Варвара
Любовь Подина
986 год. Древняя Русь.Ведун Лютовид, преследуя свои интересы, желает убить маленькую девочку Варвару. Названый отец девочки погиб в походе, а мать погребли вместе с телом мужа. Варвару спасает ученик волхва юноша Здебор. Молодые люди убегают на заколдованные болота. Варвара оборачивается рыжим котенком.Богиня Мара устраивает охоту на Здебора и Варвару.Впереди героев ждут приключения и тайны, которые берут свое начало задолго до их рождения. Открытым остается вопрос: какие секреты молодые люди хранят друг от друга?
Любовь Подина
Варвара
Глава 1
986 год
Вчера весь день лил дождь. Словно сами боги оплакивали своих славных сынов, вернувшихся из похода на щитах. Сегодня с утра воздух влажный, пахнет скошенной травой и еловой хвоей. Стоит месяц вересник. Тревожная тишина раскинула свои объятья над селеньем. Не слышно птиц, не видно лесного зверя. Сегодня день тризны. День, когда родичи, прощаясь, восхваляют усопших, отдают дань памяти героям. Песнями зовут дедов, что бы они встретили своих потомков в светлом Ирии.
Туман опустился на поле, посреди которого стояли три бревенчатых сруба с ладьями. Прощальные корабли были искусно вырублены, украшены витиеватыми резными узорами. В каждой ладье был установлен шелковый шатер. В шатре на щитах лежали молодые воины, три брата Они наряжены в дорогие золоченные шелковые рубахи. Их головы украшают кожаные очелье с драгоценными камнями, в руках – каленые мечи, в ногах стоят различные яства с заморскими винами, редкие ткани хранятся в сундуках, и орудие, добытое в бесчисленных сражениях. По бокам лежат порубленные кони и обнаженные, принесенные в жертву рабыни с фарфоровой кожей. По обычаю в последний путь мужчин сопровождают жены, самые молодые и красивые в роду.
Две женщины были готовы к завершению обряда. Однако третья опаздывала. Ее привез из похода один из трех братьев Креслав, что лежал сейчас на смертном одре. Она статная, горделивая, с прямой осанкой, как у царицы, черноволосая и черноглазая смуглянка, так не была похожа на местных кумушек, коренастых, светловолосых, с курносыми носами и светлой кожей.
Сплетни шли за женщиной по пятам. А она не оправдывалась, молчала, что раззадоривало публику. К ней часто цеплялись, толкали, задирали, строили козни, но она никогда не жаловалась мужу. Креслав был мудрым, наблюдательным. Часто давал отпор сородичам. Мужчину побаивались, и лишний раз при нем не выказывали свою неприязнь к выбранной жене. С чужеземкой прибыла девчушка, которую Креслав назвал своей дочерью. Да только в это никто не верил. Девочка не была похожа ни на чернявую смуглую мать, ни на отца голубоглазого с льняными локонами. Скорее варяжская кровь текла в ее венах. Так и прозвали ее Варькой, что означало чужая, дочь варваров.
Варваре шел шестой год. Она была рослой, сообразительной не по годам. У нее были рыжие волосы, словно шерсть лисы по осени и зеленые как трава-мурава глаза. Взглянет, как морок наведет. Местный люд строго – настрого запрещал своим детям якшаться с чужачкой. Девочке не хватало общения со сверстниками, и она везде бегала за названным отцом, слушала его, играючи обучалась военному ремеслу. Варька чувствовала неприязнь родичей, ее это огорчало. «Искра, моя»,– бывало, ласково называл ее отец, поглаживая по рыжей макушке. Теперь ей будет не хватать его. Кто же защитит их с мамкой? Кто станет верным другом?
Тем временем старый волхв Лютовид подталкивал к выходу на ритуальный помост мать Варвары.
– Давай, женщина, ступай. Не заставляй ожидать тебя в столь ответственный час.
