– Это была провокация.
Он протянул вверх руки, потянулся и зевнул, никого не смущаясь. Мамочка, идущая на нас с коляской, покосилась на него с легким удивлением.
– Любишь внимание?
– Люблю. И привлекаю независимо от того, хочу я этого или нет. Так что лучше хотеть внимания и получать, чем не хотеть, но все равно получать, как считаешь? А что насчет тебя? Как я могу судить по десяти минутам нашего знакомства, ты внимание не любишь. Ты его презираешь. Если бы кто-нибудь предложил создать стену вокруг каждого человека, эдакую капсулу, чтобы никто никого не видел и внимания не обращал, ты бы эту идею поддержала. Так?
– Нет, не так.
– Внеси свой законопроект.
– Вношу. После десяти минут такой содержательной беседы должно следовать десять минут тишины.
Ник наконец-то достал телефон. Но вовсе не за тем, чтобы проверить, во сколько же все-таки он должен был подойти к моему подъезду. А чтобы с самым демонстративным видом открыть таймер, выставить десять минут, нажать на «старт» – и затем продемонстрировать мне.
Я кивнула:
– Кто слово промолвит, тот ее и съест.
– Кого ее?
– Дохлую кошку с облезлым хвостом… Рыба карась, игра началась.
Он посмотрел на меня так, будто я была умалишенной. И был не прав абсолютно.
Но этот его взгляд и ознаменовал начало нашего молчания. Правда, сложно сказать, что было более неловким: молчание или все же разговоры. Ибо я со всей тщательностью смотрела в сторону, будто никогда не видела таких прекрасных серых стен, облезлых лавочек, детей, обжигающих ступни об нагретые под солнцем горки, и котов, выглядывающих из-за подвальных окошек.
А Ник смотрел на меня.
В его зеленющих глазах прямо-таки сквозила насмешка, когда я, не выдержав пристальной слежки, все же поворачивала голову в его сторону, чтобы тут же отвернуться. Тем не менее, нечто наивное внутри меня пару раз подкидывало шальные мыслишки – а если бы насмешка сменилась чем-то… более теплым? Было бы мне приятно ощущать этот взгляд?
Любовь разная бывает.
Бывает тягучая, вишневая, зрелая, испытанная временем, а оттого не так просто ее вывести, она впиталась во все, чего коснулась. Не такая эта любовь, может быть, страстная, как прежде, и условия на нее навешиваются, но она с каждым годом лишь крепче – как вино.
Бывает застывшая, сахарная, розоватая, как сладкая вата. Когда не видишь недостатки, или не хочешь видеть, или есть нечто, их затмевающее. Несколько искусственная. Перегореть может легко, как лампочка за стеклянной витриной.
Бывает алая – спелые ранетки; пульсирующая, как артериальная кровь, самая искренняя и безрассудная. Когда готов пойти на край света, и сердце выскакивает из груди, и хочется лишь рядом быть, и все на том. Боль от предательства самая сильная – будто насквозь пронзает сердце.
Алый очень красиво смотрится на ярко-зеленом. Так еще природой было задумано.
На моем, сером, не смотрится вообще ничего.
Любовь разная бывает, но она сейчас точно не то, что мне нужно, так почему я об этом задумываюсь?.. Тем более, в такой ситуации.
Таймер зазвучал резко, возвращая из мира грез суровее будильника, и причем в тот момент, когда я в очередной раз повернулась, чтобы ответить на насмешку своим не то смятением, не то смущением.
– У тебя тяжелый взгляд, – заметил Ник. – Как будто молнии из глаз летают. Такие вщух-вщух. Как у супергероини. Чудо-женщина, типа того. И вот опять ты так смотришь… Мне готовиться к обеду? Дохлым хвостом.
Я не выдержала и хмыкнула.
– Подрабатываю клоуном, – он улыбнулся.
– На полставки?
– На полставки.
– А еще половину куда?
– Ты совсем ничего обо мне не знаешь, – Ник даже сделал вид, что обиделся. – Я, конечно, подозревал, что Илья – ужасный молчун, но даже не мог предположить, что настолько. Я программист. Вообще-то. Лучшей шараги этого города, соседний факультет твоего гения-математика. Недавно повстречал статейку в интернете… что-то типа – выпускники нашей шараги занимают второе место в стране по размеру зарплаты. В айти-сфере, как положено. Посмеялся.
– Почему?
– Второй курс позади. Половина обучения. Практически позади, окей, завтра пересдать экзамен нужно. Физика, ура… А перспектив все еще не видно… Тебе не кажется, что я слишком много говорю? Пришел твой черед рассказывать о себе. У нас равноправие.
– Ну… – я даже несколько растерялась. – На свою бесполезную профессию я учусь вот там.
На дальнем конце улицы в самом деле замаячил знакомый силуэт – мой институт.
– Я знаю.
