Дарья Булатникова "Французское наследство"

***

Комсомольская улица оказалась на самом краю города, и застроена она была особняками-уродцами. Кто такие строения мог запроектировать, а, главное, ещё и захотел построить, всегда оставалось для Лёльки загадкой. Ведь сейчас можно выбрать в каталогах отличный проект, какой душе угодно! Можно нанять архитектора и он сделает дом-конфетку, изящный и уютный. Нет же, наши богачи считают, что достаточно воплотить свои убогие фантазии в горе кирпича – и соседи лопнут от зависти. И множатся каменные сундуки, дома-комоды, украшенные странными башенками, с железными гаражными воротами на главном фасаде. Да ещё и огороженные здоровенными кирпичными заборами высотой в три метра, со штырями по верху. Бр-р-р!

Оставив машину в самом начале улицы, Лёлька, не спеша, пошла вдоль оград.

Отыскав нужный дом, она содрогнулась – даже в сравнении с соседними он выглядел ужасно. Трехэтажный, крытый синей металлочерепицей, с вычурным балконом и разными по очертаниям и размерам окнами, расположенными как попало, особняк походил на толстого нахала, облачившегося в смокинг, спортивные штаны и тюбетейку. Ни за какие блага она не стала бы жить в таком кошмаре. А ведь владелец кирпичного монстра явно гордился им – вон какие бронзовые ручки на дверях, перед домом ухоженные цветнички и дорожки из фигурной плитки. Даже скульптура торчит из газона – писающий мальчик. Полный отстой!

В тот момент, когда Лёлька разглядывала дом, из его дверей вышла девочка. Она была одета в славненькое сиреневое платьице и белые туфельки с пряжками. Русые волосы, тщательно уложенные красивыми локонами, свисали ниже плеч. Образцовый ребенок, потупив глазки, прогулялся по дорожке, пнул гревшегося на солнышке рыжего кота, потом извлек из кармашка ножницы и аккуратно состриг только что расцветшие тюльпаны. Головки цветов этим ангелом-вредителем были немедленно и безжалостно растоптаны.

Лёлька во все глаза смотрела на то, как развлекается дитя. Следующим номером программы стал уже настоящий террористический акт – оглядываясь по сторонам, девочка ловко пролезла на соседний участок, протиснувшись между прутьями решетки. Там стоял сияющий свежевымытыми боками "мерседес". Маленькая мерзавка нырнула под автомобиль и вылезла через пару минут, сжимая что-то в кулаке. Что она могла свинтить с машины и, главное, чем? Отряхнув коленки, девчонка вернулась тем же путём обратно к своему дому и продолжила чинно прогуливаться по дорожке.

Из дома появился ещё один персонаж – длинномордый юноша с блеклыми глазами цвета увядающих незабудок. Юноша потрепал девочку по голове и скрылся в гараже. Через пару минут одновременно открылись ворота в ограде и ворота гаража. Оттуда выехала спортивная машина ярко-лимонного цвета и умчалась по улице. Ворота так же одновременно автоматически закрылись. Гадкий ребёнок радостно хихикнул и запрыгал по плиткам на одной ножке. Не иначе девчонка успела что-нибудь свинтить и с этой машины!

Лёлька так увлеклась наблюдением, что не заметила, как с другой стороны улицы появился черный "кадиллак". А когда заметила, было уже поздно – автомобиль остановился у неё за спиной и оттуда вылез невысокий, но крепко накачанный мужик с отливающим чернотой бритым черепом и какими-то жеванными огромными ушами.

– Ва-а-ай, – протянул Акакий Гогуа, а в том, что это именно он, Лёлька не сомневалась. – И чэго тебэ тут понадобылось, дэвушка?

У Лёльки душа ушла в пятки – выражение лица Акакия было таким, словно он готов немедленно выпустить ей кишки. Но тут из калитки выскочила маленькая хулиганка и с радостным визгом бросилась бандиту на шею. Понимая, что с повисшим на нем ребёнком, Акакию будет затруднительно извлекать из неё внутренности, Лёлька слегка перевела дух и попыталась исчезнуть. Но позади неё материализовались двое амбалов, которые ни слова не говоря, схватили её за локти и удержали на месте.

