И не понимаю. Ну просто не может быть, что некие люди приходят и делают, что им захочется.
Может.
Просто приходят и делают что угодно. Это ведь не бывает. Существуют правила. Иначе любой человек может делать что угодно.
Не любой. То есть может любой, но не любому можно. Все звери равны, но одни равнее других.
Фактически любой. Если наделен властью.
Вот это другой разговор.
Его раздражают звуки.
Можешь не издавать такие звуки.
Горячо. Я не могу пить большими глотками.
Подожди, пока остынет.
Если наделить властью, то, получается, можно делать что угодно.
Снова очевидное.
Так я не понимаю, как это и почему так можно.
Потому что наделенные властью
Ну они же почему-то ее обрели.
Ну подожди, пока остынет.
Почему-то обрели. Скорее всего, последовательно стремились. Либо оказались в сложившейся ситуации, и возник аппетит.
Этого я и не понимаю. Почему за меня сделали выбор, что должен.
Холодно.
Надень носки. Вообще надень побольше одежды.
Я привык дома ходить в чем попало.
Ты не дома.
Дома я не буду.
Мне всегда было интересно, как люди становятся затворниками.
Из религиозных соображений.
Нет. Не из религиозных. Те, что однажды решают исчезнуть из поля зрения. Особенно публичные личности. Одно время они стремились
Всем понравиться.
Всем понравиться, быть на виду. Потом решают, что все это им больше не нужно. И пропадают.
Ничего интересного.
Тебе ничего не интересно.
Мне неинтересны совершенно очевидные вещи. Нет никакой тайны. Решение отдельного человека. Устал, закрыл дверь, обил стены пробковой доской, лежишь, пишешь, после смерти снова вернешься
В общественное достояние.
Или не вернешься.
Или не вернешься. Но дверь ты уже закрыл. Смелость.
Глупость.
Я бы не назвал это глупостью. Недальновидность.
Не уверен.
Содержание с формой. Форма периодически меняется.
У содержания нет формы, оно само форма. Рихтер, художник, капиталистишер реализмус. Хочешь скрыться ото всех, желание сразу обрастает формой. Поведение как бы продиктовано заранее.
Фатализм.
Ракурс меняется. Польке, тоже реализмус, как-то специальной химической смесью нарисовал на стене павильона абстракцию, краски меняли цвет в зависимости от освещения, в разное время суток по-разному. В зависимости от температуры воздуха, влажности, количества народа в помещении. Алхимия.
Не вижу связи.
Я тоже.
Содержание не меняется. Краски, химический состав. Меняется ракурс. То же с затворничеством. Сначала хочешь спрятаться, чтобы никто не отыскал
Мы с тобой уедем на вокзал.
А потом меняется ракурс. Мы про это говорим.
Мы не про это говорим. Мы говорим о том, что делать, если вынудили сидеть взаперти. И про тех, кто добровольно.
Ну да. Мы про это говорим.
А те, кто добровольно, правда ли добровольно.
Не исключено, что да.
Не исключено. Но, может быть, что нет.
Может быть, что нет.
Но не исключено, что да.
Это как тюремное заключение. Но по собственному. Сам выбрал, послушно сиди, не ной. Ответственность на тебе.
Какой-то пустой, бессмысленный получается разговор.
Как всегда.
Я спать. Больше не могу.
Я тоже. Ты еще посидишь.
Да. Немного. Полчаса.
Долго вчера сидел.
Нет. Не долго.
Вид у тебя такой, как будто вообще не ложился.
Пару часов спал.
Боишься.
Боюсь. Все время думаю про шкаф. Вертится в голове. Усну, и будет то же самое. Страшно. Причем как-то не осознанно, по-животному. На уровне рефлексов. То есть вроде бы понимаешь, что в какой-никакой безопасности, но это головой, а тело недоосознает. У тебя наверняка так было.
Было. У всех было. Наверно.
В этом состоянии я все время и нахожусь.
И не спится.
И не спится.
Будешь.
Нет. Уже третья чашка. Не помогает.
Сегодня то же самое.
Ну да. Я, кстати, никак не могу найти то место, о котором рассказывал.
Где про дом величиной с камень.
Про камень величиной с дом. Который над тобой висит. Не помню, где это.
Тут как-то с книгами не очень.
Это известная фраза. Ее все знают. Но найти не могу. Где это было. Уверен, потом вспомню, буду удивляться.
Вспомнишь. Бывает, что просто приходит в голову. Будешь.
Нет.
Тебе хотя бы иногда надо что-то есть.
Ему не хочется есть.
Не хочется.
Через не хочу.
Не получается.
Не думай о нем.
Какой сегодня день.
Кажется, четверг. Не думай о нем.
Не думаю. Не могу. Думаю. Против желания. Само думается. Это как страх перед остановившимся временем, перед этим, где нет разнокачественности и, значит, времени. Страх перед мертвецом, страх перед тем, что он, может быть, все еще жив. Жив как бы отголосками нашей привычной жизни и сразу гниением. Вот эти два процесса подымут.
Живой мертвец.
Что-то такое. Страх перед предположительным.
Тоже где-то было.
Тоже где-то было. Где, не помню. Было. Поэтому нам страшно смотреть на мертвеца, хотя он предмет. Был субъект, стал объект. Довольно-таки мгновенно. Был, стал. Я это особенно болезненно. И вот это недоосознаешь. Но есть.
Не думать не пробовал.
Не думать не выходит. Пробовал. Может встать и выйти. Предмет встает, вот, скажем, этот чайник или холодильник, встает и идет как ни в чем не бывало, идет, бубнит что-то, вдруг. К этому нельзя относиться обыкновенно. Явление странное само по себе. В нем есть неясное. Спит.
Спит еще.
Ну вроде бы недолго еще.
Недолго. Не будем будить.
Давай включу.
Сколько сейчас.
Не знаю. Но уже вечер.