Чужеземка переминалась с ноги на ногу, была неспокойна, в глазах стояла жгучая тоска.
– Лютовид, сын Сварога, помни наш уговор! Сам знаешь, ради дочери иду на жертву. Сохрани мою тайну. Я буду следить за тобой до конца твоих дней из светлого Ирия. А когда настанет твой час, встречу тебя как самого родного человека. Но если нарушишь свое обещание, помни, прокляну тебя из-за кромки. Женщина свела черные брови к переносице, кулаки сжала так, что ногти впились в кожу ладоней, на лбу выступила испарина. Она резко развернулась и вышла с капища. Лютовид ухмыльнулся в длинную седую бороду и не спеша последовал за ней.
Их диалог слышал ученик волхва, молодой парень по имени Здебор. Он был удивлен пылкой речью чужеземки. Какие тайны хранил Лютовид? Позже ученик хотел бы расспросить старого волхва, но этому не суждено было сбыться.
Черноволосая смуглянка взошла на жертвенный алтарь, встала рядом со своими товарками. К ним тут же подскочила пожилая жрица с расписанным оберегами лицом. Мозолистыми руками женщина подала девам кубки с маковым отваром. Жены осушили чаши одним махом. Молодые красивые женщины, одурманенные медленно шли к ладьям. Они были одеты в роскошные вышитые платья, на их шеях красовались драгоценные ожерелья, на руках звенели чеканные браслеты.
Варька стояла среди толпы. Когда ее мать прошла мимо нее, звеня браслетами. Девочка встрепенулась, заскочила на помост и закричала: «Мамочка, родненькая, не уходи, обернись! Не бросай меня! Повернись к своей искорке, услышь меня!» Но женщина шла, не оборачиваясь. Тогда Варька побежала, схватила мать за ноги, упала на колени, продолжая причитать: «Мамочка, родненька! Не уходи! Остановись!» Люди перешептывались, что это дурной знак в тризну кидаться на жертвенных дев, не отпуская их за кромку. Кто-то из мужчин выскочил и забрал брыкающегося ребенка. Варвара билась в истерики, кусалась, пыталась вырваться пока ее матушке и другим девам жрица перерезала горла, а затем укладывала на щит подле мужей. Люди заголосили прощальную песнь и подожгли ладьи. Едкий дым повалил с бревенчатых настилов. Девочка лишилась чувств.
– Киньте ее в огонь вместе с матерью!– Волхв – стоял, указывая скрюченным пальцем на Варьку.
Молодой ученик волхва Здебор побледнел, схватил старца за рукав, поворачивая к себе лицом и сказа сбивчиво:
– Да, как же это в огонь, Лютовид? Ты матери ее обещанье дал! Сварог тому свидетель.
Толпа зароптала. Лютовид с силой выдернул свой рукав из цепких рук юноши, нахмурил кустистые брови и сквозь зубы, шипя как змей произнес: « Никогда. Слышишь меня, малец? Никогда. Я Лютовид, сын Сварога не имел договор с ведьмой»!
Старый волхв, пока народ не пришел в себя и не заподозрил неладное, не осудил служителя за беседы с чужеземкой, схватил Варьку за волосы и поволок ее к горящим ладьям. Варвара больше не кричала, не было смысла, никто не заступится. Люди стояли не подвижно. Их взгляды были осуждающие. Негоже чужеземке так себя вести на тризне, негоже осквернять память почтенных мужей. Кто-то из толпы выкрикнул, чтобы волхв быстрее закинул чужачку в кострище.
Вдруг, толпа, как по команде замерла. Ноги у людей стали тяжелыми, чувствовалось, будто корни выросли из пяток и ушли глубоко в землю, удерживая неподвижные тела. На жертвенном помосте так же неподвижно стояли волхв с девочкой. Разгоняя туман, фыркая пеной, к месту тризны мчался черный конь. Его густая грива развивалась на скаку, заслоняя наездника. Земля дрожала с приближением животного. Когда конь поравнялся с кораблями смерти, на землю спрыгнула она – сама богиня Мара.