– Откуда?
Ник пожал плечами:
– Я неподалеку здесь живу все же. Раза три даже видел тебя, запомнил. У меня хорошая память на лица. Идешь – треть города знакома. А ты мелькаешь иногда на фотках рядом с Ильей, и внешность у тебя выдающаяся. Запомнить несложно.
– Чем это она выдается?
Я покраснела. Всеми открытыми участками тела сразу, конечно же. Ник это заметил, усмехнулся. Но отвечать не стал. Заметил вместо этого:
– Дважды ты была с каким-то милым мальчиком, лохматым таким… Но он, видимо, без мотоцикла, – Ник театрально вздохнул. – Твой парень?
– Нет.
Конечно же, говорил он про Пашку. Ни с кем больше я вдвоем ходить не могла.
И ничего лохматого в нем нет, особенно если с Ником сравнивать. Я, конечно, понимаю, мы окружающих судим по себе, но все равно это перебор.
– Он та-а-ак на тебя смотрит, – протянул Ник. – Я различил томление в его взгляде на расстоянии пятнадцати метров. У меня хорошее зрение, но его бы и слепой различил. И ты тоже должна была заметить, не поверю, что ты ему в глаза ни разу не смотрела своим взглядом тяжелым. Отшила, получается?
– Что за вопросы такие? Никого я не отшивала. Мы просто учимся вместе, в одной группе.
– Ты первый курс закончила, так?
– Так. И что с того?
– Как грубо. Неужели за год он ни разу не попытался к тебе подкатить?
– Я была в отношениях.
– Тогда понятно, – Ник демонстративно оттряхнул руки. – Была. В отношениях. Какой слог высокопарный… Поэтесса. Значит, смотри. Он ждет, пока ты немного отойдешь от… них. Чтобы потом уже заявляться к тебе со своими чувствами. Таким порядочным, слишком хорошим девочкам нельзя говорить о чувствах, когда они находятся в отношениях. И сразу после отношений нельзя, они же отходят… страдают. Нужно прождать… ну, скажем, полгода. И уже потом подаваться.
– Личный опыт, да?
За такими абсурдными разговорами мы и дошли до моего института. Я обвела взглядом красивые белые колонны, подпирающие его, и на мгновение (всего лишь на мгновение, к счастью) почувствовала тоску по тем временам, когда мне нужно было появляться здесь ежедневно.
С другой стороны, не успею заметить, как учеба начнется вновь. Тоска испарится тут же, одномоментно.
Нет, институт я люблю, несмотря ни на что.
У Ильи универ, может, и сверхмодный, и чересчур перспективный, второе место по стране, понимаете ли. Зато у нас – с богатой историей, со своей атмосферой. Ему недавно стукнуло девяносто четыре года, так и до сотни недалеко… Хотя я все равно не дотяну, даже если решусь пойти в магистратуру.
– Наблюдения, в основном, я-то не порядочная девочка, – ответил Ник. – Мне тоже нравится, как ваш универ выглядит. Хотя учеба в нем, слышал, сомнительная. Преподы с прогрессирующими психическими расстройствами. Некоторые, окей. Хотя у гуманитариев это явление частое.
Так талантливо делать комплименты, при этом высказывая несколько замечаний подряд, я не умею, так что мне остается лишь по-тихому восхищаться. Тему оскорблений универов, преподов и гуманитариев я решила не развивать, вместо этого заметила весьма честно:
– Ты не слишком похож на того, кто будет наблюдать. Скорее, на действующее лицо. Одно из главных, если не главное.
– Приятно слышать.
И улыбнулся так хитро, будто ни одного из сказанных мной слов не являлось правдой.
Разговоры на время прекратились. Мы вдруг резко завернули в переход между домами, стоящими сразу за моим институтом. Затем еще в один. Потом опять. Не то чтобы раньше у меня наблюдались проблемы с ориентированием на местности, но сейчас, признаться честно, я попросту заблудилась. К институту-то вернусь после плутаний, но вот понять, куда мы там мчимся стремительно, пока что не могу.
– Ну-у-у, вот и все, Ника. Пришли почти. Вот в дальнем подъезде – моя хата. Звать тебя внутрь я не буду, у меня легкий… м-м… беспорядок. А прямо за домом гаражи, с этим повезло. Сейчас мы быстро за байком сгоняем. А потом на нем погоним.
– Ты специально такими закоулками людей водишь, чтобы они дорогу не запомнили? – пробурчала я.
В этот раз взгляд Ника мне понравился. Посмотрел он так, что мне сразу стало понятно – я попала в точку. Вот же… хитрец. И все-таки интересно, насколько он часто этим приемчиком пользуется-то. Надеюсь, хотя бы раз в недельку, максимум в две. Иначе несолидно, такой профессионализм скрывать.
Гаражи в самом деле располагались непосредственно за домом.