Акакий тем временем ласково сюсюкал с девчонкой. Из карманов и машины он доставал пакетики и коробочки и совал ей в руки. Ребёнок радостно верещал и потрошил подарки. Лёлька и амбалы молча ждали. Наконец девочка с охапкой сладостей и игрушек припустила в дом, а бандит, сняв с физиономии ласковое выражение, опять вызверился на бедную "дэвушку". Но передышка пошла той на пользу, она успела прийти в себя и набраться наглости.

– Какой у вас красивый дом, просто картинка! И дочка прелестная, – зачирикала она. – Мне в нашей газете поручили написать статью о современной архитектуре, вот я и хожу, приглядываюсь к новым постройкам. А тут как раз вы подъехали, вот удача!

– Чэ-э-эго? – не понял Акакий, но на всякий случай убрал с морды некоторую часть свирепости.

Потом почесал в затылке, очевидно соображая, чем может обернуться появление представительницы прессы у его ворот. Похоже, окончательных выводов он не сделал, потому что вопросительно уставился на Лёльку. Та поняла, что нужно ковать железо, пока горячо.

– Я выбираю, какие дома нужно сфотографировать, чтобы поместить снимки в газете. Вот моё удостоверение! – с этими словами она вырвала руку у одного из растерявшихся амбалов, достала свою подделку и потрясла ею перед носом Акакия. – А если у входа будет стоять счастливое семейство владельца – ещё лучше! И подпись можно сделать такую: "Вот как теперь живут наши горожане!" – Тут она замолчала, сама поразившись сказанному идиотизму.

Но бандиту её слова явно понравились, он радостно заулыбался, ухватил Лёльку под ручку и потащил к дому. Заведя её внутрь, он нежнейшим голосом пропел:

– Дорогая! Смотри, кого я к нам привел! Настоящая журналистка, хочет написать о нашем доме статью и фотографию сделать.

На этот призыв из глубины огромного холла, уставленного пластмассовыми растениями, бронзовыми торшерами и напольными вазами из перламутровой керамики появилась Зинаида. Лёлька сразу поняла, что верховодит в семье именно она. Дама была выше среднего роста, ширококостная, но подтянутая. На ней, как влитой, сидел дорогущий брючный костюм фисташкового цвета. Копна платиновых волос была зачесана с изысканной небрежностью, сразу видно, что с утра над ней потрудился парикмахер. Макияж тоже был безукоризненным. Не иначе, хозяйка имела придворного визажиста.

Дама взглядом гюрзы уставилась на Лёльку. Откуда-то выскочила вредоносная девчонка, мимоходом прилепила жвачку на нос стоящего в углу деревянного негритенка с опахалом и тоже вытаращилась на Лёльку. Акакий расцвел в улыбке и засюсюкал:

– Это моя супруга, Зинаида Павловна и дочурка Катенька, розовый бутончик. А это.... – он замялся.

– Ольга Петровна Сагайдаченко, – представилась Лёлька. – Корреспондент газеты "Ежедневный вестник".

– А что же корреспонденты и в праздники работают? – ехидно поинтересовалась Зинаида.

– Да мы всегда работаем, материал собираем. Вот я и решила в выходные прогуляться, а заодно выбрать дома покрасивее, чтобы потом из редакции фотографа прислать, – затараторила Лёлька, понимая, что Зинаиду так просто не проведёшь. Она явно запомнила названное Лёлькой имя, чтобы проверить, есть ли в газете корреспондент Сагайдаченко. И хорошо, если только фамилию спросит…

А простодушный бандит тем временем уже в глубине дома отдавал кому-то распоряжения. Вскоре Лёльку пригласили в столовую, где был накрыт стол не то для раннего обеда не то для позднего завтрака. Акакий, очевидно, проголодавшийся в дороге, налег на закуски, а Лёлька и Зинаида только слегка прикоснулись к еде. Катька вообще умчалась куда-то, сцапав со стола кусок торта со взбитыми сливками и мандарин. Зато появилась мрачная долговязая девица в черном обтягивающем платье и малиновых шлепанцах.

– Это моя дочь Ксения, – сухо представила её хозяйка.