Черная накидка упала с плеч, обнажив белесые острые плечи. Волосы седые и распущенны, несколько прядей искусно заплетены в тонкие и толстые косички, увешанные оберегами. На груди блестела лунница. Мара была худощавая, высокая. Ее лицо, с резко выделявшимися скулами, было выкрашено белой краской с ритуальными знаками. На костлявом запястье висел острый серп, удерживаемый тонкой прочной лубяной нитью. В другой руке она держала сосуд в виде козы.
Жрица смерти босая, в красном просторном платье быстрым шагом приблизилась к волхву с девочкой. А может и не шла она вовсе, а чудесным образом возникла рядом. Никто не заметил. Только Лютовид дрожал, как осиновый лист. Такая мощная и устрашающая энергия исходила от нее. Морена взяла Варвару за подбородок, приподняла его и посмотрела в глаза ребенка, затем втянула костлявым носом воздух и произнесла: « Я забираю ее». Голос богини звучал утробно и чуточку басовито, совершенно не свойственно женщинам. Волхв, все еще дрожа, отпустил девочку. Варька упал на землю. К ней тут же подбежал Здебор, поднял и спрятал за свою спину.
– Мара, священная жрица смерти, выслушай меня прежде, чем принять решение, – парень не выказал свой страх перед роковой женщиной.
Богиня удивленно вздернула брови и подумала: «Как какой-то мальчишка посмел сдвинуться с места, да еще так дерзить?» Она подошла к ученику вплотную, медленно наклонила свою голову влево, заглядывая в глаза, Здебор пристально смотрел на нее.
У Мары вместо глазных яблок зияли черные дыры, затягивавшие душу в бездну, за кромку к самому кощею. Ее дыхание было холодным. В воздухе пахло затхлостью и гнилью. Жрица смерти разразилась гортанным смехом, эхом, разнесшимся по округе. В дали в ответ каркнул ворон.
Молодой ученик волхва резко отвел взгляд в сторону, развернулся к Варваре и заорал: «Беги! Что есть мочи беги!» Потрясенной девочке не нужно было сто раз повторять. Она тут же рванула с места. Здебор тем временем толкнул Мару в грудь и вскочил на ее коня. Конь заражал, встал на дыбы, но молодой человек удержался. Крепко схватил удила, ногами ударил по бокам коня и помчался во весь опор нагоняя рыжеволосую девчушку.
Мара разгневанная от такой неслыханной наглости, взяла острый серп, и одним взмахом руки полоснула по горлу старого волхва. Лютовид захрипел, его борода клоками осыпалась на землю. Скошенная душа волхва вылетела из тела. Мара открыла сосуд-козу, который поглотил дух старца. Бездыханное тело волхва лежало на траве. Под ним растекалась лужа крови, которую быстро впитывала сырая земля. Богиня исчезла, слово растворилась в воздухе. Вот, только что была – и нет ее. В воздухе еще витал запах гнили перемешанный с дымом, на земле лежал мертвый Лютовид, за ним догорали кострища. Морок спал и люди без сил упали на землю.
Варвара бежала по полю. Ноги у нее горели огнем так, что сырая трава не могла охладить их. Девочка мчала так быстро, что казалось, будто сам ветер Стрибог нес ее на своих воздушных руках. Здебор на коне быстро нагнал чужеземку, схватил за шкирку и на ходу запихнул в мешок. Конь скакал, унося беглецов все дальше и дальше от родного селенья. Уже поле с тризной осталось позади, а впереди виднелся густой лес, темный и непролазный как будущее молодых людей. В грубой мешковине, которую бережно удерживал парень тяжело дышала рыжая кошка.
Конь тяжело шагал по бурелому. Хвойные ветки хрустели под тяжестью копыт. Тропа еле различимая вилась сквозь заросли ельника и березняка. Давно этой дорожкой никто не ходил, не ездил. Когда то она была единственным связующим звеном маленького мальчика Здебора с миром людей, за которыми он следил в тайне, от своей матери Кукши.
