной ходьбой с несколькими перерывами на ланч. Будто сам себя наказывая, Хён Сок продолжал мучить своё тело, возвращаясь из бара, где у Кей была работа. Сколько бы они это ни обсуждали, Хён Сок так и не смог понять, в чём причина его собственного к себе отвращения. Возможно, дело было в том, как часто он устраивал полные криков и слёз сцены, или, быть может, вся проблема заключалась в его отношениях с фолком. Но он всегда старался относиться к фолкам точно так же, как и к людям. Почти каждый раз у него это отлично выходило, не считая той случайной суммы черт, что напоминала ему об одном давно знакомом фолке. Оказалось, что всеми ними Великая Мать природа наградила именно Кей. И для Хён Сока они были одним большим издевательством.
Вагон метро мерно покачивался, заставляя людей и фолков внутри то и дело наклоняться друг к другу и чувствовать едва заметный запах алкоголя от тех, кто уже успел опробовать подделки отборных вин с Ньюэры во вдруг возникшее посреди рабочей недели воскресенье. Пот, лаванда и немного табака. Хоть Хён Сок и редко мог воспользоваться возможностью побаловать себя поездкой в воздушном метро, эту специфическую смесь он мог распознать всегда. Счастливчики, что успели сесть и избежать тесноты толпы изредка поглядывали на него с нескрываемым удивлением, поражаясь тому, как кому-то могло взбрести в голову потратить выходной на вылазку в холодную атмосферу Вины. Определённо, Хён Сок казался одним из тех сумасшедших, кто не считал гибель Ньюэры поводом для увиливанья от работы.
Плакаты с большим зелёным шаром, где-то покрытым огнём, а где-то уже чёрной выжженной почвой были больше похожи на постеры к постаппокалиптичному боевику. Старые лозунги, что пытались снова быть актуальными, украшали все стены. «Земля – наш дом» – гласил каждый баннер, вот только с Землёй уже давно было покончено, и вопрошать к людской совести стало слишком поздно. Разговоры и пересуды застаивались в душном воздухе, пока ветер не подхватывал их и не доносил до слуха Хён Сока.
– Я слышал, Ньюэру будут бомбить. – Говорили одни.
– Думаешь, им это кто-то позволит? Настолько большой источник природных ресурсов нужно ещё поискать. – Отвечали другие.
Как это обычно бывает с пустыми разговорами, все они в конечном итоге оказывались правы. Ведь когда-то и толоки имели своё содержание. И всякий раз любое дуновение становилось ураганом.
Председатель Медчер так и не вернул Нью утраченные земли. Кто-то находил ему оправдания, кто-то считал, что определяет его судьбу никто иной, как некий Божий суд, но все согласно сходились в том, что на плечи председателя взвалили непосильную ношу, и никто иной на том же месте не совладал бы с ней так же стойко, как то смог сделать Арис Медчер. Потеряв жену и сына, он оставался сильным, не давал эмоциям воли и лишь молился, чтобы беда обошла его дочь Фобию. Жалость и здесь сыграла с народом злую шутку. Сами того не замечая, люди прощали его огрехи, прислушивались к словам новой церкви и возлагали на неё слишком большие надежды. Пока одни продолжали молиться суровой реке Кали, в её водах омывая покрытые кровью руки, иные лишний раз толковали о новом понимании Библии и кризисе прошедшей эпохи. Хоть Хён Сок и не верил в Бога, он всегда ненароком прислушивался к словам, что твердили о его могуществе. Но если Бог и правда всесилен, то почему он, Квон Хён Сок, всё ещё безнаказан? Пока религия не могла ответить ему, она оставалась полна предрассудков.
Вот уже как полчаса Хён Сок ждал Эндрю у северных ворот, когда тот пришёл и отвлёк его от попытки понять выкованный на них узор. В такой близи их контур сливался с чёрными ячейками стекла, составляющих купол. Хён Сок всегда поражался их практичности – ведь всегда куда проще было сменить испорченную деталь, чем работать над всей конструкцией. Когда он в последний раз говорил об этом с Кэсси, она лишь воскликнула: «А мне казалось, что это одна большая аллюзия на соты в ульях у пчёл. Очень даже мило, что мы не позабыли о своих корнях и продолжаем поддерживать старые идеи». Каждое её подобное замечание звучало так, словно бы люди и правда когда-то жили в ульях и теперь вспоминают о правилах предков. Но уж кто, если не Кэсси, понимал что-то в древних порядках.