Ксения, ни слова не говоря, плюхнулась на стул, набухала себе в фужер водки "Смирнов" и залпом выпила. Посидев пару минут в ступоре, она налила себе в тарелку супа из осетрины и принялась его быстро хлебать. Лёлька заметила недовольный и раздраженный взгляд Акакия, которым он одарил девушку. Но ту подобные взгляды совершенно не трогали. Она доела суп и принялась за отбивную.

Тут в комнату влетела Катерина и завопила:

– Ксюха, корова, зачем мой пластилин опять утащила? Убью нафиг!

– Ты зачем Катин пластилин взяла? – немедленно завелся Акакий. – Опять с Ромкиным папашкой кукол лепила и иголки в них втыкала? Ох, надеру я когда-нибудь задницу и тебе, и этому придурку!

Лёлька отметила, что, войдя в дом, бандит вдруг стал говорить по-русски совершенно правильно и почти без акцента. Возможно, нарочитое коверкание слов он использовал, чтобы ещё сильнее наводить ужас на жертв.

Тем временем скандал разгорался – Катька вопила, Акакий ругался, только Зинаида и Ксения сохраняли ледяное спокойствие. Девица, не торопясь, ела сочную свинину, а её мать с откровенной насмешкой наблюдала за Лёлькой. Потом, встала и, процедив сквозь зубы:

– Ну, вы тут развлекайтесь без меня! – величественно удалилась.

Акакий немедленно сник и пообещал своему "бутончику" купить сразу двадцать коробок пластилина, чтобы она не огорчалась. Катька, продолжая фыркать и возмущаться, убежала. Беседа за столом так и не завязалась, и Лёлька чувствовала себя не в своей тарелке. Внезапно Ксения подняла безразличные глаза и сообщила:

– Катькиного папашку пришили!

– Ты что говорышь? – опешил Акакий. – Кого-чего – прышили? Да ты… – он закончил фразу витиеватым и непонятным грузинским выражением.

– Сам ты такой! – вяло огрызнулась Ксения. – Я по телику новости смотрела, там диктор в конце сказал.

Бандит разом помрачнел и насупился. Потом тяжело поднялся из-за стола, швырнув скомканную салфетку.

– Прости, дорогая, – пробормотал он Лёльке. – Беда у нас. У Катерины ещё папашка имеется… имелся. Только мне она роднее родной дочки. Как же ей сказать? Бедный мой бутончик…

– Да уж, бедный! – хмыкнула Ксения. – Она папашку того все время козлом звала. А теперь ещё, небось, и наследство его получит!

– Какое наследство, зачем ей наследство? Я её всем на свете обеспечиваю, как принцессу, ни в чем не отказываю! Не надо нам его наследство!

Ксюша меланхолично выпростала из-за стола длинное угловатое тело и потащилась к дверям, бросив на ходу:

– Вам не надо, так мне отдайте. Я все жду, когда моего папахенца ухлопают, да всё никак… Не везёт.

"Ну и семейка!" – подумала Лёлька, тихонько пробираясь к выходу. Акакий метался по комнате, не обращая на неё внимания, и выкрикивал неизвестно кому угрозы. Из них следовало, что он лично покарает мерзавца, осиротившего Катьку. И кара эта будет страшной.

Лёлька вышла в холл и услышала, как один из амбалов, не допущенный в хозяйскую столовую, болтает с кем-то по телефону. Она четко услышала фразу:

– Да говорю тебе, мотались с шефом в Питер на разборки. Три дня не спамши, не жрамши, устал, как собака. А тут ещё ты со своими претензиями, коза недоенная! В гробу я видел твою дачу!

Переведя дух, она выскочила из дома. Так, значит, в ночь убийства Акакия не было в городе. Конечно, он мог поручить мокрое дело кому угодно. Но зачем? Похоже, этот гоблин действительно обожает Катьку и огорчать бы её не стал, даже если Вотю не приветствовал. Совершенно удрученная, Лёлька поплелась к своей машине.