Здебор спешился с крупа животного. Ноги его утонули в мокром мху. Запахло болотной стоялой водой. Дальше придется идти пешком. Юноша лихо преодолевал провалы в трясине, зная в этих местах каждую кочку. Конь устало плелся позади, временами недовольно фыркал, но не отставал от своего нового хозяина. По началу, Здебор решил отпустить животное восвояси, как только заметил, что за ним с Варварой нет погони, но подумав, принял решение, что такой красавец конь еще пригодится.
Юноша остановился на одной болотной прогалине и заглянул в мешок. Маленький рыжий котенок спал, свернувшись клубочком на дне мешковины. «Это к лучшему», – Вслух произнес Здебор.
Наконец лесной сумрак начал рассеиваться, болото осталось позади и лес, раздвинув свои мохнатые колючие лапы, открыл взору юноши знакомую поляну с покосившейся черной от времени деревянной избушкой. Бревенчатое строение со временем пришло в упадок. Одна комната, печь выложенная из камней, располагалась на земляном полу – полуразрушена, оконный маленький проем зиял темной пустотой, дверь покосилась. Нижние кольца сруба просели в земле, крыша обильно проросла дерном и мхом.
Здебор остановился, отпустил удила коня, и бережно положив котомку с котенком на землю, поднял руки к небу. Воспоминания, как лавина нахлынули на него. Ноги подкосились, юноша рухнул в мокрую траву всем телом, крепко вцепившись пальцами в волосы.
Здебор застонал гулко, протяжно, словно волчий отпрыск. Стоны постепенно перешли всхлипы, а после в тихий, еле слышный скулеж. Юноша перевернулся на спину, раскинул руки и уставился опухшими от слез глазами в небо. Грудь равномерно подрагивала после случившейся истерики.
В этой избушке, пятнадцать лет назад Кукша произвела на свет мальчика, назвав его Здебор, что означает победа. Именно победой над своими страхами стал долгожданный ребенок для одинокой женщины, натерпевшейся унижений от своих сородичей.
Кукша рано осиротела. Мать съела послеродовая горячка, отца позже загрыз медведь на охоте. Именно занятие охотой помогало выживать сироте. Зимой девушка запасалась пушниной, а летом грибами и ягодами. Затем сбывала в обмен на муку, яйца и масло у односельчан или заезжим купцам.
Девушка жила обособленно, не с кем не общалась. Всему виной были насмешки односельчан. Что и говорить, когда нос картошкой, волосы редкие да цвет, как шерсть у мыши. Не густые серые локоны в толстую косу не заплести, только прятать под куцый нищий платок. Ростом девушка была высокой и от скромности сутулилась. Местные женихи разве что до подмышки доставали. Вот и дразнили Кукшу кто жердью, кто кикиморой.
Когда пришла пора женихам со сватами по дворам расхаживать, в Кукшин домик никто не заглянул. Кому нужна сиротка бесприданница? Так бы и куковать девушке век вековухой, если бы не один случай. Однажды возвращалась она из леса, грибов полный короб несла. Догнал ее купец.
– Кукша, запрыгивай в телегу, довезу до села, – размахивая руками, кричит торговец.
Кукша признала его, да в телегу залезла. Парень молодой да пригожий всем девушкам был люб. Лошадь телегу везет, а купец улыбается, подмигивает Кукше. Девушка скромно улыбнулась, опустила голову. «Ай, да скромница!» – воскликнул торгаш и руку за пазуху засунул, достал бусы алые как рябина по осени. Камни блестят на солнце, искрами переливаются.
– Хочешь? – покрутил перед носом Кукши связкой бусин, – ну, чего насупилась? Твои будут, коли поцелуешь меня.
