Анна Фаер "Никто и Ничтожество"

Спустя час или несколько часов я всё же уснула. За секунду до этого за окном раздался манящий и торжественный грохот. Откуда-то я знала, что он призывал меня. Но вместо того, чтобы откликнуться, я сбежала от него в небытие, навстречу вещим снам и…

Глава 2

Синие слоны

– Синим слонам?! – переспросила Тан резко, и случайно больно потянула меня за волосы, которые расчёсывала. – Ты отдала свой вещий сон синим слонам?! Как обидно. Ничего нового, мы ведь и так о них всё знаем!

– Потому и говорю, что рассказывать мне тебе нечего. Давай лучше ты. Что снилось? Признавайся.

Тан остановилась и опустила расчёску вниз. Мне пришлось обернуться, чтобы убедиться, что это не потому, что она закончила меня причёсывать. Печаль в её глазах и радостное предвкушение в её взгляде пытались донести до меня её чувства. Мы с ней всегда полагались на себя, на друг друга и на разговоры, что могут решить любые наши проблемы, если мы найдём правильные слова, чтобы описать свои чувства.

– Мне снился Юг, – Тан посмотрела на меня долго и внимательно. – Я была на берегу моря, Рэйви гоняла в воздухе чаек, а по горячему песку за птицами бегали два мальчика, два очень красивых мальчика. Одному было около девяти лет, а второй был чуть младше. Но оба они были невероятно красивыми, вряд ли я смогу описать их словами. Кажется, я была их мамой, а отца их с нами не было. Но я по нему и не скучала.

– И что дальше?

– Ничего.

– Это точно вещая кровать? – я поджала губы. – Какие-то наши сны обычные, не думаешь?

Тан покачала головой.

– Нет. Возможно, это и не самый увлекательный сон, который может присниться, но я чувствую в нём невероятную энергию. Пока что, наверное, у меня недостаточно опыта, чтобы правильно его трактовать. Но одно я знаю точно: мне суждено жить на Юге. Прежде я всего лишь думала об этом, но теперь это горит во мне настоящим огнём. Каждая моя частичка рвётся на Юг…

– И ты хочешь учиться в южной «мгле»…

Я знала, как тяжело будет произнести Тан это вслух, поэтому решила сказать это сама. Всего в нашей стране есть два места, где можно получить лицензию волшебника – северная «мгла» и южная «мгла». И хотя называются они одинаково, расшифровываются по-разному. И в расшифровке скрыта причина, по которой желание Тан – проблема для нас двоих. На Юге находится Магическая Государственная Лицензированная Академия, а на Севере – Магическая Государственная Льготная Академия. Юг для богатеньких ребят, готовых отдавать за учёбу тысячи и тысячи фурпий. Ну а Север для тех, кто готов учиться бесплатно, соглашаясь на десятки условий, предоставляющих льготы на бесплатное обучение. Одно из таких условий – обязательное наличие фамильяра.

– Папа точно согласится, чтобы я там училась, – сказала Тан, глядя на меня так грустно, словно просила прощение взглядом. – Вся моя душа теперь рвётся на Юг. Ты лучше всех знаешь, как не на месте я чувствую себя в нашем северном холоде и темноте. На Юге я расцвету.

– Ты чего? Словно отчитываешься передо мной. Я буду счастлива, если ты окажешься на своём месте.

– Но я оставлю тебя одну!

– Нет. Ты никогда не оставишь меня одну, потому что мы…

– СЛП, – закончила она за меня предложение.

СЛП – это Самые Лучшие Подруги. Тайное общество, которое мы придумали ещё в детстве, и которое во всём мире включает лишь двоих человек. Потому что дружить – самое сложное на свете искусство. Я бы сказала, что дружба и магия – родственные явления. И то и другое парадоксально и удивительно, возможно, и то и другое кажется чем-то нереальным, но стоит только впустить это в себя, начать дышать этим, как столкнёшься с чем-то, что гораздо больше всего, что подвластно человеку.

Нас постиг кризис в тот год, когда наши души разучились говорить на одном языке, и, сидя в тайном месте (на чердаке моего дома), мы с Тан говорили о перерыве. Оставаться вместе было незачем, казалось, годы взаимопонимания и химии между нами прошли, а впереди лежала пустынная равнина, способная предложить нам лишь жажду по былым временам. Такое бывает, когда находишь кого-то, кто действительно тебе предназначен. Но этот вывод пришёл к нам лишь в конце того дня.