***

Дома надрывался телефон. Конечно же, это был Олег, страдающий и тоскующий. Софья Павловна окончательно допекла сыночка своей заботой. Кормила она его только полезными для здоровья блюдами: кашками, протертыми супчиками и паровыми котлетами. Никакие доводы о том, что сломанной ноге глубоко плевать на то, протертый или не протертый суп будет есть её владелец, не действовали. Олег слёзно умолял Лёльку привезти ему парочку отбивных и копченой рыбки.

Швырнув в микроволновку размораживаться кусок свинины, Лёлька позвонила Баське. И сразу нарвалась на следующий шквал эмоций. Оказывается, Баська и сама ночью почти не спала, и Ваське не давала. Трижды она, настороженная подозрительной тишиной в соседней квартире, наведывалась в неё. В первый раз она вошла тихонечко и едва не свалилась на сидящую по-турецки в темной прихожей Лулу. Обе заорали от неожиданности и принялись выяснять отношения. В ходе выяснения Баська включила свет и, узрев странную масть собеседницы, офонарела и потеряла дар речи. В результате, Лулу одержала моральную победу, но всё-таки согласилась медитировать в другом месте.

Во второй раз Баське удалось добраться до кухни, где она застала голого Мишеля в обнимку с питоном. Мишель поведал, что испытывает необыкновенные тактильные ощущения. Питон ничего не поведал и выглядел сонным и апатичным. Из комнаты Левы доносились будоражащие воображение звуки, но Баське хватило общения с Мишелем, и туда она не сунулась. И только на третий раз ей удалось осмотреть квартиру полностью, потому что спали все: Мишель, укрытый купальным халатом, – в составленных креслах в приемной, Лулу – в постели Левы, а сам Лева вместе с котом – на диване в салоне. Причем, Левина морда была изрядно расцарапана. Баська проверила плиту, краны и форточки, унесла на всякий случай весь запас спичек из кухни, но всё равно до утра дремала в пол-уха.

Выслушав сетования и претензии несчастной, Лёлька выразила ей сочувствие и посоветовала позвонить родителям Левы и Агнии и попытаться спихнуть им непутевого сынка. Баська горестно вздохнула и отключилась.

Потом Лёлька позвонила адвокату Фомину, но у того новостей не было – притащить в город судью удастся, в лучшем случае, только завтра вечером. А значит, Агния пока будет находиться за решеткой. Правда, её перевели в трехместную камеру и еду за отдельную плату носят из ближайшего ресторана, но это все, чего удалось достичь.

В расстроенных чувствах Лёлька изжарила четыре огромных отбивных, с горя одну съела сама, а три упаковала в пластиковый контейнер и повезла Олегу. По дороге заехала в гастроном и приобрела еще кусок копченой осетрины, а на книжном лотке – два новых фантастических романа. Олег не разделял её пристрастий к детективам и больше всего уважал всевозможные межгалактические приключения с монстрами и стрельбой из бластеров.

Только постучав в дверь, Лёлька сообразила, что не удосужилась переодеться и явилась пред светлы очи ортодоксальной Олеговой матушки в сомнительном прикиде "а ля журналистка". Но было поздно – Софья Павловна, величественная, словно памятник Екатерине Великой, возникла на пороге. Лёлька вручила ей коробочку итальянских конфет в виде прозрачного сердечка и, удачно ускользнув от попыток втянуть себя в длительную беседу о ценах, здоровье и погоде, проскочила в комнату, где маялся, укутанный тремя пледами, Олег.

Страдалец выглядел весьма неплохо – румянец играл на чисто выбритых щеках, а журнальный столик, придвинутый к кровати был уставлен баночками из-под пива.

– Так вот почему тебе рыбки захотелось! – возмутилась Лелька. – Диета, называется! Запиваешь кашки пивом?

– Ага! – обрадовался Олег. – Маманя считает пиво жидким хлебом и не возбраняет. Ты мясца и рыбки притаранила?

– На, держи! – Лёлька принялась выгружать из пакета продукты.

– Стой, не доставай, прямо так положи сверток к стенке, под одеяло. Маманя скоро в магазин отправится, тогда съем, а то отберёт.

Лёлька хмыкнула и сунула пакет с едой за кипу подушек, на которой покоилась упакованная в гипс нога. Потом присела на краешек постели. Олег нежно обнял её за плечи, но тут в комнату вошла Софья Павловна.