Щеки девушки разрумянились. Стыдно в глаза посмотреть. Да и в счастье такое не верит, что такой пригожий парень ухаживает за ней. Купец же руки свои потянул, да завалил в телеге Кукшу. Прижал своим крупным торсом и не выпускает. Девушка отбивалась, как могла, да что же она сделает слабая супротив сильного молодого парня. Начала тогда Кукша кричать, на помощь звать. Народ в селе услышал, набежал. Хорошо, что дома сородичей уже близко были.
Стоит Кукша, понёву рваную руками придерживает, а купец, как ни в чем небывало ухмыляется, усы поправляет. Разбираться стали, что да как. Да кто поверить сироте безродной, когда мужчина богатый свою правду доказывает:
– Сама она ко мне прыгнула в телегу, накинулась, юбку на себе рвет. Видно сам Уд овладел бабой. Да, кто на такую кикимору посмотрит?
Кукша стоит, молчит, голову в плечи втянула, а купец продолжает:
– Опозорить меня баба непутевая решила! Требую к ответу ее призвать и наказать.
Народ зароптал: «Кукша им никто, толку от нее нет, а купец товар привозит, да вес в обществе имеет не малый». Посовещались односельчане, поспорили. Из толпы вышел староста Богша, снял шапку, почесал затылок и говорит: « Опозорила ты наше селенье Кукша. Так и знал, что в тихом омуте черти водятся. Значит, так, мое слово крепко и обсуждению не подлежит. Отправляешься на капище к волхвам. Прислуживать им будешь. Может, на что сгодишься? Тебе в село более ходу нет. Коли, приказ мой нарушишь, то купец волен тебя палками забить до смерти».
Едет телега, дорога не близкая, слезами девичьими залита. Ни первая, ни последняя Кукша на капище едет. Алтарные работницы – живой товар для купцов нарочитых, для солдат голодных до удовой страсти после долгих походов, для люда лихого, что византийскую монету имеют. Туго женщинам приходится. Кто в полон попал, кого родня, как лишний рот сдает, а кто сам приходит тело и душу продает за еду, да кров над головой. Одним волхвам польза и благодать. Деньги рекой текут, требы дорогие жалуют.
Убежать с капища практически невозможно, кругом болота топкие, да леса бескрайние. Заговорены топи и леса волхвами, куда не побежишь, любая тропинка назад воротит. Так и живут девы горемычные, долю свою нелегкую коротают.
Никогда волочайкам женами не стать, да деток своих не нянчить. Родит иная – волхвы на алтарь дитё забирают и требу богине своей злобной Маре возносят. Не пересыхают идолы капища от крови невинных дитяток. Не голодают волхвы, богато живут, вина заморские пьют, жиреют. Больных и немощных женщин на болото свозят зверям на корм, да болотнику на потеху.
Остановилась телега у мольбища. Вышел к гостям волхв. Высокий, худощавый, волосы рыжей копной вьются, борода густая огненная по колено висит, а взгляд, как у хищника, с прищуром, прожигает душу насквозь. Как есть колдун. Оглядел, оценил Кукшу и на купца удивленно уставился.
– Где деву захудалую подобрал купец? Или торговля твоя нынче совсем плоха, что товар неприглядный сбываешь?
– Ладно дело мое идет, волхв. Погляди, какие требы на твое капище привез, – купец откинул полог на телеге, – скажи работникам пусть бочонки вина, да ткани заморские разбирают, а дева в довесок идет. Своим сородичам она не нужная, мне тем более кикимору ни продать, ни обменять.
Приблизился волхв к купцу. Вроде и худощав служитель, да как плечи распрямил, больше торгаша стал раза в два не меньше, брови курчавые к переносице свел:
– Не лжешь ли ты мне муж нарочитый? Чую запах вины твоей перед девой этой витает.
Купец на миг растерялся, застигнутый врасплох прозорливым ведуном. Затем собрался, вскинул голову, поправил пояс на рубахе:
– Ты, ведун, меньше рассуждай. Староста велел, чтобы сироту эту у вас оставить. Я помог, привез. Дальше наши дороги расходятся.