– И что же, – спросила тогда я, – мы так и будем полагаться на детскую сказку о Вселенной, что свела нас вместе? Закроем глаза на то, что наши имена самые популярные в мире и нет ничего волшебного в том, что мы обе Тантанарет? Сделаем вид, что это не обычная случайность, что мы родились в одном городе и пошли учиться в одну школу? Неужели мы будем и дальше притворяться, что нам предначертано звёздами быть лучшими друзьями? Теперь, когда мы выросли, когда мало просто играть в одни игры, что мы будем делать теперь?

– Говорить, – ответила Тан. – Теперь, нам остаётся лишь всё обсудить. Прежде чем мы разойдёмся.

«Тогда давай никогда не замолкать. Даже если в конце это будут лишь крики гнева и стоны боли», – подумала я. И промолчала.

– Знаешь, а мне кажется, что всё это имеет смысл! – Тан решительно глянула на меня, но решительность эта нерешительно просила о поддержке. – Только представь, что Вселенная даёт нам всё, чтобы мы были счастливыми. И всё, что мы хотим. А мы хотим всегда оставаться друзьями, я знаю, что ты тоже скучаешь по прошлым беззаботным дням.

– Кажется, я понимаю, куда ты клонишь, – перебила её я. – Сейчас ты скажешь, что наши лучшие друзья не просто так рождаются нашими соседями, а наши возлюбленные не просто так оказываются однажды нашими одноклассниками, коллегами или знакомыми знакомых. Вселенная следит за тем, чтобы родственные души родились рядом и обязательно пересеклись.

– Именно!

– Но ведь это стирает смысл всех наших действий. Всё-таки должна ведь быть у нас причина, чтобы срываться с места, искать, бороться. Как легко и скучно было бы жить, если бы всё шло в наши руки само.

– В этом вся суть! Наша задача лишь в одном: не проебать.

– Кто бы мог подумать, что это окажется настоящим испытанием.

Мы замолкли. И километры недопонимания, тонны различий, столетия сомнений наполнили комнату между нами. И сердце моё страдало, всё внутри словно забыло, как дышать, и тьма поселилась в лёгких. Ничего не ощущалось больше правильным. И в таком состоянии оставалось лишь пройти километры недопонимания, растолкать тонны различий, пережить столетия сомнений – пройти в другой конец комнаты и обнять Тан.

– Я не потеряю тебя.

– Я тебя тоже.

И мы расплакались. Это было наше «я люблю тебя», но настоящие ведьмы не произносят такие слова вслух. Да и они, эти три слова, не справлялись с тем, чтобы выразить наши чувства. В конце концов, любовь есть и явление, и чувство. Но дружба – всегда только явление, потому что оно вызвано чувством любви, настоящей любви, что бы она ни значила. И всё же с того момента мне стало жаль, что для дружбы так мало подходящих слов. Например, фраза «я вдружился в тебя» могла бы очень облегчить человеческое общение, на мой взгляд. А это лишь первое, что приходит в голову…

– Мы всё-таки такие хорошие подруги! – сказала я тогда Тан, выпуская её из объятий. – Я никого не знаю, кто решил бы этот вопрос лишь разговором.

– Это потому что мы понимаем чувства друг друга. И всегда желаем друг другу счастья.

– Да. Кажется, этого достаточно. Пытаться познать друг друга достаточно.

Я и по сей день думаю, что наши дороги так и не разошлись, лишь потому что мы пытались разобраться во всём до последнего. Мы пытались найти друг друга, даже когда оказались в лабиринте чувств, полном таких чудовищ, как обида, жажда мести, злость и чувство вины. В мире, где никто никого не знает, где никто не знает даже себя самого, любить значит пытаться познать. Это касается и любви к себе тоже.

– Мы должны это как-то отметить! Оставить этот день в истории, пускай пока что она только наша.

– Может быть, даже лучше, если она будет лишь наша, – возразила я. – Только ты и я. Как тайное общество. Сегодняшний день станет праздником нашего примирения, праздником в честь нашей дружбы. Ведь мы самые лучшие подруги.

– СЛП! – вскочила радостно Тан. – Название, которое сможем расшифровать только мы. Но сегодня слишком поздно, чтобы устраивать пышное торжество…

– Значит, сегодня оно будет не очень пышным, но очень торжественным.

В первый День СЛП мы не дарили друг другу дорогих подарков, вроде борокса – камня мудрости, что находят в головах опасных змей или жаб и продают на магических рынках самых опасных районов города. Мы не готовили особых блюд в тот день и не строили грандиозных планов. В тот день, день, когда Вселенная убедилась, что мы с ответственностью и благодарностью относимся к её самым ценным дарам, мы с Тан сидели в комнате, уставленной ритуальными свечами, и смотрели друг другу в глаза. Мы пытались сглазить друг друга, потому что знали, что магия, как и дружба, у нас в крови, поэтому мы всё сможем, даже если пока и не обучались этому в академии.