– О, полковник Квон, Вы уже здесь. – Пытался незаметно отдышаться Эндрю так, будто за мгновение до этого не бежал со всех ног до угла дома, за которым наводил на себя деловой вид и натягивал улыбку совершенно не пропустившего с десяток будильников человека. – Я немного задержался, ну, понимаете, пробки.
– Не понимаю. – Он тяжело выдохнул, заметив, как Эндрю перед ним натягивает шапку и большие с желтыми стёклами очки, безуспешно ища что-то по карманам. – Офицер Арно, будьте добры в следующий раз отнестись к работе так, чтобы создать хотя бы образ ответственности. Вы всегда совершенно не собраны. – Хён Сок протянул ему свои запасные рукавицы с тем серьёзным выражением лица, какое только мог сохранить при виде его растерянной благодарности. Эндрю всегда по-особому относился к всему тому, что давал ему Хён Сок. Словно бы это значило для него куда больше, чем он мог ему показать.
– Чтоб Вы знали, я, между прочим, не выпил и бокала вина, а хотя мог бы. – Он стоял, гордо задрав нос, пока наспех надетая шапка не соскользнула с его светлой непричёсанной шевелюры. – По правде говоря, я вообще ничего не пил и не ел со вчерашнего дня. Вы и не представляете насколько глубокомысленно я подхожу каждому нашему делу.
– Полковник, всё готово. – Вдруг подбежал к ним мужчина, поправляя козырёк своей кепы. – Машина подъехала и ждёт Вас.
– Только подъехала? – удивился Эндрю, успевший себе вообразить, что только из-за него все и стоят. – Что же Вы, сэр, знали, что я просплю? – он тут же прикрыл рот рукой в большой рукавице, про себя сетуя на свой длинный язык.
– За столько лет работы с тобой сложно было не запомнить, что твои часы опаздывают ровно на тридцать минут. – Продолжая сохранять невозмутимость во всех своих действиях, Хён Сок развернулся и зашагал прочь к боковой стороне северных ворот. Там, за маленькой дверцей, их уже поджидал пикап.
Говорить о том, что Эндрю позабыл абсолютно всю свою экипировку, было бы излишне. Единственное, что он успел прихватить, так это термос с тем самым кофе, что постоянно варила ему одна официантка из кафе «Холи Белли» на углу хилого зданьица, точно такого же, как и место офиса их отдела. Но даже его офицер Арно не мог испить, ведь, пока отвинтить крышку в рукавицах у него не получалось, а озноб не давал их снять, гордость не позволяла обратиться к Хён Соку, что и так помог ему запрыгнуть в высокую машину и застегнуть ремень безопасности на теле, ставшем совсем неловким и неуклюжим в утеплённой куртке. Эндрю кривил всей душой при одной лишь мысли, что ему придётся выйти в погоду, от которой он вечно прятался под куполом. И он бы не покидал его пределы, если бы друг в лице подполковника Квона лишний раз не заставлял Эндрю составлять себе компанию в нечастых, но долгих разъездах.
Зелёный цвет очков подходил под цвет кожи Хён Сока, что в морозе казалась совершенно оливковой. Хоть в пикапе можно было обойтись и без них, он никогда не откладывал очки тогда, когда в присутствии Эндрю можно было притвориться спящим и избежать участия в его бессмысленных разговорах. Все те речи, которыми он занимал водителя, беседуя то о политике, то об искусстве, то о своей новой девушке, казались Хён Соку до смешного быстро сменяющимися.
– А Вы слышали, что сегодня Эмили Брамс поедет к дато фолков? Воистину удивительное событие. Это ведь первая на нашей истории серьёзная попытка из просто знакомых отношений сделать людей и фолков друзьями! Не пойму только, почему только об этом не говорит весь мир.
– Потому, сэр, что широко известно об этом только в Ваших кругах. Но я с Вами, конечно, абсолютно согласен. Со стороны заместительницы председателя это отважнейший шаг, решиться на встречу с правителем фолков. – Со всей возможной вежливостью ответил мужчина, с ноткой неудовольствия в голосе лишь от того, что его вырвали на работу в законный выходной.
– Прошу Вас иметь в виду, уважаемый, что дато никакой не правитель в нашем понимании этого слова. Дато Конон – лишь лицо, выступающее со стороны фолков, но никак не строящее свои порядки на их территории. Дато не властитель, а лидер, ведущий за собой тех из народа, кто управляет им по воле разрозненно живущих фолков.
– Да-да, сэр, конечно. Простите за недопонимание. – Затараторил шофёр, абсолютно ничего не смыслящий в подобных тонкостях, которые были ему совершенно безразличны.