– Леночка, хотите чаю? – преувеличенно любезно поинтересовалась она.

– Да, мамуля, будь добра, принеси нам пару чашечек! – мгновенно среагировал Олег, томно откидываясь на подушки.

Как только Софья Павловна исчезла, поджав губы, он снова потянулся к Лёльке, но бдительная матушка вновь материализовалась на пороге с вопросом:

– А сколько сахара вам, Леночка, положить?

– Мне, пожалуйста, без сахара, – пробормотала Лёлька, выпрямляясь.

– У нас примерно тридцать секунд, – шепнул Олег, провожая мать глазами, и поцеловал Лёльку.

Когда Софья Павловна вплыла в комнату с подносом, они уже чинно беседовали. Лёльку душил смех. Неужели мать до сих пор не сознает, что сыночку уже стукнуло тридцать четыре, он взрослый самостоятельный мужик? В конце концов, он живет с Лёлькой почти три года, пора бы привыкнуть.

Поставив поднос на столик и собрав пустые жестяные банки в передник, Софья Павловна удалилась, но тут же вернулась с вазочкой клубничного варенья.

– Мам, ну дай ты нам спокойно поговорить, клянусь, что ничем предосудительным мы заниматься не собираемся! – не выдержал, наконец, Олег.

– Говорите, разве я вам мешаю? – немедленно обиделась Софья Павловна и принялась подбирать разбросанные у кровати журналы и книги.

Олег молча закатил глаза и бухнул в чай три ложки варенья. Лёлька успокаивающе положила ладонь на его локоть. Спустя несколько минут их, наконец, оставили наедине.

– А хорошо бы и впрямь заняться этим самым, предосудительным… – мечтательно вздохнул Олег и подмигнул Лёльке.

Но та, опасливо покосившись на приоткрытую дверь, покачала головой:

– Ни за что! Заниматься любовью с загипсованным мужиком в присутствии его мамаши – это просто извращение!

– Ладно, буду получать удовольствие другим способом, – покладисто согласился Олег.

– Оставь свои интимные подробности при себе! – возмутилась Лёлька.

– Да я имел в виду наслаждение вкусной и вредной для моего драгоценного здоровья пищей! – заржал Олег. – А ты что подумала, испорченное существо? И скажи честно, Костик Мочалкин уже подкатывался? Небось, не упустил момента?!

– Мочалин? – фальшиво удивилась Лёлька. – С чего ты взял?

– Да брось ты, этот Мочалкин давно круги вокруг тебя наворачивает! – ревниво засопел Олег.

Лёлька возмутилась – мало того, что ей приходится мотаться в поисках информации, так ещё и претензии выслушивать! Рука сама тянулась отвесить щелбан по глупой Олеговой башке, но она сдержалась, только фыркнула.

– Ну ладно, не злись. Что поделать, если дурак я у тебя? Лежу тут колодой, надоело до чертиков! На костылях еле держусь, не научился ещё. Может, заберёшь меня отсюда, несчастного, я дома быстрее поправлюсь, – снова заныл Олег.

– Нет уж, меня сейчас и дома-то не бывает. А за тобой уход нужен, подай-принеси. Так что потерпи немного, я Агнии сейчас нужнее, чем тебе, – категорично ответила Лёлька. – А кстати, ты ведь журналист, всё про всех знаешь. Ну-ка расскажи, что про Вотю и его окружение слышал.

Олег задумался, даже глаза прикрыл. Потом допил чай и задумчиво ответил:

– Да в общем-то, я ничего такого и не знаю. Вотя, вроде бы, нормальным коммерсантом был, без особого криминала. Чистеньких в этой среде, сама знаешь, не найти. Но Бармин всегда меру знал. Крыша у него была, но так себе – не кавказцы, не отморозки. На баб покойничек падок был, но после того, как с Агнией закрутил, на других крест поставил. Хотя зуб дать не могу…

– А кто на него зло мог иметь? – не отставала Лёлька.