Почему лучшие друзья могут пытаться сглазить друг друга? О, всё просто! Мы обе обладаем глазами уникального цвета – цвета пепла роз. А пепел розы, если вам по каким-то причинам это неизвестно, используют для инверсии заклинаний и обрядов. Стоит добавить пепел розы в проклятье, и оно станет благословеньем. И в тот день мы с Тан хотели одарить друг друга счастливым будущем. С того дня, даже если случалось подводить друг друга, поступать эгоистично или по глупости жестоко, мы всегда искренне желали друг другу счастья. И, задев, возвращались с бинтами и йодом, словами сожаления и, главное, выученным уроком о том, как поступать не стоит.

И потому, спустя годы, сидя в домике лесника, я крепко-крепко обняла Тан, говоря: «Как будто какое-то расстояние помешает нам быть СЛП! Юг не другая планета, а будь это другой планетой, я бы построила космический корабль!»

И вопрос переезда Тан в далёкий-далёкий Юг был закрыт. А вот вопрос о моём фамильяре оставался открытым.

– Я буду посылать к тебе Рэйви с вестями, чтобы общение по телефону не уничтожило всю магию. Представляешь, она подписала фамильров контракт своим же пером! Хорошо, что я у неё лишь одна, иначе она была бы как общипанная курица.

– Фамильяров контракт! – вскрикнула я, а потом прижала рот.

– Что такое? – спросила Тан и сразу же продолжила говорить о себе: – Кстати, я собираюсь вплести это перо в волосы, думаешь, будет хорошо смотреться? Рэйви мне подарила это перо на память. А вообще я нашла в снегу брошь с чёрным красивым камнем, и Рэйви сидела на дереве рядом с этой брошью. Ещё один подарок. Она очень дружелюбная и щедрая птица.

Я вспомнила о Ди и лишь хмыкнула саркастично. Я совершенно забыла оформить с ней фамильяров контракт. Конечно, это всего лишь формальности, но настоящая ведьма всегда серьёзно относится к документации. Правда, в то время я могла лишь мечтать о том, чтобы быть настоящей ведьмой, поэтому, когда Нонм и Тан с Рэйви готовили на кухне завтрак, а я пряталась от незнакомого лесника в комнате с Ди, ей не составило труда оставить меня без контракта.

– Договор, который ничем не закреплён, – это самый прочный договор, – подозрительно мурлыча, сказала Ди, забравшись ко мне на кровать.

Правда, после этого Ди дотронулась лапкой до оранжевого глаза, словно почувствовав боль. И в этот момент она выглядела так, словно отреклась от только что сказанных слов.

– Что такое?

– Ничего. Просто почувствовала, как сильно ты хотела этот договор. Но, поверь, он нам ни к чему. Мы всегда успеем его подписать.

– Я не знала, что так можно.

– О, дорогуша, никто уже давно не смотрит на бумаги. То, что я рядом, будет лучшим твоим документом.

– Ладно, – я пожала плечами. – Знаешь, а сегодня ты кажешься гораздо приятнее.

– Ты тоже. На морозе во тьме нелегко было быть милыми. Как насчёт выбраться из твоего убежища и познакомиться с Нонмом?

– Я не из тех, кто любит новые знакомства, Дифестемида…

Шерсть на загривке кошки встала дыбом, а ушки задрожали. Сквозь острые зубки она произнесла:

– Не называй меня так.

– Прости, – спохватилась я. – Но твоё имя такое красивое!

– Красота мало значит для меня.

– Оно больше, чем красивое. Это имя словно титулует тебя, поверь, я разбираюсь в таких вещах.

– Если хочешь, я могу рассказать, почему это имя мне не нравится.

И в тот момент я допустила ошибку, которая, в свою очередь, породила много других маленьких ошибок, которые падали, словно домино, в сторону конца мира. Вместо того чтобы поинтересоваться историей Ди, я отозвалась вошедшей в комнату Тан.

– Мы накрыли стол! Родители приедут за нами только через час, а дорога долгая, так что нам лучше позавтракать.

– Ладно-ладно, мы идём! Ди, что ты ешь?

– Посмотрим сразу, что мне предложат.

Страшно подумать, что всей этой истории могло бы не быть, если бы я в тот момент обратила внимание на недовольство, зародившиеся в разноцветных глазах моего фамильяра. Но я его не заметила.