– Коли так, то ступай, – волхв кивнул головой в сторону, – требы свои за порогом оставь.
Волхв еще раз оглядел с ног до головы Кукшу, сложил руки за спину и молча пошел прочь. Девушка нерешительно постояла, глянула исподлобья на купца, ненадолго задержав взгляд, и двинулась следом за ведуном.
– Постой, бедолага! – окрикнул ее торговец, доставая из-за пазухи все те же бусы с ярко красными каменьями, которыми накануне заигрывал с девушкой, и бросил к ее ногам в песок, – забирай, заслужила!
Кукша наклонилась, подняла из дорожной пыли связку бус.
– Благодарю тебя. Век не забуду.
Территория капища была окружена высоким в три сажени частоколом, в середине двора величественно возвышался идол Мары. Искусно вытесанный из цельной древесины, черненный белор богини выглядел устрашающе. Мара стояла, раскинув руки в стороны, притеняя часть двора, словно сама тьма нависла над душами смертных людей. Лицо богине было озлобленное, костлявое с темными выжженными провалами вместо глаз.
Взглянув на идолище, Кукша вздрогнула и отвела взгляд, поёжилась. Волхв заметил эту особенность, усмехнулся в рыжую бороду:
– Что не люба тебе наша Богиня?
Девушка только пожала плечами, стараясь не смотреть на ведуна.
– Ступай, вот в ту избу, – рыжеволосый ведун указал на строение, расположенное в стороне от общих многочисленных построек, – пока будешь помогать служительницам Мары, дальше посмотрим. Продать тебя не продашь, волочайкой не сдашь, а кормить тебя задарма никто не будет.
Кукша подошла к женской части строения, немного задержалась у входа, пригнулась и вошла в прихожую. На входе располагались скамьи, покрытые белой овчиной на которых спали две полных бабы неопределенного возраста. Далее шла просторная, неотапливаемая комната, посреди которой располагался длинный деревянный стол с лавками по краям, во главе стола возвышалось деревянное кресло, в красном углу стояли чурбачки-идолы, оконные проемы затянуты бычьим пузырем. Из комнаты было три выхода: за одним скрывалась лестница на второй этаж, два других вели в кухню и истопку, в которой женщины в холодное время года собирались все вместе на ночлег.
Кукша оглядела всю избу, но кроме спящих у входа баб, никого не обнаружила. На второй этаж девушка не пошла. Если там кто-то и находился, то это часть дома явно принадлежала кому-то из старших служительниц, поэтому до поры туда нос лучше не совать. Девушка скромно присела на край лавки. На улице вечерело.
Кукша начала было уже подремывать, как в прихожей раздался топот и суровый женский возглас: « Опять спите, лентяйки!? А, ну марш за работу! Скоро молодцы удалые прибудут. Новица, беги, затапливай баню. Гостята, накрывай на стол, да пиво не экономь сегодня. Ведун предупредил, что едет сам Креслав с братьями и войско свое ведут. Надо дорогих гостей встретить с почетом и уважением. А, вы девоньки, прихорашивайтесь, да наряды самые лучшие наденьте. Осталось вас мал мала меньше, авось, у Креслава дивный был поход, и он нам новых жиличек пожалует». Последнюю фразу женщина произнесла тихо и безрадостно.
Кукша подскочила с лавки, опустила голову долу. Женщины всем скопом ввалились в просторное помещение. Замерли, увидев стройную, высокую и совсем не привлекательную девушку. Первой заговорила статная черноволосая женщина в синем платье из тонкой шерсти, расписанным по подолу узором из оберегов серебряной нитью. Волосы ее были убраны в тугой узел, поверх одет белоснежный повойник и синий как платье убрус.
– Новенькая? Как звать? – бойкая женщина обошла вокруг Кукши, оценивая девушку.