– Да я уж и сам думал, – вздохнул Олег. – Был тут один эпизод не так давно. Я случайно свидетелем стал. Валька Соболь, наша прима местного разлива, перепилась в ресторане и подсела за столик к Воте. Тот с приятелями тихонько себе сидел – отмечали чего-то. Ну а когда Валька по пьяни начала выделываться, те её культурно послали. Тогда она стала орать, что всем всё про Вотьку расскажет. И с такой, знаешь, ненавистью орала. Её, конечно, под белы рученьки секьюрити вывели проветриться. Но мне кажется, Вотя испугался, хотя и делал индифферентное лицо.

– А кто такая эта Соболь? Та, которая в нашем драматическом театре леди Макбет играет?

– Она самая. Раньше красивая была, не отнимешь, но поистаскалась. Пьет, как лошадь. Но только я думаю, что если она что-то и знает про Бармина, то логичнее было бы, если бы он её прибил, а не она его, – пессимистически закончил Олег.

Лёлька задумалась. Надо бы к этой артистке наведаться, благо повод навестить пьющего человека особо и искать не нужно.

– Ну, ещё, конечно, есть бывшая Вотина супружница, – продолжал разглагольствовать Олег. – На той можно прямо табличку вешать: "Не влезай, убьёт!" Но у неё очередное счастливое замужество в разгаре, так что тоже резона нет за нож хвататься.

– А что ты знаешь про наших местных сатанистов? – закинула удочку заинтересованная Лёлька.

– Так я же про то и рассуждаю. Слушай сюда. Вотька, значит, был третьим мужем Зинаиды. А первый – Жорж Пименов, натуральный бандит, до того, как спутался с этой стервой, работал, можешь себе представить, педиатром в городской больнице. Но пришлось ему, болезному, деньги для алчной женушки научиться кастетом-пистолетом зарабатывать.

Лёлька присвистнула: детский врач, ставший бандитом, это и вправду круто.

– А второй, Иван Лопухов, на этой же почве вроде с катушек спрыгнул и секту основал, – Олег некстати хихикнул. – Кстати, советую – прибыльное дело. Изображаешь из себя бога-учителя, и от паствы денежки рекой текут. Секта эта – не совсем сатанистская. Так, нащипали, где придётся, всякой чертовщины и фанатеют себе. То на кладбище могилки изуродуют, то ворота в церкви какой-нибудь гадостью измажут. А уж интервью любят давать, тут их хлебом не корми – дай повыпендриваться. Я с этим Лопуховым дважды беседовал – полный абзац!

– А не знаешь, случайно, где его можно найти? – Лёлька потупила загоревшиеся глаза и пододвинула Олегу печенье.

– Почему, очень даже знаю, у него любимое место – клуб "Ущербная луна", но только ходить туда не советую, – он окинул фигурку в куцей курточке снисходительным взглядом и пренебрежительно скривился.

Лёлька ужасно обиделась – они с Олегом бывали и на тусовках высшего света, и в ночных кабачках. А тут какой-то клуб! Большое дело!

Но она на то и была женщиной, чтобы скрыть свои истинные мысли и вытянуть нужную информацию в течение пяти минут. Оказывается, клуб "Ущербная луна" был создан для специфической публики. Туда по вечерам сползались посетители с физическими недостатками, психическими отклонениями, разные непризнанные гении, графоманы-кафкианцы, просто оригиналы, не желающие отождествлять себя с толпой. Там можно было подыскать компанию по нетрадиционным интересам – фетишистов, садо-мазохистов и прочих "истов", им никто не мешал общаться и делиться опытом. Впрочем, геи и лесбиянки были для клуба слишком заурядны, их там не признавали и не приветствовали. А вот зоофилы и транссексуалы умудрились прижиться.

Лёлька выслушала всё это не моргнув глазом, а вот у Софьи Павловны, незаметно вошедшей в комнату, лицо заметно вытянулось и приобрело малиновый оттенок. Олег заметил матушку слишком поздно и замолк на живописании своего опыта общения с компанией зоофилов, причем один из них был без руки и одной ноги, а другой прославился изданием за свой счет бестселлера "Любя все живое".

Оставив Олега успокаивать потрясённую услышанным Софью Павловну, Лёлька мгновенно простилась и выскочила на площадку, давясь хохотом. Правда, она не успела узнать, где эта "Ущербная луна" находится, но кто мешает ей позвонить Олегу позднее? Никто не мешает.