В кухне, обитой деревом, было просторно и уютно, как и во всём доме. Нонм сидел за столом и подавал засахаренную вишню Рэйви. Птица сразу же вспорхнула на высокий холодильник, завидев сердитый взгляд Ди. Кажется, все обратили на него внимание, кроме меня. Мне и не приходило в голову, что для неё действительно важно было рассказать о своём королевском имени. Я ведь ещё не знала о том, что Ди окажется немногословной, склонной быть слушателем, а не рассказчиком. Я не знала, как ценна была каждая история, рассказанная ей, лишь потому что мои собственные истории рассказывались без труда.

– Доброе утро, Нонм, – неловко сказала я, присаживаясь за стол.

Вчера вечером лесник казался мне куда более суровым и далёким, вчера вечером он ещё был человеком, который спас мне жизнь. Но уже сегодня всё это словно утратило значение и потускнело. Это был обычный лесник, каких тысячи в тысяче других национальных парках.

– Я рад, что ты встретила хмурую ворчливую кошку, а не кого-нибудь из опасных существ, – сказал он столь добродушно, что Ди даже не обратила внимания на его нелестное описание её характера.

– А велик был шанс встретить кого-то опасного? – спросила я, принимаясь за ещё дымящуюся яичницу с беконом.

– Не больше, чем встретить опасного человека. Между прочим, вы больше меня живёте среди опасных существ. Вампиры, зомби, призраки, инопланетяне – всё это списано с обычных людей.

– Да? – хмыкнула я, расправляясь с яичницей. – Ну, к вашему сведению, я ещё не встречала вампиров, зомби, инопланетян или призраков.

Нонм улыбнулся так, словно прожил гораздо больше жизней, чем одну, словно объяснял слепому котенку истины зрячего человека. И когда мы с Ди переглянулись в этот момент, я поняла, что ей тоже это не понравилось.

– Всё ты видела, – продолжая улыбаться, сказал Нонм, – только вот ничего не поняла. Не видела зомби? Не видела, как люди преследует других, выедая им мозг, потому что их собственный повреждён? Или вампиров, которые забирают энергию каждого, к кому подойдут, и становятся лишь сильнее и счастливее от этого? Или инопланетян, которые чувствуют себя в нашем мире чужими и всматриваются в звёздное небо, надеясь хотя бы там разглядеть свой дом? Или призраков, которые давно умерли, но продолжают бродить по свету?

Я прекрасно поняла, что именно он хотел сказать, но почему-то насупилась и даже как-то обижено ответила:

– Нет, ничего такого я не видела.

– Тогда это первый раз, когда ты завтракаешь за одним столом с призраком. Приятного аппетита.

– О боги!!!

Тан подскочила с места и в испуге посмотрела на меня, не понимая, почему я так спокойна. В этот момент мы с Нонмом и фамильярами громко рассмеялись, а Тан покрылась красными пятнами, как бывало с ней при сильном смущении.

– Нельзя так шутить! – заявила она Нонму, возвращаясь за стол. – Я вот ужасно боюсь приведений. Так страшно было бы встретить что-то, в чём не осталось жизни. Это было бы так холодно и затхло, просто кошмар!

– Значит, тебе должно быть затхло и холодно. Потому что жизни во мне не осталась.

– Это неправда, – нахмурилась я. – Вы встали утром, значит, ещё есть что-то, ради чего Вы готовы вставать. Ничего страшного, если Вы сами не знаете, что это.

– Нет, я встал утром, потому что я всегда просыпаюсь… – он замолчал надолго, а потом неожиданно грустно произнёс: – Она тоже всегда просыпалась. Но я не ожидал застать тот момент, когда она проснётся после своей смерти. Моя бедная Антика теперь одна из безликих этого леса.

Возможно, это было моей ошибкой. Возможно, эта ошибка всегда будет идти за мной по пятам. Но я в очередной раз заметила чью-то боль слишком поздно. И вот, глядя в выцветшие глаза, слезящиеся болью, я поняла, что увела всех в комнате в разговор, избежав которого, мы бы беззаботно болтали о пустяковых, но неплохих вещах.

– Сейчас моё сердце зарёбрилось, но прежде боль была невыносимой. Я не справлялся ещё в дни, когда Антика была жива. Чем холоднее она становилась, тем горячее становились мои слёзы. Она была моими крыльями, я любил жизнь, делал много и мечтал сделать ещё больше. Но я не знал. Не знал, каким тяжёлым бременем становятся крылья, утратившие способность летать. И с тех пор, как меня придавило этим грузом, я призрак, что живёт болью. Боль, что со мной много лет, – он замолчал, зажмурив глаза так, словно кто-то сжал его сердце стальной рукой с острыми когтями, – за все эти годы я так и не нашёл слов, чтобы описать эту боль. За все эти годы боль стала частью меня. И теперь я больше не нахожу слов, чтобы описать самого себя. Я призрак того, кем был рядом с моей Антикой.