Куча одинаковых жестяных коробок, преимущественно выцветших – горчично-красные, грязно-синие, серо-зеленые. Некоторые были открыты, в них наверняка копошились те самые товарищи, которым совсем никак не сидится дома, а вот в гараже стоится прекрасно. У лучшей подруги моей мамы такой муж, я от нее наслышалась мимолетом…
Но в целом гаражи выглядят мило.
И даже одинокая желтая лампочка-груша, свисающая примерно посередине (потому что точно никто не вымерял), добавляет своеобразный уют. Вечером, наверное, в нее еще и мотыльки стучатся, пытаясь отогреть свои тонкие крылышки…
Потом падают.
Крылышки складываются в форме стрелы – стыкуются у основания, затем расходятся под острым углом. Так и лежат мотыльки на спинке, застывшие, в одно мгновение сменившие шелк на камень. Я на таких вдоволь насмотрелась, еще когда бабушка была жива. Я складывала их под цветущие кусты, надеясь, что там им будет лежать спокойнее; а они потом сами исчезали куда-то.
– А к экзамену тебе не нужно готовиться? – очнулась я вдруг.
– Запомнила, – Ник удивился. – Все-таки что-то от злопамятности Ильи в тебе есть. Да черт с ним, с этим экзаменом. К нему подготовиться невозможно. Повезет – сдам.
– Хороший универ, – пробормотала я.
Даже мы себе такого не позволяем вообще-то… Только я, иногда, в критических ситуациях.
– Ага, и экзамены интересные. А вот моя вторая хата.
Гараж у Ника оказался серо-голубым, больше его ничего не отличало от остальных, такая же жестяная коробка.
Ник закопошился в рюкзаке, пытаясь отыскать ключ – судя по агрессивному шуршанию, внутри хватало всякого прочего хлама.
– Откуда у тебя гараж? – поинтересовалась я.
Вот не молчится ей, и все тут. Давно облезлыми хвостами не обедала или что?
Ему тоже это забавным показалось:
– Ника рассказывает о себе, да. Знаешь, из тебя бы получился неплохой шпион, у тебя хорошо получается выпытывать информацию. От… о! нашёл. – Ник извлек из рюкзака связку ключей, победно ими позвенел. – Я их когда-нибудь потеряю, клянусь. – Нужный ключ ловко зашел в замочную скважину. – От отца. Долгая история. Когда-то мы семьей жили в двадцати минутах ходьбы отсюда. – Ключ повернулся в скважине, неприятно скрипнув. – Потом переехали на землю, в особняки за город.
Он потянул дверцу гаража на себя – ту, что поменьше – и она заскрипела куда истошнее ключа.
– А сейчас ты живешь здесь?
– С семнадцати, на съемной хате. Неудобно было ездить каждый раз в школу, а потом еще и на допы.
– А родители?
– Ника, я от тебя в восторге, – Ник покосился на меня, но особо восторга в его глазах я все-таки не разглядела. – Ты такими темпами за одну прогулку вытянешь из меня всю мою информацию.
– Я просто поддерживаю разговор…
– Ну да. Признайся уже, что тебе просто хочется узнать меня ближе. И еще… И еще… – Он вдруг склонился ко мне и осторожно снял что-то с волос.
– Пылинка? – уточнила я, ужасно, конечно же, краснея.
– Тополинка.
Вот и меня коснулась эта участь.
Он шагнул внутрь, в темную затхлость, и уже оттуда ответил:
– Родители два года назад развелись. Отец остался здесь, но с головой ушёл в предпринимательство, а мать уехала, по каким-то своим педагогическим делам. Почему бы и нет? Дети взрослые. А гараж он так и не продал. Ну и вот, он достался мне.
Зажегся свет – тот самый, желтый, от той самой лампочки. Он создал вокруг волос Ника желтоватый ореол, будто его причислили к святым по каким-то неведомым никому причинам. Хотя кто его знает, вдруг причины все-таки есть. Смогу сказать к концу прогулки, когда в самом деле выведаю информацию обо всех его заслугах, докапываясь со своими вопросами.
Не боится запылить волосы-то?
Ник скрылся из виду, пришли в движение задвижки, и вскоре ворота раздвинулись— мне пришлось сделать несколько больших шагов назад, чтобы не снесло ненароком.
Гараж оказался на удивление пустым. Обычно в них хватает хлама, начиная от журналов десятилетней давности (когда папа купил гараж, в нем именно такое богатство обнаружилось, мы с Ильей, в то время еще ученики начальной школы, в восторг пришли), заканчивая кучей инструментов, болтов, масел десяти разновидностей.
А здесь была только пара полочек. Одна и в самом деле с инструментами, другая – со шлемами. Мотоцикл стоял в противоположной стороне от них, красивый, серебристый, огроменный такой… Еще б я в них что-то понимала.