Я словно стояла перед подбитым машиной животным: хочется унести с дороги, но каждое прикосновение станет причиной страданий. Только вот стоять в нерешительности всегда хуже.

– Почему она умерла? – спросила я вслух вопрос, о котором думал каждый в комнате, кроме Нонма.

– Она не умерла, – покачал головой лесник. – Я ведь сказал, что мы с ней из тех, кто всегда просыпается. Она проснулась и ушла. Но без лица. Лес полон безликих, эту хворь невозможно остановить, но я хотел лишь услышать «люблю» до того, как её лицо исчезнет. Одно её «люблю» было ценой всей моей жизни. Видимо, дешёвая цена, а дешёвые вещи она никогда не любила. Но, может быть, – он проглотил ком в горле и продолжил: – может быть, она не знала, как дорого стоит это её слово. В любом случае, она потеряла лицо, так и не сказав мне этого напоследок. И теперь я уже который год пытаюсь понять, почему она этого не сделала. Ведь мы знали, что она уйдёт в лес, во тьму. Но почему-то она лишила себя последнего человеческого… Самого человеческого жеста, который только есть.

– Как она заболела? – спросила я, чувствуя, что мне следовало бы молчать.

– Это моя вина, что всё закончилось так. Мне следовало бы заметить, что она изменилась, но я думал, что это, хоть и странно, но всё-таки не то, из-за чего стоит переживать. Так всегда кажется, когда до момента трагедии всё было сказочно хорошо. А так всё и было. А потом её доброе любящее лицо стало пропадать, появились злые слова и холодные взгляды. Хоть я и не стал безликим вместе с ней, но после этого моё лицо навсегда потерялось тоже. Я исчез. Каждый безразличный взгляд и злое слово пробивали во мне дыру. Сначала дыра была в области сердца, потом я стал похож на решето, а потом ничего не осталось. Удивительно, что даже сейчас, когда я никто, всё ещё бывают моменты, когда я чувствую себя простреленным насквозь, навылет, а ведь здесь даже не осталось во что стрелять. Такое бывает, когда я встречаю Антику в лесу, бродящую в темноте, ищущую лица, которые она могла бы похитить.

Раздался глухой стук в дверь, и все мы вздрогнули. Нонм встал, резко отвернувшись от нас, и я была уверена, что он сделал это не столько потому, что был хозяином дома, вынужденным открыть дверь, а потому что стремился скрыть от нас свои слёзы. Но Антика была слишком холодна, а потому слёзы о ней были слишком горячими. И температура в комнате резко подскочила сразу на несколько градусов. Из-за одной слезинки. Страшно подумать, как кипело и жгло Нонма изнутри.

Как я и ожидала, за дверью оказались родители Тан. Они благодарили Нонма за гостеприимность, пока мы с Тан суматошно одевались, толкаясь в тесной прихожей. Прощание вышло скомканным, но, уходя, я обернулась, чтобы ещё раз посмотреть в залитые болью глаза лесника. Я не могла давать обещаний, которые мне было не под силу исполнить, я была всего лишь подростком, который не умел по-настоящему колдовать. Но всё же я обернулась, чтобы заглянуть в обожжённые горем глаза и сказать своим взглядом, что я найду способ, как всё исправить или буду пытаться его найти, пока не получится. По какой-то причине (возможно, это была интуиция или пробуждающаяся магия во мне) я всей душой прониклась спасшим меня лесником, он словно был моим братом, отцом или верным другом, кем-то, ради помощи кому я готова была бы душу продать. Если, конечно, её можно было бы продавать дважды.

В машине Тан весело говорила с родителями, рассказывала им про свою Рэйви и меня с Ди. Я же всю дорогу смотрела в окно, мои синие слоны трубили, всё ещё надеясь услышать ответ от синих слонов Нонма. И тогда по моей щеке скатилась слеза – не такая горячая, как слёзы Нонма, не имеющая конкретной причины, не ядовитая, а всего лишь солёная, может быть, немного горькая человеческая слеза. Такие слёзы остаются обычно незамеченными. Но с появлением Ди в моей жизни, всё перестало быть обычным. Она не заметила слезу, я успела убрать её со щеки, но стоило мне зашевелиться, как Ди повернулась.